Банкир - Лесли Уоллер

Приходится кривить душой, подумал Палмер, но это ложь из добрых побуждений. Старику ведь до смерти хочется высказаться, и он уцепится за первую же возможность.

– Что предпринимали? – огрызнулся Бэркхардт.– Мы слонялись тут без толку и ворон считали, вот что мы делали. Все эти пятнадцать лет мы просиживали штаны, глядя, как сберегательные банки тащат доллар за долларом у нас из-под носа только потому, что мы в свое время не пожелали возиться с такой мелочью. А теперь, когда нам эти доллары понадобились, мы даже не знаем, как к ним подступиться.

– Вот этого-то я и не пойму,– снова солгал Палмер.– Я хочу сказать, что не вижу ничего таинственного в деятельности этих сберегательных банков. Сколько их вообще-то? Пожалуй, и ста тридцати не будет по всему штату?

– Да, примерно столько, а вместе с филиалами около двухсот пятидесяти наберется.

– Да, но ведь один лишь ЮБТК имеет почти столько же филиалов, сколько вся их система, вместе взятая?

Бэркхардт на это не ответил, и Палмер продолжал расспрашивать, чтобы дать старику возможность излить душу.

– Труднее всего мне понять именно это,– снова заговорил Палмер.– Возьмем человека с постоянным заработком. Как правило, две трети заработка уходят у него на уплату долгов. Но он все же старается откладывать по 10, допустим даже, по 5 долларов в неделю, неважно сколько. Встает вопрос, куда ему поместить эти сбережения. Повсюду, почти на каждом углу расположены отделения банков: ЮБТК, «Мэнюфэкчерерз» или «Чейз Манхэттен», «Ферст нешнл», наконец, Химического. Иными словами, вкладчику надо тратить время, чтобы отыскать отделение сберегательного банка, которое было бы для него так же удобно, как и коммерческий банк. Не правда ли?

Бэркхардт пожал плечами.– Это не объясняет того, что произошло,– ответил он скорей самому себе, чем Палмеру.– Это отнюдь не объясняет, почему две трети денег вкладчиков оказались именно в этих сберегательных банках. Тех денег, которые нужны нам как воздух.

– Это же какая-то чертовщина.

– Нет, это самая обыкновенная американская глупость,– возразил Бэркхардт.– Сберегательные банки объявили, что их дивиденды на полпроцента выше наших. На каких-то жалких полпроцента! Неужели это надо по слогам объяснять каждому, кто собирается откладывать деньги? В конечном-то счете все это сводится к тому, что в год он будет иметь на своем банковском счете всего-навсего пятью долларами больше. Если объяснить это вкладчику таким образом, он не может не понять, что делает глупость. Но беда-то в том, что никто ему не объясняет этого и не собирается объяснять.– Бэркхардт замолк, но затем, повернувшись лицом к Палмеру, спросил: – Как ты думаешь, в чем здесь дело?

Палмер снова сдвинул брови, сделав вид, что задумался над ответом.– Полагаю, причина в том,– начал он, всем своим видом давая понять, что его ответ – плод серьезного размышления,– что каждый боится сознаться, как мало прибыли дают хранящиеся в банке сбережения независимо от вида банка.

– Вот именно. Если объяснить это людям таким образом, то они заберут свои деньги из этих банков и поместят их либо в фонды страховых компаний, либо сами начнут играть на бирже. Есть еще и другой вид идиотизма в этой области – объединение в различного рода синдикатах недвижимого имущества.

«Роллс-ройс» наконец выбрался на шоссе Ист Сайда и мягко заскользил со скоростью сорок пять миль в час по направлению к деловой части города. Некоторое время Палмер следил взглядом за плывущими по реке справа от него танкерами и грузовыми катерами. Река в легкой пелене тумана маслянисто поблескивала и казалась почти неподвижной. Лучи августовского солнца играли к переливались темным золотистым мерцанием на чуть приметной речной зыби. Машина уже подъезжала к Тридцать четвертой улице, и только теперь Палмер заметил, что за все это время оба они не проронили ни слова. Обернувшись к Бэркхардту, Палмер с удивлением заметил, что лицо старика сведено болезненной гримасой. Его блекло-голубые глаза прячутся под сдвинутыми бровями, а от углов рта пролегли горькие морщины, выдавая мучительную внутреннюю боль. Палмер хотел было спросить старика, не болит ли у него что-нибудь, но передумал и смолчал. Потребность говорить, просто чтобы заполнить словами пустоту, была той юношеской привычкой Палмера, которую ему было трудней всего побороть.

