Юлия - Владимир Владыкин

Что таить греха, Валентине казалось, что если вдруг ей удастся уговорить мужа принять сестру на воспитание в семью, она возьмёт на себя всю полноту ответственности. Ко всему прочему, как раз в тот год Юля пошла в школу. С ней надо было усиленно заниматься, а тут своей дочке требовалось внимания ещё больше, чем ей. Словом, этим самым под давлением противоречивых обстоятельств она как бы оправдала свои неисполненные благие намерения. Потом стала привыкать к тому, что Семён был категорически против принятия сироты в семью. Да и тесное, неблагоустроенное жильё тоже не позволяло. Хорошо хоть одно то, что теперь Юля знала о существовании сестры…

Глава пятая

Без особых изменений для неё миновало ещё два года. За это время она заметно повзрослела и уже училась в четвёртом классе. Из некогда прежней худенькой девочки превращалась в крепкого подростка. Словом, Юля на глазах дивно хорошела. Всё это время она училась играть на пианино под руководством директора, которая много сил отдавала эстетическому воспитанию детей.

Одно время по разным причинам Валентина не навещала Юлю, которая так сильно обиделась на сестру, что стала ото всех замыкаться; не могла же она всем объяснить, что из-за своего вредного мужа сестра, похоже, уже решила забыть о её существовании. И только одна директорша догадывалась об истинных причинах переживаний Юли и всячески старалась отвлекать девочку от тяготивших её дум. Хотя на все её расспросы та натянуто улыбалась или отвечала, что никак не научится играть на пианино так же, как это превосходно получается у директора, что Юле, между прочим, тоже немало досаждало.

Тамара Игнатьевна, конечно, девочку успокаивала и говорила, что при её огромном старании она обязательно овладеет инструментом, так как для этого надо много учиться, но директор не могла всё знать об особенностях детской психологии и всего того, что происходило в семье сестры. Спустя какое-то время всё-таки Валентина была вынуждена признаться Юле, из-за чего она не могла брать её к себе в гости, во что девочка, однако, верила с трудом. Ко всему прочему, у Юли рано стала проявляться гордость, и она уже хорошо понимала, что сестре она вовсе не нужна и перестала проситься в гости. И перед детдомовцами охлаждение сестры к ней оправдывала тем, что у Валентины полно своих проблем: пусть живёт, как знает. А с Семёном из-за неё, Юли, ей нечего ругаться. Правда, эти слова она добавляла уже про себя, адресуя их, конечно, сестре…

И однажды весной, когда только что сошёл снег, после длительного отсутствия, пришла в детдом Валентина, от которой Юля за это время даже уже стала отвыкать. Сестра долго оправдывалась, извинялась. А Юле почему-то было неловко на неё смотреть: в её душе боролись гнев и обида, но девочка уже привыкла их подавлять. Она слушала сестру и ловила себя на мысли, что ей лестно выслушивать Валентину, которая, кончив изливать свои оправдания, с радостью сообщила, что ей дали новую квартиру, причём совсем недалеко от детдома, всего в трёх кварталах. И теперь Юля может к ней свободно приходить в гости. К тому же, дома нет теперь Семёна. Это сообщение Юлю так обрадовало, что она перестала обижаться на сестру, живо спросив:

– А где же он? Ты знаешь, я и думать про него забыла! – и звонко рассмеялась, чем выразила окончательное примирение с сестрой. Теперь она открыто взирала на Валентину, почти не скрывая своего ликования от такой неожиданной новости, которая её взбодрила и вселила веру в доброту сестры. Юля улыбалась блестевшими глазами, выражавшими внутренний восторг и счастье. Все старые обиды мгновенно улетели прочь, она снова безмерно любила сестру.

– За длинным рублём погнался! – отчеканила Валентина, ограничившись пока таким ответом. Ей тоже передался душевный подъём сестры.

– Он, правда, уехал? – протянула с восхищением. – Ой, как хорошо! – и захлопала в ладоши.

Валентина вовсе не лгала, Семён действительно уехал, да только не по своей воле. В последнее время муж стал сильней выпивать. А во хмелю становился очень задиристым. И однажды в пивной заспорил с незнакомым человеком, вспыхнула ссора. Трудно сказать, что произошло в его сознании, но вдруг представил мужчину соперником, так как в каждом симпатичном видел потенциального любовника жены. Схватил со стойки бара нож и полоснул по щеке, а потом ударил ещё…

Как замечательно, что отныне Валентина жила почти рядом с детдомом. Теперь в любой день недели Юля могла свободно прибегать к сестре, тем самым вернула утраченную было репутацию в глазах подружек, которым несколько поспешно когда-то расхваливала Валентину. Вот, мол, скоро будет жить у неё. И вдруг даже навещать перестала. Юле стали говорить, что у неё плохая сестра, которая отказывается брать ее в гости. А может она вовсе не её сестра, в чём Юля тогда начала уже тоже сомневаться…

