Добыча - Эндрю Фукуда

Сисси опускает руку к поясу. Осталось всего три кинжала. Первый она кидает направо. Мои глаза и глаза охотника поворачиваются в ту сторону. Но она нас обманула. Клинок все еще у нее в руке. Спустя мгновение — уже нет. Она бросила его, как бумеранг, в направлении, противоположном обманному броску. Но Сисси не останавливается, чтобы полюбоваться своей работой, и вот второй кинжал уже летит прямо к охотнику, направленный между глаз. Два кинжала несутся к нему, пока он пытается найти в небе несуществующий кинжал. Это прямое попадание. Два прямых попадания.

Но в этот раз не всё знаем как раз мы. Охотник знает. Он с самого начала понял, что первый бросок был обманным маневром. В последнее мгновение он падает на землю и перекатывается на бок. Кинжалы сталкиваются прямо у него над головой, рассыпая град искр. Охотник вскрикивает от боли, вызванной вспышкой, но это единственная боль, которую он ощущает.

Он поднимается на ноги и смотрит на нас, затем поднимает запястье и несколько раз царапает его когтями. В глазах у него бешеное веселье. У нас остался всего один кинжал. Охотник кидается к нам. Он всего в паре шагов.

Сисси выбрасывает руку назад, готовясь кинуть последний кинжал. Но она делает странную, редкую ошибку. Смертельную ошибку. Кинжал не вовремя выскальзывает из руки и взлетает в небо за нашими спинами.

Охотник радостно взвизгивает. Это самый похожий на смех звук, который я когда-либо от них слышал. Отвратительный, непристойный звук. Сисси поворачивается. Ее движения четкие, продуманные, как будто все, что произошло и будет происходить — каждая доля секунды, — тщательно спланировано. Кинжал трудно не заметить на ярком фоне полной луны. Я не единственный, кто за ним следит. Охотник не отрывает глаз от кинжала, поднимая взгляд все выше и выше. Яркий лунный свет застигает его врасплох и бьет прямо в глаза. Он щурится, а потом сжимает веки со сдавленным вскриком. На мгновение он ослеплен.

Теперь я понимаю.

Кинжал достигает верхней точки своей траектории и потом летит назад, к нам. Прямо мне в лицо. Сисси прыгает, ловит его и тем же движением, не успев приземлиться, запускает в охотника. Клинок проносится в дюйме от моей головы. Глаза охотника все еще плотно зажмурены. Он не ждет опасности.

Лезвие попадает ему в голову, прямо в хрупкую впадинку на виске. Оно входит глубоко, разрушая все внутри черепа на своем пути. Содержимое глазных яблок выплескивается из-под закрытых век. Охотник в конвульсиях валится на землю. Он пытается вынуть кинжал, но от боли и ужаса делает только хуже.

Сисси, приземлившись после броска, стоит, слегка согнув ноги. Я кладу руки ей на плечи. Мышцы все еще подрагивают от напряжения. Кто бы мог подумать, что в этих изящных руках столько силы.

— Идем, я тебе помогу, — говорю я.

— Там где-то еще один, — она выпрямляется, на мгновение опирается на меня, но потом срывается с места.

— Сисси! Ты куда?

Она отбегает и наклоняется поднять два кинжала, быстро убирает их, затем возвращается, глядя на лежащих на земле и стонущих охотников. Вернее, на торчащие из них кинжалы. Сисси нужно получить их обратно, но она не хочет искушать судьбу. Зловещий вой доносится от валуна слева от нас. Лунный свет выхватывает фигуру охотника, готового к броску. Он все это время изучал нас, пытался понять нашу тактику.

Сисси пятится назад, ко мне:

— Этот не такой, как прошлые. Опаснее.

Он спускается, гибкая кошачья фигура, его лапы стучат по выщербленному камню. Я его узнал. Ее. Это Алые Губы. Одна из победителей лотереи. Ее лицо искажено, как в кривом зеркале: губы, когда-то накрашенные, оттянуты назад и слились со щеками. Но все-таки даже сейчас, с напоминающим кашу и расплавленный пластик телом, каждое ее движение исполнено дико-сексуальной скорости и плавности.

— Встань у меня за спиной, — шепчет Сисси, — я разберусь с ней.

— Кинжалы не сработают. Только не с ней. Она все видела, изучила твою тактику.

Сисси перехватывает кинжалы.

— Отходи, — говорю я, — у меня есть план.

Алые Губы спрыгивает с валуна и медленно движется к нам, припав к земле. Ее руки и ноги движутся одновременно — левая нога с левой рукой, правая нога с правой рукой, ноги она ставит ровно в том место, где только что была рука.

— Что за план? — спрашивает Сисси.

— Гарпун.

Сисси мотает головой:

— Он слишком тяжелый.

— Мы можем поднять его вдвоем, — говорю я, разворачиваясь, и бросаюсь к груде снаряжения, которую мы видели, выбравшись на берег.

Сисси бежит следом. Скользкая от росы трава позволяет нам легко скользить. Мы оказываемся рядом с грудой.

— Помоги! — Сисси берется за гарпунное ружье с одной стороны, я — с другой, и мы его поднимаем. Оно весит как три человека. Пальцы Сисси уже на курке, я кладу свои поверх них.

Алые Губы, заметив гарпун, останавливается.

— Молодец, — кричит Сисси, — иди отсюда.

Алые Губы склоняет голову набок, отскакивает в сторону и пулей несется к нам, издавая режущий уши крик.

Мы с Сисси нажимаем на курок.

Для этого требуется совместная сила наших пальцев. В ружье чувствуется напряжение, а потом оно, содрогаясь, выпускает снаряд. Мы прицелились неидеально, но неплохо. Алые Губы — в бесполезной инстинктивной попытке защититься — поднимает руку, и наконечник гарпуна проходит сквозь ее пальцы. Я вижу, как два обрубка — указательный и средний — отлетают в сторону. Копье входит в левое плечо, ее разворачивает и кидает на землю. Крик боли, который она испускает, чудовищен.

— Пойдем, быстрее! — кричит Сисси, хватает меня за руку и тянет за собой.

Мы огибаем извивающуюся на земле Алые Губы по широкой дуге. Она пытается вырвать гарпун из раны, но безуспешно. Она прижата к земле и слабеет, ее лицо искажено гримасой боли. Наши глаза встречаются.

— Тебя зовут Джин? — спрашивает Алые Губы.

Я застываю на мгновение. Услышав свое имя, слетевшее с ее губ, я холодею.

— Это слово она все время бормотала, — говорит Алые Губы.

— Кто? — я подхожу к ней на шаг, хотя и так знаю.

— Ближе, — произносит Алые Губы низким грудным голосом. — Подойди ближе, Джин.

Сисси тянет меня за руку:

— Нет, Джин, эта тварь пытается нас задержать. Где-то рядом могут быть и другие.

Алые Губы смотрит мне в глаза.

— Девчонка, которую ты оставил в Институте геперов, — произносит она, склоняя голову набок. — Когда все закончилось, она продолжала бормотать: Джин, Джин, Джин.