В духе Агаты Кристи - Святослав Сергеевич Спасский

весь ее авторитет слиняет, а я тут же превращусь в матерого лодыря и хиппи. И сяду ей на шею навсегда.

Ну, я выключил. А что сделаешь? У меня есть записи Мирей Матье на маг, но, согласитесь, одно дело слушать, а другое — еще и видеть. Обидно.

Мама ушла на кухню, забренчала там тарелками-кастрюлями, но снова включить я не решился: тут такое подняться может, никакая Мирей мила не будет. Мама, она такая.

Папа — он помягче, с ним договориться можно. И вообще он понемножку отстранился от контроля за моими занятиями, потому, во-первых, что с работы приходит поздно, в девять, а во-вторых, после того случая с геометрией.

Случай был забавный. Я как-то сидел, задачку решал. Чего-то у меня не получалось, ну, он и подсел ко мне.

— Застрял? — спросил он бодро. — Тугодум же ты. Смотри: эти углы равны, верно?

— Нет, — сказал я. — Они не равны, они конгруэнтны.

— Чего-чего? — спросил папа, немного засуетившись, — Как это — конгруэнтны?

— Очень просто, — пояснил я. — Фигура конгруэнтна данной фигуре, если эту вторую фигуру можно отобразить на первую с сохранением расстояний. А отношение конгруэнтности фигур рефлексивно, симметрично и транзитивно.

— Ты вот что, — рассердился родитель, — ты меня, понимаешь, не разыгрывай. Мы тоже в школе учились. Я тебе дам — транзитивно!

Я раскрыл учебник на соответственной странице и показал ему. Он замолчал.

С тех пор он уже не проверяет, как я учу уроки, и ограничивается общими рассуждениями насчет диплома, как фундамента.

Опять я отвлекся. Нет, не вытянуть, видно, мне эту несчастную сюжетную линию, мысли скачут, как каракумские тушканчики.

Да. Раскрыл я, значит, тетрадку с уравнениями, сижу. Пять минут сижу. Десять минут сижу. Уравнения не решаются, Мирей Матье не поет. Время проходит впустую. А я совсем о другом думаю: какую бы это штуку изобрести, чтобы мгновенно включать и выключать телевизор. Не сходя с места. Вот было бы потрясно. Мама из комнаты, я — щелк и смотрю. Мама в комнату, я — щелк и уже задачку решаю.

А потом думаю: да ведь тут и изобретать нечего. Во всем мире существуют дистанционные переключатели. Чтобы именно так, не поднимаясь со стула, командовать телепередачами. Мне, правда, не приходилось эти переключатели в натуре наблюдать, какие они, у нас-то их пока что нет. А, может, уже есть, подумал я, чем черт не шутит. Ведь когда-то должно быть начало. Надо бы сходить в радиомагазин и разведать.

3.

Это был вечер, и поэтому я тогда никуда не пошел. А на следующий день отправился в такой специализированный магазин, благо он от нашего дома за два квартала и называется «Волны эфира».

Ну, названьице! Кто их только придумывает? И, наверное, деньги за это получает, не бесплатно же. Волны эфира, а? Коли так, то надо бы построить торговый центр, этакий ансамбль из магазинов. И чтобы молочный магазин там назывался «Реки кефира», а кондитерский — «Кучи зефира»…

Стоп! Снова меня заносит.

Беру свои рассуждения за жабры.

Народу в этих «Волнах» почему-то совсем не было. Хотя понятно, почему: в свободной продаже телевизоров практически не бывает, так чего ради сюда ходить? В зале тем не менее высилась пирамида из телевизоров разных марок. Это были — смешно сказать — рекламные телевизоры, на них висели тоскливые таблички «Не продается». Их, я сосчитал, было тринадцать, и все тринадцать работали. Перед ними торчали два пацанчика и смотрели одновременно на тринадцать экранов. На экранах плясала красивая белозубая кубинка.

«Ча-ча-ча!» — задорно покрикивала кубинка. На девяти экранах она была расцвечена, как праздничный салют — красная, зеленая, желтая… На остальных — черно-белая.

На каждого пацанчика приходилось шесть с половиной экранов. Это в наш век дефицита было чересчур роскошно, я подошел и встал рядом. Теперь на каждого пришлось четыре с третью экрана и четыре с третью белозубых кубинки.

Поглазев, я подошел к голубому пластиковому прилавку, за которым маялась без работы молодая продавщица в сером фирменном халатике с большой эмалированной брошкой-монограммой в виде букв «В. Э.».

— Что, племянничек, желаешь? — спросила продавщица. — Дистанционный переключатель?

Я оторопел:

— А… откуда вам…

— Не первый день работаю, — улыбнулась девушка. — Тебе ДПБ?

— Что это — ДПБ? — смущаясь, спросил я.

— Ну, ДПБ — бесконтактный значит. Дистанционный бесконтактный, ясно?

— Нет, — признался я. — Как это — бесконтактный?

— Да ты и правда тугодум, — засмеялась продавщица и встряхнула гривой платиновых волос. — Вот, смотри. Кстати, последний остался, повезло тебе. Видишь, ни провода, ни штекера, ничего нет. Бери его в руку, как пистолет, и дулом направляй на экран. А большим пальцем нажимай на кнопку. Четыре кнопки, и над каждой цифрочка, видишь: ноль, один, два, три. Усек? На какую кнопку надавишь — такая программа и будет. Демонстрирую! Нацеливаю на крайний телевизор. Раз!

Кубинку на крайнем телевизоре как ветром сдуло, появился жирный в очках дядька и забубнил что-то об открытых разработках угольных бассейнов. О том, как производительность труда резко повышается, а себестоимость угля резко снижается как раз из-за того, что разработки — открытые.

— Два! — скомандовала девушка.

На смену дядьке появился нелепый мульт-утенок, который с деловитым кряканьем вылезал из озера. На берегу, за кустом, нетерпеливо елозила лисица. Пацанчики переметнулись к утенку.

— И выключить можно?

— Ну! Для того и нолик на шкале.

Она нажала нулевую кнопку. Лиса с утенком сжались в световое пятнышко и исчезли: экран потух. Пацанчики снова уставились на кубинку.

Я стоял, немного обалдевший, раздавленный техническим прогрессом. Сколько же такое чудо может стоить?

Точно угадав мои мысли, девушка сказала:

— Ну, берешь? Два восемьдесят пять в кассу. Последний, учти.

Два восемьдесят пять у меня имелись, и я стал владельцем сказочного прибора. Он и выглядел-то сказочно, напоминая собой застывшую медузу. Его корпус был сделан из какого-то полупрозрачного материала. Под корпусом перемещались узкие тени, мерцали зеленоватые лучи. Только направляющий ствол и кнопки были изготовлены из золотистого металла, бронзы, что ли.

— Работать не будет или еще что, — пристально глядя на меня черными раскрашенными глазищами, сказала продавщица, — неси прямо ко мне, ни к кому другому, договорились? Если меня на месте не будет, спросишь Жанну, меня зовут Жанна. Хорошо?

Позади прилавка открылась узкая дверца и из нее высунулся угрюмый и лысый человек с модными печальными усами, как у Тараса Бульбы. Человек был очень старый, лет, наверное, за сорок. На его груди тоже сверкали буквы «В. Э.».

— Жанна, — сказал он. — Накладные на радиозверей проверь. Быстренько.

— У меня же покупатели, Иннокентий Иваныч, — возразила Жанна, снова тряхнув копной пушистых волос.

— Я