Обыкновенно девочка прибегала к Валентине сразу после уроков в школе, не заходя даже в детдом. Побудет у сестры часок-другой, та накормит её, чем была богата, затем поиграет со Светой, которой уже сравнялось шесть лет, почитает ей сказку и опрометью убегала. Иной раз даже помогала сестре прибираться в двухкомнатной квартире и потом с неохотой отправлялась в детдом. Когда особенно долго задерживалась у сестры, воспитатели отчитывали её, после чего несколько дней у Валентины не показывалась, а потом снова приходила. Со временем она настолько привыкла к самостоятельным поступкам, что почти перестала бояться воспитателей. Её всё чаще манила к себе улица, куда ей самовольно не позволяли уходить – неукоснительно требовалось соблюдать заведённый распорядок. Но по мере взросления он стал тяготить её, сковывая свободу действий, и всё чаще она поступала наперекор установленным правилам.

Конечно, в одиннадцатилетнем возрасте вполне объяснимо стремление расширять жизненное пространство. Хотелось больше знать об окружающем мире. Потому после школы Юля и подруга Маша Савина не спешили возвращаться в детдом. К тому же, на улице наступил самый разгар весны, такой чудесный тёплый день. Недавно уже сняли зимние пальто, и солнышко так приятно пригревало, и кругом так восхитительно пахло весной, что хотелось от счастья прыгать до самого неба. На деревьях полопались почки, из которых выглядывали на божий мир, точно из гнёзд зелёными клювиками микроскопические птенчики, а вокруг них, казалось, воздух светился зелёными облачками. И жизнь кругом задвигалась, забегала, засуетилась; уроки теперь на ум не шли. Весна увлекала за собой на шумную, многолюдную главную улицу, где целый людской водоворот и машины, машины снуют туда-сюда, выбрасывая в чистый весенний воздух выхлопные газы…

Словом, девочки любили пошататься по центру среди шумной толпы прохожих. Ради интереса сновали по магазинам, которые завлекали нарядными витринами и рекламами промышленных и гастрономических товаров. Прямо на улице продавали мороженое, для которого Юля приберегала выделенную сестрой мелочь.

Набегавшись по проспекту Московскому, Юля и Маша приходили к Валентине, которая к этому времени была уже дома. Сестра угощала их вкусным обедом: мясным борщом, домашними сладкими пирожками. Маша теперь убедилась в том, что у Юли и правда есть родная сестра. Подружка не обманывала. На вопрос Маши, почему Валя не возьмёт её к себе на жительство, Юля находчиво отвечала:

– А мне и так хорошо. Я бываю у неё каждый день. Просто я не хочу стать для неё лишней обузой. У неё есть Светка, она маленькая, её надо кормить, одевать, отец её совсем далеко…

Однажды в конце апреля Маша ушла в детдом, а Юля осталась у сестры. Правда, немного проводила подругу и вернулась назад, тем самым доказав, что отныне она вольна поступать так, как ей заблагорассудится. Словом, решила остаться на ночёвку у Вали, поскольку шумный детдом уже порядком осточертел, где всё подчинено нудным правилам. В то время как у сестры можно было жить без этого надоевшего распорядка, расписанного, как по нотам. Вдобавок Валентина позволяла ей почти всё: захочет играть – ступай – резвись с дворовыми девчонками, с которыми у неё иногда случались досадные стычки. Обычно не ладили из-за пустяка, и тогда её начинали обзывать оскорбительными прозвищами: «беспризорница», «инкубаторская» и другими унизительными словечками, после чего Юля распускала кулаки, и её стали бояться и за глаза называли «бандиткой».

Из-за таких стычек порой втайне плакала, скрывая от сестры свои нелады с домашними детьми. Но Валентина об этом узнавала от родителей тех девочек, которых побила Юля. В таких случаях Валентина подзывала всех её обидчиц, чтобы выяснить подлинную суть конфликта. Дворовые девочки находили в свою защиту не совсем искренние оправдания. Они обвиняли во всём одну Юлю, что она в высшей степени гордая, заносчивая, как что не по ней, так в ход пускала кулаки. Валентина, конечно, могла бы поверить детворе, если бы мало-мальски не знала Юлю, которая ни с того ни сего не стала бы драться. Правда, раньше такое за Юлей не наблюдалось. Валентина переговорила с ней отдельно и убедилась в её честности, но не предполагала, что та может на кулаках отстаивать своё достоинство.