Тайная каста Ассенизаторов - Андрей Стригин

Молчу, на глаза опускается чёрная муть. Умеют бить, паразиты, все почки отбили, сволочи. Едва не теряю сознание от боли.

Внезапно открывается дверь, на пороге военный патруль. Капитан отлипает от меня:- Чем обязаны? — поднимается им на встречу.

— Помощь нужна, — с брезгливым видом осматривается капитан-лейтенант.

— Всегда рады. Выкладывайте, что у вас?

— Вот, возьмите список. Здесь все кто скрывается от призыва.

Капитан берёт в руки, читает, лицо озаряет счастливая улыбка:- Панкратьев Кирилл Гаврилович. Вам повезло, забирайте, — кивает в мою сторону.

— Действительно повезло, — с любопытством склоняется капитан-лейтенант, — это и есть Панкратьев?

— Стопроцентный!

— Давно его ищем. Ну, что дружок. Приплыли, — ухмыляется капитан-лейтенант, — бойцы, берём его под руки. И, смотрите, чтоб дёру не дал, — приказывает он патрульным.

А вот теперь, по-настоящему приплыли, с горечью усмехаюсь я. Доказывать, что я не Панкратьев, не стал, уж очень сильно почки болят.

Вот так я попал в армию под чужой фамилией. И не помогло мне долгое доказывание военкому, что я сам почти, офицер, и служить пойду с удовольствием, но, под своей фамилией. Посмеялись, покрутили у виска, дали уведомление некой семье Панкратьевых, что их сын призван на действительную военную службу. Естественно, от них, тишина. Представляю, как они удивились и обрадовались. Можно сказать, настоящий подарок судьбы, но,… не для меня.

Под конвоем доставляют в Симферополь для заключительного медосмотра, это чисто для проформы, о моей судьбе уже определились. Ещё раз прошёлся по медицинским кабинетам, полчаса стоял с раздвинутыми ягодицами, пока симпатичные медсёстры бегали за пирожками, затем веду беседу с полковником медицинской службу.

— С виду ты неплохой парень, зачем от призыва скрывался?

— Даже и не думал. Недоразумение получилось.

— Бывает. Женится, наверное, хотел?

— Упаси боже. Молодой ещё.

— Тогда зачем бегал?

— Я помимо бега, ещё и каратэ занимаюсь, — съехидничал я.

— В том-то и загвоздка. Парень спортивный, не глупый, с мозгами всё в порядке, такие наоборот хотят служить. Часто просятся в ВДВ, на границу. А, вот, куда тебя пристроить? — грузный полковник внимательно смотрит мне в глаза. Выдерживаю его взгляд. Хочется рассказать ему, что я не тот за кого меня воспринимают, но, уверен, мне не поверят, как не верили и в прошлые разы. Будет возможность, напишу, матери письмо, успокою её. Наверное, она считает, что со мной, что-то произошло страшное. Может, у неё получится доказать, что я не он.

— Хочу служить в Афганистане, — не рисуясь, говорю я.

Знаю, там идёт война, но, лишь, выполняя интернациональный долг, могу, стать настоящим мужчиной. В это момент больше думаю о военной романтике, то, что меня могут убить или покалечить, мозг не воспринимает.

Полковник снимает очки, трёт салфеткой, мычит, что-то непонятное. Затем одевает, вновь смотрит на меня, но уже другим взглядом.

— В Афганистан отправить тебя никак не могу. Вдруг в спину командиру выстрелишь.

Я вспыхиваю как штормовая спичка.

Полковник нечто зрит в моих глазах, взгляд смягчается:- В любом случае, исходя из определенных правил, не имею права. В принципе, вашего брата однозначно направляют в стройбат, но, для тебя сделаю исключение, — он берёт толстый том некой книги, листает, внимательно глядя на исписанные страницы из-под толстых стёкол очков, — в ВДВ тоже нельзя, …. в авиацию пойдёшь?

В моём мозгу моментально пронеслись стремительные реактивные самолёты, мужественные лётчики, выбирающиеся из кабины, даже дух захватило от таких картин.

— Да! — с радостью вскричал я.

— Хорошо, записываю, — усмехается полковник.

Ещё долго томимся на призывном пункте в ожидании "покупателей". Я, и масса таких же призывников, ждём своей участи. На ночь нас загоняют в казарму. На нарах, приспособленных для одного человека, взбираются с десяток призывников, тесно, душно, воздуха не хватает, но все терпят. Ночь-пытка, тянется чудовищно долго, но и она когда-то заканчивается, слышим команду:- Строится!!!

Понуро идём на огромный плац. Он полностью заполнен народом. У всех хмурые лица, злые, испуганные — равнодушных нет.

С восьми утра стоим до часу дня, "покупателей" всё нет. Пятки болят, хочется в туалет, но — приходится терпеть.

Наконец появляются первые заинтересованные лица, офицеры различных родов войск. Неторопливо ходят вдоль шеренги, отбирают понравившихся и, небольшими группами уводят с собой.

