Меня зовут Мина - Дэвид Алмонд

— Спасибо, не надо, — сказала она. — По-моему, эти слойки ужасная гадость.

— Гадость? — Я не поверила своим ушам. — Ты шутишь?

— Нет, — ответила Софи. — Я ем только печеньица с малиновым сердечком в серединке.

Я честно сказала, что не знаю такого печенья. В жизни не пробовала.

Тут уж своим ушам не поверила она:

— Ты что, с луны свалилась?

На следующий день она притащила пачку этого знаменитого печенья в школу и на перемене дала мне попробовать.

— Ну как? — спросила она.

— Восхитительно! — ответила я, и она дала мне ещё одно печенье.

Тогда-то мы, видимо, и подружились. На время. Гуляли вместе на переменках. Однажды я собралась с духом и спросила:

— Я понимаю… это не моё дело… но всё-таки… Почему ты хромаешь?

Она остановилась:

— Я в детстве болела, это осложнение.

— Ужас какой.

— Тебе неприятно? — спросила она.

— Ну что ты, — ответила я. — С чего ты взяла?

Мы пошли дальше.

— Мне потом, когда я постарше стану, операцию сделают. Всё исправят, — сказала она.

— Это хорошо.

— Больно будет… Зато хромать перестану.

Потом она посмотрела на меня и произнесла:

— А тебя можно спросить?..

— Спрашивай.

— Почему ты такая…

Она запнулась.

— Какая «такая»?

Она пожала плечами.

— Странная… — сказала она.

— Я?

— Ну… в общем, да. Немного.

Вокруг, на школьном дворе, бегали или прогуливались мои одноклассники. Группами… Толпой…

— Я не хочу быть странной. — Я засмеялась. — Может, и мне сделать операцию? Исправить странности.

Она тоже засмеялась.

— Может, и так. А что за операция?

— Понятия не имею, — сказала я.

— Когда что-то удаляют, врачи пишут «резекция» или «эктомия». Тебе сделают резекцию странностей! Страннэктомию!

Тут уж мы обе засмеялись. Смешное слово. Страннэктомия.

— Тебе неприятно, что я странная? — спросила я.

— Нет. С чего бы?

Она вынула из кармана печенье в серебряной фольге и протянула мне.

— Угощайся.

— Ага. Вкус восхитительный!

Софи Смит. Где-то она теперь? В той же школе? Или переехала? Может, она и слойки с инжиром полюбила? Интересно, ей сделали операцию? Наверно, я уже никогда и ничего о ней не услышу. Однажды, когда я сидела на дереве, мне показалось, что на дальнем конце улицы мелькнула Софи. А может, не она? В общем, я уже открыла рот — окликнуть её, но не окликнула. Хотела бы я снова с ней встретиться? Да… пожалуй, да.

Это скажу шёпотом, только шёпотом: я иногда думаю, что всё-таки надо вернуться в школу и завести новых друзей. Иногда мне даже хочется вернуться. И ещё прошепчу: не все учителя похожи на миссис Черпенс. Там и хорошие попадались. Интересные такие люди, нескучные. Как мистер Хендерсон — тот, что рассказывал про шахты и туннели под Хестон-парком. И не только он. И ребята некоторые были хорошие. Софи, например. Иногда я думаю, что школа могла бы (могла БЫ!) стать очень даже неплохим местом. Я даже подозреваю, что такие школы где-то есть. Но это дела не меняет. Школы — всё-таки КЛЕТКИ, и от них надо ДЕРЖАТЬСЯ ПОДАЛЬШЕ!

Слойки с инжиром! Пальчики оближешь! Люблю сначала по крошечке обкусать верхушку, а потом приняться за инжир — он так здорово обволакивает всё во рту, а потом делаешь глоток шоколадного молока и — раз! — инжир смывается в горло. Ну а после жуёшь донышко.

Сходила в туалет. Послушала чудесный звук — моя моча звонко взбулькивает воду в унитазе. Подумала обо всей воде, которая протекает через мой организм. Часть вытечет в виде мочи, смоется из унитаза в трубу, окажется в реках и морях, испарится, растворится в воздухе и возвратится на землю дождём. И это приятно. Моя моча сойдёт на землю дождём! Даром небес!

Вода всё время движется: бежит, течёт, льётся, плещется, бурлит, испаряется, леденеет. Во мне сейчас есть молекулы воды, которые когда-то побывали в Красном море или в реке Миссисипи. А другие были внутри Эрни Майерса, внутри дрозда, внутри апельсина, внутри динозавра! Через эту воду я — родня набухшим почкам, из которых никак не проклюнутся листья, и древним пещерным людям, и саблезубым тиграм, и трёхпалому ленивцу, и…

Я сплюнула в унитаз, снова спустила воду, и моя слюна отправилась в путешествие по миру. Её частички окажутся внутри кого-то другого, превратятся в чью-то ещё слюну и мочу. Моя слюна станет частью Тихого океана или реки Нил. Частью тех существ, в которых когда-нибудь превратятся люди. И так — без конца-то есть — до скончания веков.

