Натали - Анна Дубчак

– Ничего, конечно. Ведь вы же, задавая эти вопросы, знали, что на них не существует ответа… – У Луи получилась скверная улыбка: фальшивая и злая.

– По-моему, здесь дело нечисто. И вы хотите ввязать меня в свою грязную игру… Куда я вообще попала? Или же мне это только снится? Говорите! – Наталия схватила его за руку и принялась трясти. Ей казалось, что от резких движений видение рассеется и она очнется у себя дома, в России… Но ничего не менялось, она продолжала стоять в странной лаборатории с корчащимся под прозрачным колпаком голым карликом, которого не то замораживали, не то проводили над ним испытания током или температурой, а рука ее держала рукав пятидесятилетнего господина, который продолжал мерзко улыбаться.

Она отпустила его и выбежала из лаборатории. Она поняла, что дело принимает опасный оборот. Еще эта лаборатория…

Вдруг она остановилась в коридоре напротив той самой двери, куда вошел другой карлик во всем красном, и, повернувшись к следовавшему за ней Сора, спросила:

– А что за урод живет за этими дверями?

– Там никто не живет. Я же вам говорил уже, что третий этаж нежилой.

– Не хотите ли вы сказать этим, что здесь можно встретить только мертвецов?

Он только развел руками.

Глава 4

Капуста в винном погребе

Под вечер она попросила Гаэлль показать ей зимний сад.

Прохаживаясь среди горшков с гортензиями и бегониями, касаясь головой лиан и широких мясистых зеленых листьев тропических растений, многие из которых цвели, Наталия на время позабыла о своих тревогах. Она размечталась о своем доме, который будет у нее когда-нибудь, если ей удастся, конечно, выбраться…

Вспомнив, где она находится, она спросила:

– Гаэлль, а как ты оказалась в этом замке?

– Меня порекомендовал сюда господин Сора, а до этого времени я работала у его сестры.

– Понятно. Но я не это имела в виду… Просто я не так выразилась: ты давно уехала из России?

– Три года назад.

– Почему?

– Я в Москве вышла замуж за француза, и мы переехали сюда. Но потом мой муж погиб, и мне пришлось самой зарабатывать себе на жизнь.

– Тебе сколько лет?

– Восемнадцать.

– Значит, ты не успела нигде выучиться? У тебя нет образования?

– Можно сказать, что так… Но если мне повезет и мне заплатят столько, сколько обещали, то я смогу оплатить свое обучение в колледже. Освою бухгалтерское дело или маркетинг, устроюсь на работу, выйду замуж…

– А как погиб твой муж?

– Он ехал на машине по мосту, и у него отказали тормоза… Его нашли в реке спустя три дня…

– Извини…

Наталия подняла голову и увидела высокий прозрачный купол, сквозь который пытались пробиться скупые зимние лучи. Сливаясь с электрическим освещением, они казались бледными и безжизненными.

– Скажи, а ты видела хозяина?

– Какого хозяина? – насторожилась Гаэлль.

– Как какого, того самого, кому принадлежит этот замок?

– Ах этот… Нет, не видела…

– Он живет в другом месте?

– Сора говорил, что у него есть еще один замок в Орлеанском лесу и несколько квартир в Париже.

– Зачем ему столько?

– Не знаю, как говорится…

– …у богатых свои причуды… Все понятно.

Она уже пожалела, что снова заговорила с Гаэлль. Эта девушка как закрытый сосуд. Она носит в себе что-то, но никогда не выплеснет наружу. Она верно и преданно служит своему хозяину и преследует совершенно определенные цели: заработать деньги и выучиться на бухгалтера.

– А ты не видела здесь карлика в красной одежде?

– Карлика? Нет, конечно… Откуда здесь взяться карликам? – Она с недоверием посмотрела на Наталию и, как показалось последней, захотела смутить ее, заставить усомниться в здравости своего рассудка.

– Послушай, Гаэлль, никогда не смотри на меня так, поняла? – Наталия больно схватила ее за руку и с силой сжала. – Не смей делать вид, что ты ничего не понимаешь. Мне приходилось встречаться в жизни со всякими людьми, но ты просто поражаешь меня своим цинизмом…

Больше не было желания говорить что-либо. Она оттолкнула от себя девушку и подошла к прозрачной стеклянной стене зимнего сада, являвшегося частью замка и располагавшегося позади него, в самом центре. Она вдруг представила себе, как разбивает эту стеклянную стену и выбегает из замка, как несется по усыпанной бурыми листьями дорожке к воротам и встречает там либо солдат, либо людей в штатском, которые при виде ее достанут оружие и, предупредив, начнут палить ей по ногам…

Послышался какой-то шорох, она повернулась и увидела что-то красное, мелькнувшее за широкими пальмовыми листьями. Кто-то пробирался в самую гущу зарослей папоротника.

– Стойте! – закричала Наталия, потому как это была не Гаэлль (ее вообще не было, она ушла, потирая руку), а кто-то другой.

А когда среди зелени мелькнуло старческое лицо в обрамлении красной шапочки с тремя рожками, на которых болтались колокольчики, ей стало дурно… «Неужели я действительно сошла с ума?»

Она поняла, что самое безопасное для нее место в замке – это музыкальная комната, где стоял «Стенвейн». Она знала, что Луи пристально следит за ней и испытывает нечто вроде удовлетворения, когда Наталия музицирует: он ждет результатов.

Она села за рояль, закрыла глаза и принялась играть в медленном темпе гаммы. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Особенно ей нравились расходящиеся гаммы, это когда руки расходились в разные стороны, а звуки, словно расщепляясь, разлетались по разных регистрам. И хотя звуки носили энергию раздражения и протеста, ей почему-то был даже приятен этот эпатаж. Она представляла себе, как злится Луи, подслушивая под дверью в ожидании «нормальной» музыки.

И вдруг она перенеслась в очень странное место. Не то кафе, не то маленький ресторан. Она сидела в самом углу, перед ней стояло блюдо с горячими спагетти, политыми красным густым соусом, бутылка вина и чистый фужер. Скатерть красно-сине-белая, черная лакированная мебель, кадка с пальмой в углу, рядом со столиком, множество посетителей, официант с полотенцем на бедрах вместо фартука, бегающий между столиками и мешающий смотреть на то, что происходит на сцене.

Сцена небольшая, но какая-то емкая, глубокая, и на ней декорации: комната с кроватью, столом и стулом, а в кровати двое: мужчина и женщина. Только что-то очень странное было в этом представлении. И она долгое время не могла понять, что же именно. Во-первых, двое в постели почему-то не обнимались, не целовались, а ругались. На французском, разумеется. А потом мужчина и вовсе огрел женщину стилизованным поленом, которое он достал из-под одеяла. Зрители-посетители в зале, опьяневшие от вина и объевшиеся спагетти с соусом, заулюлюкали, и тогда до Наталии дошло, что это вовсе не бревно, а что-то совсем неприличное и не очень смешное…