Вот и около нас останавливается бравый капитан. Форма подогнана, сидит как литая: голубая фуражка, крылышки на погонах, знаки отличия и, дерзкие, чёрные усики. Он сразу вызывает во мне симпатию. Рядом сержант, взгляд насмешливый, независимый, на груди куча всевозможных значков, среди которых выделяется значок специалиста, и отличника ВВС.

Капитан оглядывает нас, называет фамилии, "бойцы" выходят, строятся чуть в отдалении, меня не называют. Только он собирается уходить с набранными новобранцами, я очнулся, выхожу вперёд, в глазах обида.

— Тебе чего? — с удивлением смотрит капитан.

— Хочу служить у вас.

— Да? А мне ты не нравишься, — он порывается вновь уйти.

Забегаю вперёд.

— Чего тебе? — невероятно удивляется он.

— Почему не нравлюсь? — в моих глазах отчаянье.

Сержант хохотнул:- Во, клоун, впервые у нас такое.

Капитан заглядывает мне в глаза, взгляд не отпускаю.

— Что ж, не плохо, — он что-то видит в моём взгляде, разглаживает усики, в глазах появляется интерес. — Вообще-то, ты должен идти с другой командой. Школу полностью закончил?

— Я на пятом курсе СПИ. На военной кафедре экзамены все сдал.

— Неужели? — не верит он мне. — Тогда ты должен идти служит лейтенантом.

— Стечение обстоятельств, — хмурюсь я.

— Врёшь ты, — беззлобно усмехается капитан, а скажи, что есть метод резольвент интегрального уравнения, и чем он хорош, а в чем не очень?

— Это просто: Метод резольвент является не самым быстрым решением интегрального уравнения Фредгольма второго рода, однако иногда нельзя указать других путей решения задачи.

— Не хрена ж себе! Верно! А в досье указано, что ты скрывался от призыва. С трудом восемь классов закончил. У нас таких в свинари лишь берут, и то, только после изнурительного собеседования.

— Не верьте.

— Тебе верить? — с ещё большим интересом смотрит на меня капитан.

— Да! — с отчаяньем выкрикиваю я.

— Я тебе верю, — неожиданно говорит он. — Сержант, вот тебе на пузырь водки, выкупишь его у моего напарника. Что ж, становись в строй, воин, — смеётся он.

Глава 5

Перестук колёс. Еду служить. Никто меня не провожал. Тоска гложет сердце, в то же время думаю, чему быть, тому не миновать.

Рядом со мной, такие же лысые, как и я. Стараются веселиться, но все в ожидании. Кто его знает, как встретит нас армия. Слухи о службе ходят разные.

Ночью прибываем в Москву. Выгружаемся на перрон, затем, бегом в метро. Набились в вагон, капитан суёт мне сетку с яблоками на сохранение, пока едем, потихоньку ем. Вкусные яблочки. Когда вернул ему сетку, он лишь головой покачал, их изрядно убавилось. А что делать? Денег с собой нет, продуктов от родителей, тоже нет, а есть, то хочется.

Выходим с метро, вокруг многоэтажные дома. Неужели будем служить в самой Москве? Дух захватывает от радости. Но, нас ждёт автобус. Вновь едем. Долго. Через некоторое время заезжаем в лес и, по колдобинам ещё несколько часов.

Среди деревьев мелькают деревни с невероятными названиями. На ум приходят произведения Некрасова. Вот проезжаем деревню "Лаптево" — запущенные дворы, бурьян за оградой, тёмные окна. На смену "Лаптево", выползает "Голодное" — всё-то же запустение. Затем "Бедное" — покосившиеся оградки, перекошенные избы…

Удивляет то, что земли возле хаток много, но, кроме бурьяна и перекати поле, ничего на них не растёт. Народ прозябает в нищете, хоть бы картофель посадили, или, деревца какие.

Пейзаж навивает уныние, но вот всё остаётся позади, возникают аэродромы, окружённые колючей проволокой. Наконец подъезжаем к шлагбауму. После проверки документов въезжаем на территорию военного аэродрома.

— Приехали, скоро у вас начнутся полёты, — хохотнул сержант.

Вываливаем из автобуса, с сумками, кошёлками, в глазах страх и ожидание. Капитан оставляет нас на попечение сержанта, сам сваливает в сторону гарнизона.

Где-то час ночи, хочется спать. Скоро нас отведут в казарму, выспимся! Но, сержант ведёт нас в клуб.

— Спокойной ночи, воины! — с этими словами исчезает. В клубе уже находится народ, тоже призывники, хмурые и злобные.

Ходим между рядов, матрасов не видим, поневоле устраиваемся на неудобных сидениях, пытаемся заснуть. Но, не тут, то было, дверь клуба открывается, заходит рядовой. Сразу видно, старослужащий. Гимнастёрка выцветшая, почти белая, ремень болтается ниже пояса, пилотка где-то на затылке. Он окидывает нас равнодушным взглядом. Затем заходит ещё один, и ещё.