Эстетика. О поэтах. Стихи и проза - Владимир Соловьев

Индивидуальная человеческая душа, в своем отделении от мировой Души ставшая телесной и в своей активной противоположности другим индивидам достигшая чистого и отдельного сознания, никогда не может потерять это сознание, так как она его и не получала, так как она ничего не получала извне. Ее внешние отношения, ее телесность или материаль–ность послужили лишь для того, чтобы перевести в действительное состояние то, что существовало в ней вечно в скрытом состоянии, в возможности или потенциально.

Индивидуальное сознание со всем своим содержаниеми не есть (33) нечто новое и случайное, созданное внешним образом. Это есть вечное содержа–ние души, утвердившееся в действительности, положенное как такое. Внутренняя жизнь души возбудилась, пробудилась через воплощение, затем, когда цель достигнута, средство становится ненужным. Как для того, чтобы научиться читать, мы нуждаемся в складах, умея же читать, мы делаем это по привычке, также и после телесной смерти душа не теряет ничего из того, что она приобрела и продолжает существовать в своей эфирной и психадической оболочке, в своем собственном пространстве и я своем собственном времени. Очевидно, что состояние индивида после смерти полностью определено его состоянием до смерти — что посеял, то и пожнешь. Наивная идея наказаний и вознаграждений, наконец, должна быть оставлена теологией: состояния страдания и ничтожества, необходимо связанные с исключительным самоутверждением индивида, также как и блаженство индивидуальности, свободно отказывающейся от себя, принад–лежат каждому индивиду. Каждый индивид в этой или другой жизни должен пройти через ничтожество и боль, чтобы прийти к совершенству и счастью;

высшее совершенство принадлежит всем существам, и каждое из них обладает этим совершенством по своему собственному характеру, так как совершенство не связано с одним определенным характером, но все могут им обладать, каждый по–своему. Совершенство заключается в отказе от своей эгоистической воли, очевидно, что от своей воли можно отказаться, не потеряв своего характера; также как существует множество эгоистиче–ских характеров, также должно существовать и множество характеров святых. Души, которые находятся во власти Сатаны, то есть состоянием которых является ненависть, после смерти испытывают муку от этой ненависти, которая не находит для себя объекта (соответствующего телесного состоя–ния). Те, которые находятся во власти Димиурга, то есть которые пристра–стились к абстрактному рассудку, изучению внешних факторов, принимая средство за цель, и к юридической практике, оказываются в полной пустоте, потому что в мире ином ничто не соответствует их обычным занятиям; телесное состояние здесь соответствует более или менее сильному холоду, тусклому и мрачному мерцанию. Наконец, души, управляемые Софией, находятся в счастливом состоянии. Очевидно, что эти различные состояния весьма относительны(34)

Конец и цель мирового процесса — полное воссоединение двух миров или свободное и сознательное подчинение людей богам. С другой точки зрения — это полное воплощение богов, реализация божественности. Каждое смертное существо представляет некоторым несовершенным обра–зом соединение двух миров, и очевидно, что чем больше существ пришло к духовному состоянию, тем ближе это соединение. Все умершие желают окончательно и полностью воплотиться — одни свободно и через божест–венную любовь, а другие — по необходимости, жаждут соединения двух миров и все воздействуют в этом смысле на людей и на природный мир. Очевидно, что человеческий ум в зрелую историческую эпоху, обладая всем опытом прошедших лет и находясь под действием и влиянием бесчисленного множества существ, как живых, так и умерших, лишен тем самым простоты и первобытной силы, его жизнь детерминирована гораздо большим числом связей и благодаря этому он более свободен, более индивидуализирован, в большей степени является хозяином природы, ближе к духовному состоя–нию. Природные основы его психического и физического бытия разрушены, ослаблены одновременным действием многих внутренних и внешних фак–торов, они им больше не обладают,<бытие>от них освободилось. Это состояние внешне выражается в чрезвычайном развитии нервной системы, как центральной, так и периферической, которая служит органом эфирному и психадическому телу и, тем самым, его развитию; вследствие этого человек уже на протяжении земной жизни более приближен к умершим, чем ранее. С другой стороны, развитие нервной системы, производя значи–тельно больше эфирных и психадических флюидов, дает больше материала для воплощения духов. Таким образом, в то время как люди, становясь более эфирными и духовными, приближаются к духам, духи, становясь более телесными и материальными, приближаются к людям и окончательное воссоединение тем самым ускоряется.

