Витязь на распутье - Валерий Елманов

Густав сразу заметно повеселел, а я подумал, что следом за моими ребятами придут московские стрельцы, которые и займут места в бывших шведских казармах. Пожалуй, навести порядок среди них будет куда тяжелее, чем среди своей неизбалованной гвардии. Тут уж без царского указа не обойтись, и я мысленно поставил себе очередную галочку-напоминание, чем надлежит заняться по прибытии в Кострому.

Да уж, не успел добраться до Годунова, а дел накопилось выше крыши – только вертись, поэтому я, коротко заметив Густаву, что перед смертью не надышишься, отказал принцу в просьбе погостить еще хотя бы несколько дней. Однако на один денек задержаться все равно пришлось, поскольку предстояло составить грамотку, адресованную его дяде Карлу IX, и принц затеял бурные дебаты по поводу текста начиная с первых же строк, то бишь с самого титула.

Честно говоря, я сразу заподозрил, что с его стороны такие споры вызваны лишь тем, чтобы потянуть время и не мытьем, так катаньем заставить меня притормозить на день наш с царевной отъезд. Как-то сомнительно мне было, что его дядька, невзирая на решительную победу над своим племянником, польско-шведским королем Сигизмундом, случившуюся аж семь лет назад, так до сих пор официально и не короновался.

Густав уверял, что это вызвано опасениями Карла – вдруг ему предъявит законные претензии еще один королевский племянник, герцог Эстрегётландский, который, будучи родным братом Сигизмунда, имеет куда больше прав на шведскую корону. И хотя тот в прошлом году официально отрекся от своих прав в пользу дяди, решив, по предположению Густава, что «лучше иметь синица в небе», Карл все равно колебался насчет коронации. Во всяком случае, королевич до сих пор не получал об этом никаких известий, хотя последний раз встречался с купцом из Швеции не далее как три месяца назад.

Именно поэтому Густав, зло кривя лицо – не иначе как вспомнил все невзгоды и скитания по Европе, – мстительно настаивал на формулировке в обращении к дядьке-узурпатору как к «первейшему лицу Совета и регенту Шведского королевства», а я упирался на короле.

Дебаты длились чуть ли не час, но тут с прогулки вернулась Ксения Борисовна и, узнав, в чем дело, предложила отложить спор, а позже написать титул в точности так, как Карла именует государь Дмитрий Иванович. На этом и остановились.

В дальнейшем благодаря ее присутствию составление чернового текста пошло куда быстрее, поскольку стоило царевне предложить свой вариант, то даже если он не совпадал или вовсе противоречил предложенному Густавом, принц, выдав очередную порцию восторгов и похвал ее уму, без колебаний соглашался на него.

Лишь в самом конце, уже после обеда, когда Ксения, заявив, что притомилась, покинула нас, Густав выразил сомнение в том, что, прочитав послание, Карл отвергнет его. Уж больно мягко и вежливо звучали формулировки.

– Так радоваться надо – тогда войны не будет, – не понял я.

– А как же я стану славен, коль она не случится? – резонно осведомился Густав.

Я почесал в затылке. Действительно, получалось, что никак. Пришлось отделаться замечанием, что до следующей зимы далеко, так что…

Договорить я не успел. Едва услышав про следующую зиму, Густав чуть не подскочил на своем стуле и завопил, что ждать столь долгий срок он наотрез отказывается. Мои возражения по поводу неготовности армии в настоящий момент он отверг напрочь, заявив, что недостающее качество можно запросто компенсировать удвоенным количеством, и вообще, благодаря такому чудо-оружию, которое он вручил мне, никакой Карл перед русскими войсками не устоит, благо что при наступлении в зимнюю пору шведским гарнизонам не видать подкреплений, поэтому завладеть городами в Эстляндии будет легче легкого.

Я попытался напомнить про лишние жертвы, которые в таком случае неизбежны, но у королевича весь гуманизм неожиданно исчез – куда он делся, ума не приложу. Ох и кровожадная штука эта любовь. Кровожадная и эгоистичная – вынь да положь ему сватовство и свадьбу уже следующей весной, а то у него терпежу нет.

Хотя резоны в его рассуждениях имелись, даже если отмести в сторону главного конкурента, то есть меня.

– Ей ныне уже сколько летов? – наседал он на меня. – Я слыхать, что на Руси дозволено венчаться в пятнадцать лет, а баба в восемнадцать или в полных два десятка есть староперок.

– Чего?! – вытаращился я на него.

