Генерал де Голль - Михаил Мирович

— Не произойдет ничего неожиданного. В зависимости от обстановки мы призовем людей из резерва первой очереди или из запаса. А затем, глядя сквозь амбразуру наших укреплений, будем безучастно наблюдать, как Адольф Гитлер прибирает к рукам Европу.

— Неужели вы хотите, чтобы мы направили экспедиционный корпус в Австрию, Богемию или Польшу?

— Нет, — проговорил де Голль. — Но если немцы будут наступать вдоль Дуная или Эльбы, мы просто обязаны выдвинуть наши армии на Рейн. Мы должны войти в Рурскую область, если вермахт пойдет на Вислу. Ведь если бы мы были в состоянии предпринять такие контрмеры, этого было бы достаточно, чтобы не допустить агрессии. Но при нашей нынешней системе мы не в состоянии двинуться с места. И, наоборот, наличие танковой армии побуждало бы нас к активным действиям. Разве правительство не чувствовало бы себя увереннее, если бы заранее было к этому готово?

— В ваших словах есть резон, — сказал Блюм. — Было бы, конечно, прискорбно, если бы нашим друзьям в Центральной и Восточной Европе пришлось стать жертвами вторжения. Однако в конечном счете Гитлер ничего не добьется до тех пор, пока не нанесет поражения нам. А как он может это сделать? Вы согласны с тем, что наша система, мало пригодная для наступательных действий, блестяще приспособлена для обороны?

— Тезис о неприступности «линии Мажино» с каждым днем все меньше соответствует истине. Первым это понял бельгийский король, о чем он и сообщал нам в доступной форме.

— Может, вы и правы, но, я думаю, Леопольд при разрыве союза руководствовался не только стратегическими соображениями. Мне говорили, что он симпатизирует Гитлеру… Но в любом случае наша оборонительная линия и фортификационные сооружения смогут обеспечить безопасность нашей территории.

— Ни в коем случае! Это обман самих себя, — сказал де Голль. — И весьма сомнительный вывод. Еще в конце прошлой войны не существовало обороны, которую невозможно было бы пробить. А ведь какой прогресс достигнут с тех пор в развитии танков и авиации! В будущем массированное использование достаточного количества боевых машин позволит прорвать на избранном участке любой оборонительный редут. А как только брешь будет проделана, немцы смогут при поддержке авиации двинуть в наш глубокий тыл массу своих быстроходных танков. Если мы будем располагать танками в равном количестве, все можно будет исправить, если нет — все будет проиграно.

— С вами тяжело спорить, — улыбнулся Блюм, — потому что вы правы. Правительство разработало, а парламент утвердил решение, что помимо бюджетных ассигнований на производство танков и самолетов будет выделяться значительная сумма.

Де Голль заметил премьеру, что самолеты, которые планировалось выпускать в больших количествах, были разработаны исключительно для оборонительных, а не для наступательных действий. А танки «Рено» и «Гочкинс» имеют большой вес, малую скорость, вооружены малокалиберным короткоствольным орудием и предназначены для сопровождения пехоты, а никак не для выполнения самостоятельных заданий в составе специальных танковых соединений.

— Выпускаемые танки — это вчерашний день танкостроения. Вы должны понять, — сказал де Голль, — что мы построим столько же танков и израсходуем столько же средств, сколько потребовалось бы для создания танковой армии, а иметь эту армию все-таки не будем!

— Я не вмешиваюсь в работу Даладье. Военные кредиты — это дело его и генерала Гамелена.

— Но позволю себе заметить, что за состояние обороны отвечает правительство, — сухо сказал де Голль.

В это время зазвонил телефон…

— Извините, но я уже не принадлежу сам себе, — сказал Блюм, давая понять, что тема разговора исчерпана.

…Встреча, о которой так подробно пишет генерал де Голль в мемуарах, произвела на главу правительства сильное впечатление. Однако он не собирался менять военную доктрину, полагаясь на министерство обороны, которое считало идеи де Голля не соответствующими истинному состоянию дел.

В 1936 году военным руководством было решено затормозить карьерный рост де Голля, и лишь благодаря Полю Рейно в 1937 году, в возрасте сорока семи лет, он получает погоны полковника французской армии и назначение командиром Пятьсот седьмого танкового полка в Меце, оснащенного танками старого образца.

1938 год

Двадцать третьего марта Поль Рейно сформировал новое правительство. Милитаристские устремления Советской России и Германии не были секретом для нового кабинета министров, который никак не мог решить, кого считать главным врагом Французской республики — СССР или Третий рейх.

Многие члены вновь сформированного кабинета полагали, что основная опасность для Франции исходит отнюдь не от фашистской Германии, а от Страны Советов, которая фантастическими темпами наращивала свой военный потенциал и стремилась столкнуть Гитлера со странами Западной Европы.

К концу 1938 года Красная Армия насчитывала почти четыре миллиона бойцов, восемнадцать тысяч танков и двадцать тысяч самолетов. В том же 1938 году по свидетельству тогдашнего министра авиации Ги ля Шамбра, французская армия имела на вооружении всего двадцать (двадцать!) современных самолетов.

Тем временем гитлеровская Германия присоединила к своей территории Австрию, грубо нарушив Версальский и Сен-Жерменский договоры, и начала готовиться к вторжению в Чехословакию. Для этого в Судетской области, входящей в состав последней, были инспирированы беспорядки под сепаратистскими лозунгами. Смута была пресечена чехословацкими властями без больших проблем, однако дала повод Гитлеру угрожать Чехословакии насильственным отторжением мятежной территории.

В то время Чехословакия находилась в более выгодном стратегическом положении, чем Германия. Ее поддерживала Лига наций, а государства Антанты были связаны с ней дружественными отношениями. Армия потенциальной жертвы агрессии была отнюдь не слабей германской, ее границы были хорошо укреплены, а военная промышленность считалась одной из самых передовых в Европе.

Двадцать восьмого сентября 1938 года в мюнхенском «Коричневом доме», резиденции Адольфа Гитлера, началась встреча руководителей Англии, Франции, Италии и Германии для решения судьбы Чехословакии. На следующий день Чемберлен, Даладье, Гитлер и Муссолини подписали соглашение, согласно которому в недельный срок Чехословакия обязана была передать Германии Судетскую область, а часть территории Чехословакии, где компактно проживали поляки и венгры, отходила Польше и Венгрии. Чехословакия лишалась пятой части территории с четвертью людских и промышленных ресурсов.