Житейская истина, что лучше смолчать, чем нажить неприятности,– а эту истину отец внушал Палмеру чуть ли не с двенадцатилетнего возраста,– дошла до него нескоро, когда ему было уже далеко за тридцать.

Теперь же, когда ему уже за сорок, он стал частенько подвергать сомнению непреложность этой истины. А вот сейчас, откинувшись на сиденье «роллс-ройса», бесшумно мчавшегося в северном направлении, Палмер подумал о том, что, пожалуй, молчание действительно помогает избежать неприятностей. Это трудно оспаривать. Однако с годами Палмер все чаще задавался вопросом, что же такое, собственно, «неприятности» и действительно ли, независимо от их сущности, надо любой ценой избегать их.

Сидя в машине рядом с Бэркхардтом, Палмер понимал, что «неприятностью» в данном случае могло обернуться укрепление связи между ним и человеком, который еще долгие годы будет его шефом. Характер этого осложнения был ему еще не ясен, но разве следовало его избегать?

Он провел языком по губам и собрался было нарушить внушенные ему в юности отцовские заветы. Поддаваясь этому порыву, он ощутил какую-то неловкость, но все же заставил себя повернуться к старику и…

– Черт бы подрал старого дурня! – внезапно воскликнул Бэркхардт.

Палмер чуть прищурился, торопливо прикидывая в уме, что могло привести Бэркхардта в такое возбуждение.

– Это вы о Лумисе? – спросил он.

– Проклятый старикан! Выживший из ума самодур! Черт дернул его позвонить мне утром!

– Чего он хотел?

– Всю нашу планету на серебряном блюде, только и всего.

– Тут замешаны, как видно, сберегательные банки?

– Вот это меня, кажется, больше всего и бесит,– проговорил Бэркхардт.– Он, как ты знаешь, овдовел. Приезжает к нам за город раз в год на уик-энд. Изредка вместе обедаем. Иногда встретимся в клубе, пропустим по рюмке. Он может вовсе не являться на заседания правления ЮБТК.

Встречаемся мы с ним главным образом в обществе, как это говорится. Я никогда не просил у него ничего такого, что не совпадало бы с его собственными интересами, и он в свою очередь поступал точно так же в отношении меня. Но сегодня, черт побери, он вдруг позвонил мне прямо с собрания попечителей «Меррей Хилл» и стал меня просить, чтобы ЮБТК не выступал с возражениями против законопроекта, который они готовятся представить в этом году на рассмотрение законодательного собрания штата.

– Не очень деликатная просьба.

– Но даже не это меня возмущает,– огрызнулся Бэркхардт.-

Разумеется, я не нахожу никакого удовольствия в том, что он ко мне обращается с подобной просьбой в присутствии всех собравшихся там попечителей. Конечно, нет. Больше всего меня возмущает и противоречит моей… моей…– И он запнулся, мучительно подбирая нужные слова и сердито глядя на Палмера, как бы ожидая от него помощи.

Этике? Совести? Морали? Образу жизни? – молча перебрал в памяти Палмер, однако не произнес ни слова, предпочитая выжидать, и устоял перед гневным взглядом старика.

– Больше всего меня злит нелепая наглость человека, пытающегося загнать меня в тупик, ставя перед выбором между тем, что составляет интересы ЮБТК, и нашей старой дружбой. Вот это уже непростительно! – без особого пыла закончил свою тираду Бэркхардт.

– Что вы ему ответили? – спросил Палмер.

– Ответил? А что я мог ему сказать? Я уклонился от ответа.

– Но ведь придется же в конце концов дать ответ.

Бэркхардт резко кивнул головой, и на его лице промелькнуло решительное, почти жестокое выражение. Глаза его были широко раскрыты, а взгляд прикован к спине шофера, как будто там, на аккуратно подстриженном затылке и темно-зеленой шоферской фуражке, он мог прочитать исход грядущих событий.

– Только не думай,– добавил он,– что я единственный друг, которого Джо будет просить об этом одолжении. Да и у других попечителей сберегательных банков найдутся друзья среди членов правлений коммерческих банков. Сейчас они начнут просить об этом по всему городу. Но это совершенно неприемлемо для нас, и я не допущу, чтобы на меня оказывали давление в этом вопросе.

– А о каком законопроекте у вас с ним шла речь?

– Да я даже толком и не помню,– ответил старик. Анализируя происшедшее, он понемногу освобождался от оцепенения, охватившего его при мысли, что этим поступком его старый друг нанес смертельный удар по самой основе их дружбы.

– Наверно, это опять один из бесчисленных законопроектов о филиалах?