Он замялся, размышляя, как лучше пояснить, но я успел понять вывернутое им наизнанку слово чуть раньше его толкования, однако возмутиться по поводу перестарка не успел, ибо Густав оказался проворнее, заметив, что речь об ином. Где гарантия, что царевна не решит выйти замуж уже этой зимой, учитывая свои лета? И он с подозрением посмотрел на меня.

Ссылка на то, что сейчас Ксения Борисовна, так же, как и ее брат, находятся в глубокой печали[20], которая сменится на обычную аж после Покрова и в январе перейдет в полупечаль, то есть траур закончится только в середине апреля, а во время него ни о какой свадьбе не может быть речи, не помогла.

Оказывается, Густав все это разложил еще раньше, посчитав, что ему необходимо уложиться как раз к официальному концу скорби. Для надежности.

– Если бы ее брат Фьёдор Борисович сам пообещать мне ее руку, тогда мне не торопиться можно, – начал было Густав, но оборвал себя на полуслове и, виновато улыбнувшись, заметил, что и в случае такого обещания он все равно бы поспешил, поскольку помимо опасений появления иных претендентов на ее руку ему и самому невмочь пребывать в столь долгом ожидании счастливого дня, наступление которого он постарается всячески ускорить.

Единственное, чем я урезонил его, так это напоминанием, что необходимо подготовить посольство и изготовить новую королевскую печать, без которой и грамота не грамота, а так, не пойми что.

Зато что касается армии, то я приступлю к ее обучению немедленно, равно как и к изготовлению гранат. Правда, особых результатов до конца зимы ждать нельзя, так как процесс овладения ратным мастерством достаточно долог. Да и Пушкарский двор надо еще выстроить, не говоря уж о том, что уйма времени уйдет на эксперименты, без которых никак, и лишь после того, как удастся добиться создания образца, отвечающего всем требованиям, можно будет пускать отливку гранат и ядер на поток.

Уф-ф! Однако и темпы у принца. Во как разобрало! Мне же оставалось только искренне посочувствовать человеку, поскольку я прекрасно понимал, что, при всем старании, ему ничегошеньки не светит. Особенно жаль стало принца в последнее утро, когда настала пора прощаться и он выглядел таким грустным, что невольно захотелось сказать ему что-то теплое и доброе.

– Сияет незапятнанной красой, – с тоской в голосе негромко произнес он по-латыни, глядя на поднимающуюся по сходням в струг Ксению, и на глазах у него выступили слезы.

Он отвернулся, неловко вытер их рукавом кафтана, после чего снова повернулся ко мне и торжественно вручил небольшую красивую шкатулку, заметив, что самолично пересыпал стружками обе гранаты – оказывается, их у него было две штуки, а не одна, – а потому я могу быть спокоен за порох, который не должен отсыреть.

Там же, на дне, как он указал, находятся и листы с чертежами и рецептами состава горючего зелья для пропитки бечевки, дабы веревочки превратились в бикфордовы шнуры.

Густав еще раз заверил меня, что непременно воспользуется моим любезным приглашением и приедет, причем привезет кое-что интересное для развлечения принцессы Ксеньи Борисовны.

«Ха! Любезным приглашением», – усмехнулся я мысленно. Попробуй тут не пригласить, когда на тебя смотрят так, словно от этого зависит вся жизнь, не говоря уж о счастье. К тому же этого требовала и обычная вежливость.

Правда, вначале пожелание не забывать нас и приглашение наведаться в гости прозвучало минувшим вечером из уст Ксении, и Густав возрадовался как мальчишка. Невзирая на свой солидный титул шведского королевича, тридцать семь календарных лет и все пятьдесят, что у него были написаны на лице, он чуть не подскочил на своем стуле от ликования.

Короче, нам обоим стало ясно, что если не на следующую неделю, так через одну, от силы через две, но Густав непременно появится в Костроме, и я уточнил сроки, постаравшись их оттянуть. Мол, ни к чему затягивать со своим визитом, а прикатить сразу по первопутку, то бишь по первому снегу. Принц страдальчески скривился, но я был неумолим, поэтому Густаву осталось только заявить, что он будет считать дни до приезда и с нетерпением ждать встречи.

Я молча кивнул, обнял королевича и опрометью бросился к сходням.

Впереди была Кострома…

Глава 4

Первые впечатления и первые вводные

Городишко оказался так себе.

Может, когда-то он и был достаточно крут, раз здесь имелись даже свои князья, но время неумолимо – деревянные стены изрядно обветшали, одна из башен уныло скособочилась – вот-вот рухнет, ров наполовину осыпался, да и воды там было воробью по колено. Правда, несло оттуда так, что вздумавшему его форсировать и впрямь не поздоровится. Не иначе как костромичи решили бороться с врагами исключительно с помощью химического оружия.