Сибирский Робинзон - Андрей Черетаев

Я не мог прощупать тело, спрятанное под одеждой, но боли в пояснице подсказывали мне, что позвоночник, так или иначе, пострадал. Тупо ныли ребра. Все это было неприятно, но терпимо.

Внимательно осмотрев левую руку и проделав несколько нехитрых упражнений с пальцами, я утвердился в убеждении, что рука всё же не сломана. Это обнадёживало.

Между тем голова раскалывалась и кружилась. Было чувство, словно я побывал под машиной и одновременно страдал от похмелья. Просто ужасный букет ощущений!

Карман куртки оттопыривался, и это мне мешало. Сунув в карман руку, я неожиданно для себя наткнулся на фляжку, о которой начисто забыл. «Ром! — подумал я, пытаясь отвинтить крышку. — Черт, вот так счастье подвалило». Добраться до блаженного бальзама оказалось сложной задачей для изувеченного человека с одной нормально действующей рукой. Однако я все-таки добился своего — пыхтя и чертыхаясь, насколько позволяла ушибленная челюсть.

Обидно, но ром не пошел. Стоило мне сделать один небольшой глоток, как меня буквально наизнанку вывернуло. Пренеприятнейшее ощущение, доложу я вам. У меня не было сил ни отвернуться, ни пригнуться, и все, что я выпил, оказалось на моей груди. Я даже и предположить не мог, что организм может взбунтоваться против столь полезного в небольших количествах, напитка. Желудок вытолкнул обратно весь ром, обильно перемешанный с кровью. Меня затрясло, и я потерял сознание — в который уже раз.

«Поторопился ты, братец, с ромом», — подумал я, придя в себя и увидев, во что превратилась и без того грязная куртка. Одно утешает: никого нет рядом. Вид у меня был похлеще, чем у любого вокзального бродяги. Меня еще сильнее замутило, но желудок на этот раз обошелся спазмами.

Потихоньку, миллиметр за миллиметром, но мне удалось, опираясь на унитаз, встать на ноги. Впрочем, тут же пришлось сесть. По телу от пяток до головы промчался болевой ураган, как если бы я сел на кол. Затылок похолодел. «Подскочило давление», — догадался я.

Сидя на унитазе, обхватив руками раскалывающуюся голову, постанывая, я пробовал адаптироваться к боли — ведь рано или поздно организм привыкает к ней.

И действительно, боль постепенно утихала. Когда мне полегчало до такой степени, что можно было сделать еще одну попытку, я приподнялся и понял, что могу стоять. Я решил открыть дверь туалета, и она легко открылась. Стоило только повернуть ручку и толкнуть!

Увиденное потрясло меня. Кроме двух «моих» туалетных кабинок, в уцелевшей части хвоста самолета были еще четыре. Причем одна из них сплющилась при ударе о землю, а другая была насквозь пробита деревом. Нет, что ни говори, а спасся я просто чудом.

Очень медленно и осторожно, придерживаясь за стенки коридора, перешагивая через искореженный металл, я выбрался из спасительного хвоста.

«Интересно, сколько сейчас времени?» — осторожно полез под куртку, к ремню, на котором висел мобильник. Открыл кожаный чехол и высыпал на снег обломки того, что раньше называлось мобильным телефоном. Определить время по солнцу также было невозможно, — небо затянуло тучами. «По крайней мере, сейчас день, и, скорее всего, вторая его половина», — решил я.

Было пасмурно. Воздух, серый от влаги, как будто впитывал в себя дневной свет. Тучи бежали по небу, лишь изредка приоткрывая свою плотную завесу. Огромными белыми хлопьями с неба сыпал снег. Земля была покрыта им. Он был кругом: на земле, ветвях деревьев и в воздухе. В метрах двадцати от места падения по каменному руслу весело бежала речушка. Деревья взбирались по склону небольшой горы. Значит, мне довелось свалиться в горах? Правда, это не Гималаи и не Альпы, но всё же горы, пусть и невысокие.

Хвост лайнера лежал плашмя, зажатый между елями, нижней частью уйдя в землю. Благодаря чему, мне не пришлось прыгать пусть даже с небольшой высоты, которую составляла та часть самолетного фюзеляжа, где были всякие технические отсеки. Похоже, что отрыв хвоста произошел как раз в том месте, где находились пассажирские люки, поэтому сразу за туалетными кабинками зияла огромная дыра.

Боль во всем теле и замершие ноги заставили меня взглянуть жестокой правде в лицо. Природа вокруг меня была сурова и если не враждебна, то уж точно равнодушна. А ведь нет ничего страшнее равнодушия. Равнодушие убивает.

Я решил вернуться в кабинку.

Поудобнее устроившись на унитазе, я погрузился в раздумья. И чем больше думал, тем меньше мне нравилось происходящее.

«Итак, что на сегодняшний момент я имею? Во-первых, самолет, потерпевший в тайге катастрофу. Надо признать, что, скорее всего, я выжил один. Считается, что хвост самое безопасное место в самолете. В хвосте я был один, это подтвердил осмотр других туалетов. Во-вторых, поиски уже должны были начаться. Но! Но с учетом того, что мы упали уже затемно, наверняка спасатели начали нас искать только с первыми лучами солнца, то есть поиски длятся всего несколько часов. В-третьих, надеюсь, они знают, где нас искать. Если знают, то на поиски не должно уйти много времени, максимум два дня. Один почти прошел, осталось второй продержаться. Но, разве в такой снегопад что-нибудь увидишь?! Если погода не улучшится, то уже очень скоро я сдохну в тайге, сидя, в сортире! Перспектива совсем не радужная. А самое главное, что мне сейчас делать?»

Увы, ответа на этот вопрос не было.

Тяжело вздохнув, я посмотрел на свой разрушенный туалет. Сквозь оторванную крышу медленно опускались большие хлопья снега.

«В конце концов, делать что-то нужно. Не замерзать же, скрючившись на толчке!» С этой мыслью я принялся за изучение своих карманов, где оказалось несколько полезных и приятных штуковин. Вслед за фляжкой я достал из кармана стограммовый сникерс.

«Зашибись», — именно этим словом я приветствовал спасительную шоколадку. Дальше были извлечены: сложенная в несколько раз красноярская газета, носовой платок, паспорт и около сорока двух тысяч рублей тысячными купюрами, не считая более мелких.

«Золотой запас», — усмехнулся я, увидев деньги.

Ни спичек, ни зажигалки, ни перочинного ножика в моих карманах, к сожалению, не нашлось. Привычки носить в кармане швейцарский нож, отродясь не имел. Недавно бросил курить (спасибо тебе, Евочка).

Разбирая вещи, я почувствовал, что мне с каждой минутой становится всё хуже и хуже. Вновь закружилась голова, внутри зашевелилась нудная тошнота. Я пригнулся, прижав живот к коленкам, надеясь справиться с приступом. Ничего не получилось, и я плавно провалился в беспамятство. Впрочем, так же плавно я вышел из этого состояния, вернувшись к ужасной реальности.

Я выругался, когда понял, что неожиданно подкрался вечер и темнеет прямо на глазах. Очень хотелось надеется, что за эту ночь я не «врежу дуба» под елью.