Выпила немножко воды прямо из-под крана, чтобы восполнить утраченное: я ведь писала и плевала. А ещё я, как любой человек, потею. Человеческое тело на 65 % состоит из воды, и она в постоянном круговороте, её надо восполнять. Две трети меня — вода. То есть две трети мена — вовсе не я! Глотну ещё!

Краем глаза заметила себя в зеркале. Отошла на шаг, вгляделась получше. Я и впрямь ужасно тощая. Тут уж, наверно, ничего не сделаешь, природа такая. Я ведь обожаю всякие слойки, печенье с малиновыми сердечками и шоколадки. И не толстею. Да и не очень-то расту. Когда я была маленькой, мама говорила «пташка моя». Мне очень это нравилось. Только вот беда: птицей мне всё равно не стать, хотя я почти не расту и в весе не прибавляю. Но птицы иначе устроены, у них в костях воздух. Кости полые, а внутри — воздух. Правильно называется — пневматизация. Пневматизация. Слово-то какое! Пнев-ма-ти-за-ция.

Я, как и все люди, не пневматизирована. Вот и прикована к земле. Или не прикована? Может, я всё-таки могу взлететь? В конце концов, летают же мой пот, слюна и моча!

Я всё смотрюсь в зеркало. Девочка, которую я там вижу, скоро изменится, станет девушкой. Мама говорит, что я сейчас стою на пороге нового, удивительного этапа жизни. Но пока я вижу в зеркале замухрышку. Неужели я всё-таки вырасту? Даже не верится. Не слишком ли надолго я замерла на пороге? Ну и ладно, подожду, я даже рада. Пусть я подольше останусь маленькой, иногда это так приятно. Особенно когда мы сидим с мамой, угнездившись на диване, она меня обнимает и шепчет, что очень мена любит, и поёт мне песенки, и называет пташкой и птенчиком.

Я ещё немного послонялась без дела. Пошла к себе в комнату, пробежала взглядом по книжным полкам. Вытащила три книги, три самые-пресамые-рассамые книги на всём белом свете: «Там, где живут чудовища», «Идём ловить медведя» и «Щеник»![5] И, завалившись на кровать, принялась их читать-рассматривать — как когда-то в детстве. Вместе с Максом и чудовищами я мысленно устроила чудовищный шурум-бурум, вместе с семейкой охотников на медведя прокралась на цыпочках в пещеру, вместе с Дейвом грустила, когда у него потерялась любимая игрушка, и ликовала, когда она нашлась.

Потом я прочитала всё по второму разу и размечталась… И папу вспомнила — как он читал мне эти книжки перед сном. Папу, кстати, я никогда не могу представить отчётливо. Скорее, я его полуслышу, полувижу, как сон: чем больше стараешься вспомнить, тем он неуловимее. Когда я читаю эти книги, внутри меня звучит как бы не мой, а папин голос. Словно это он читает мне вслух.

Ещё я полупомню, как от него пахло и как кололась щетина у него на подбородке, когда он меня целовал… и ладонь была чуть шершавая — он гладил мою щёку… И голос, шёпот: «Спокойной ночи». Вот так я лежала в обнимку с книгами и странными, размытыми, но в то же время яркими воспоминаниями и вовсе не чувствовала себя взрослой. Наоборот — я была совсем маленькой[6].

Почитала я, повспоминала и загрустила. Надо сейчас для бодрости исписать две страницы радостными словами. От которых на душе счастье. И больше ничего!

жаворонок мама дрозд луна дерево парк Икар крыло причудливый кот чёрный сияющий серебряный гладкий радость да яйцо дерево гнездо свет гренки повидло малиновый йогурт парк Мина папа летучая мышь Орфей ангел ночь шёпот дневник Сендак книга изобилие рассказ петь танцевать Грейс скворец Мина беспорядок суматоха петь клюв Бог лететь нелепица Уильям радость пыльца глупости ленивец чудовища живописец поэт Блейк зверюга уголь инжир нежный бродить Розен удивляться банан реинкарнация Хьюз пшшш невообразимый Дейв краска глина звенеть сирена ведьма буддизм святой шкура причудник галька ворона моча дедушка Оксенбери Эрни рай Вселенная Макс звезда Щеник воображать звяканье живой сверкать бутон колотить красивый внутри душистым вылупляться птенчик мокрый существо книга колыбельная Морис омывать свет вода пицца любовь парадокс живой ухать хихикать индуизм дорогая мурлыкать любимка закипать Персефона писать пукать душа инжир парень странный пчела напридумывать Ширли шоколад выпученный слово Грейс ме-тем-ах-какой-психоз худющий грохот Гималаи облако тело вылупляться Вселенная тупица фигушки археоптерикс стих слово зевать ничто тайна клацать язык таинственный росток морковка философия видеть гранат сладкий Хелен мёртвый забетонированная Коринфский стоп играть колечко из пальцев печенье пространство саблезубый безумие весна Майкл сыр странный мир зима мороз неожиданный земля этот сон пыль серебро спать ах солнце