После появления христианства Димиург, не имея возможности действо–вать непосредственно на человечество, все‑таки проник в христианство и преобразил царство любви и мистического разума в царство внешнего правосудия, в состояние абстрактного рассудка — панство и схоластика. Сатана, будучи бессильным против истинного христианства, поднял свою раздавленную голову против ложного, — тут ему нашлось дело, но он мог действовать лишь мало–помалу. Он принял некоторое участие в протестан–тизме, поскольку тот, вместо того, чтобы призвать к христианской любви и божественному одухотворению, привязался к слепой вере и абстрактному предопределению, а затем и к мертвой букве Библии. Затем он позволил человеческому уму поклоняться Димиуру как истинному Богу (в деизме), насмехаясь над радостью, которую дает истинный Бог, так как Димиург — это жалкий бог, и после того, как Сатана заставил людей поверить, что у них не может быть другого, ему было удобно перейти к отрицанию всякого бога (так как жалкий бог не есть бог), и установить атеизм, открытый для деизма. Прогрессу атеизма в духовном плане соответствует прогресс анар–хии в порядке политическом и социальном, любой временной и относитель–ной морали (35). Все связи, посредством которых Димиург старался упрочить свое царство, оказываются уничтоженными, государство, внешняя церковь, семья глубоко потрясены. Человек чувствует себя свободным от всех естественных связей, предоставленным самому себе, и оказывается бессиль–ным и ничтожным. С другой стороны, это освобождение человека от всех его естественных связей, его одухотворение приближают его к миру духов, который через соответствующий процесс относительной материализации также приближается к нему. Таким образом, мы видим, как возникают явления животного магнетизма и спиритизма — провозвестники неизбеж–ного воссоединения обоих миров. Теоретические принципы этого воссоеди–нения изложены на предшествующих страницах. Теперь нам следует показать моральные основания и сакральные формы этого воссоединения.

О трех степенях любви.

Мораль"князя мира сего" — это внешние правосудие. Неприятие такого правосудия, неприятие всякой законности и формальности, всякой услов–ной и относительной морали есть необходимая предпосылка истинной моральности. Цель морали — объединить духовные существа свободной и внутренней связью, а единственная связь такого рода есть любовь. Право–судие не объединяет, оно дает каждому то, что ему принадлежит и оставляет его в отдельности от всех остальных. Очевидно, что любовь есть также единственное абсолютное благо, так как страдание есть последствие огра–ниченности существа: чем менее оно ограничено, иначе, чем больше оно любит, тем меньше оно страдает. Никто не осмелится сомневаться, что любовь есть моральное совершен–ство, что она выше не только своей противоположности — ненависти, но и выше правосудия, что оставление его прав, прощение беззакония выше, чем месть и наказание.

Никто не осмелится отрицать, что в обществе, основанном на взаимной любви, на милосердии — правосудие, право и закон будут излишними и что таков идеал человеческого общества. Общая возможность такого обще–ства также не может отрицаться; если любовь существует и развивается, то мы не можем положить ей предел. Но вся проблема в том, чтобы найти практическую или непосредственную возможность такого человека.

Реальная и всемогущая любовь — это любовь половая. Но она исклю–чительна, она достигает соединения в ограниченное общество, в семью, она дает легкое удовлетворение моральной потребности человека, но она не ведет дальше. Это есть лишь расширенный, но столь же исключительный эгоизм (а может быть и в большей степени, ибо он уверен в себе и кичится своею моральностью), как и простой эгоизм. С другой стороны, любовь, которая не является исключительной, любовь универсальная, любовь ко всему, которая с теоретической стороны есть amor Dei inlelleclualis (36), а с практической — филантропия, — эта любовь искупает свою всеобщность своей слабостью, своим бессилием, чем‑то холодным и смутным, что удов–летворяет сознание и разум, но не заставляет трепетать все духовное и животное существо человека. Блестящий пример бессилия такой любви дает нам современное франк–масонство.