Окоянов - Дмитрий Дивеевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да что Ллойд-Джордж! Собственный сын Великого Мастера, которому предстоит сменить отца на этом посту, с ухмылкой слушает проникновенные речи о той высокой ответственности, которая ляжет на его плечи. Наверняка среди его сверстников-студентов ходит множество анекдотов про вольных каменщиков, и он воспринимает ложи как общество спятивших с ума болтунов, которые страдают вдобавок ко всему еще и манией величия.
Хотя не надо забывать, что только в Великобритании насчитывается почти триста тысяч братьев. И они связаны дисциплиной. Разве это не сила?
Другое дело, что масоны не могут угнаться за правительством. Оно действует более оперативно и имеет для этого нужные рычаги. Чрезмерное увлечение Великой Ложи финансистами привело к тому, что ложи имеют деньги, но деньги не решают всех проблем. Надо пронизать своими людьми руководство публичных партий и трейд-юнионы. Это самое слабое звено. Больше внимания уделять проникновению в государственную пирамиду сверху донизу. Усиливать там конспирацию и зашифровку. Великому Мастеру известно, что Ллойд-Джордж боится масонов. Он любит быть единоличным хозяином положения. Если премьер послушает своих шептунов-советчиков и разработает проект закона, который запретит чиновникам участвовать в ложах, то вольным каменщикам останется только строить общественные туалеты и отлавливать бездомных собак.
Мажордом доложил о прибытии Брата Секретаря. Тот вошел как всегда своей неспешной, но деловой походкой, почтительно поклонился, затем присел за стол и сразу же приступил к делу. Открыв кожаную папку, Брат Секретарь зачитал британскую концепцию заседания Объединенного совета. При этом заметил, что она согласована с Великой ложей Франции. По его мнению, на совете следовало дать предельно сжатый анализ неудачи российского предприятия. Терять время на обсуждение общеизвестных истин не стоило. Причины провала были очевидны. Они заключались в несогласованности и противоречивости усилий разных стран. И хотя координация работы была возложена на Великую ложу Великобритании, как имеющую прямые выходы на дом Романовых, относительно неплохая координация имела место только с французами. Американские финансисты не выполнили своих обязательств.
Великий Мастер слушал Брата Секретаря и думал о том, что масонство слабнет не только с внешней стороны. Внутри его также пошли трещины. Самый свежий пример – предательство американских братьев. Не по случайности и не по глупости. Они сознательно повели дело к провалу операции на ее завершающем этапе. Вопреки здравому смыслу подключились к поддержке большевиков, направив в Петербург Троцкого с отборным отрядом подготовленных пропагандистов и огромными деньгами, когда дело, казалось, уже было сделано. Соединившись в один поток, немецкие и американские деньги превратили Ленина в могучего противника Временного правительства и дали возможность вырвать первенство у Керенского. И потом, в период гражданской войны, американские ложи продолжали упорно поддерживать красных.
Такого масонский мир еще не знал. Мало того, что американцы сорвали планы братств. Впервые в истории масонства ложи Нового Света пошли против его основополагающих устоев. Они предали якобинскую революцию. А якобинство – это библия масонов. Ради его святых лозунгов оно существует, живет и борется. Ибо, только когда Свобода, Равенство и Братство воссияют во всем мире, тогда ложи смогут вздохнуть полной грудью. Уже никакие абсолютистские монархии, никакие диктаторы, никакие шайки разбойников не смогут помешать им править самым надежным инструментом власти – деньгами.
Предательство американцев говорило о чем-то совершенно новом. Неужели для них стали безразличны демократические принципы ради какого-то временного союза с кровавой диктатурой, ради возможности ухватить кусок пожирнее? Нет сомнений, что они подослали Бронштейна Ленину из-за каких-то выгод. Но рассчитывать переиграть Ульянова – дело неблагодарное. Он способен на любой, самый дьявольский кульбит ради власти. Возможно, они надеются удерживать контроль над ним через евреев в ЦК. Но не слишком ли иллюзорны их надежды? Английскому братству куда спокойней было бы с Керенским.
Да, в масонском мире происходят большие изменения. Американцы все больше и больше игнорируют совокупные интересы братств. Они начинают играть свою игру во благо исключительно американского капитала. Но масонство – не удельный каганат. Здесь недопустим такой эгоизм. Есть еще и братья других национальностей, которые заслужили свой кусок пирога!
Слава Властителю Неба, в европейских ложах пока сохраняется дисциплина и между ними нет конфликтов. Зато есть страх перед наказанием. В их правилах нет статьи об исключении брата из ложи за недостойное поведение. И никогда не будет. Просто такой брат становится «неприкасаемым». Каждый член ложи знает, что это такое.
Ну что ж, на Совет прибывает из Нью-Йорка сам Янкель Шип, вот пусть он и объясняет своим европейским братьям, почему американские банкиры сделали ставку на генетического выродка. Ведь Великий Мастер лично распорядился отправить Шипу досье на Ульянова, в котором значилось, что его дед родился от сожительства прадеда с собственной дочерью. Такие люди могут иметь отклонения, не позволяющие серьезно рассчитывать на их разумное восприятие действительности. Впрочем, чего стоят планы Ленина с помощью штыка и петли насадить райские кущи на земле.
* * *Когда Брат Секретарь завершил доклад, Великий Мастер встал из-за стола, походил по кабинету и сказал:
– Построим заседание Совета несколько необычно. С самого начала предложим выступить Янкелю Шипу. Пусть он проблеет аргументы в оправдание ренегатского поведения своих лож. А потом устроим ему заслуженную головомойку. Подготовьте людей.
5
Федор Аникин лежал с закатанными до колен штанами на копне подгнившего клевера и проветривал покрытые язвами ноги. Легкий августовский ветерок ласкал зудящие раны, а щебетание полевых птах нагоняло дремоту. Ему не хотелось ни о чем думать. Но тяжелые мысли лезли в голову вопреки желанию. В конце прошлого года Аникин вернулся домой из Красной Армии по ранению. Шрапнельный снаряд разорвался над залегшей цепью красноармейцев и Федору секануло осколками по ногам. Раны считались неопасными, но почему-то никак не хотели заживать и превращались в язвы. После двух месяцев мытарств по обозам и госпиталям он был списан и отпущен к себе в Сонинку.
Отоспавшись на родных полатях и кое-как подхарчившись убогой деревенской едой, солдат добрался до уездного окояновского доктора Константина Владимировича Седова. Пожилой хирург долго осматривал его, зачем-то щупал живот, глядел язык и расспрашивал об участии в боях. Потом сказал, что, видимо, ноги будут заживать плохо, так как у Федора налицо сахарная болезнь, которая развилась, скорее всего, от жестокого удара прикладом под ребра в рукопашном бою. Константин Владимирович велел промывать язвы ромашковым отваром да пить побольше чаю из черничного листа. Помолчав, добавил, что с такой болезнью может быть всякое. Иногда люди живут долго, а иногда случается резкое обострение и отсчет идет на недели. Бороться с ней врачи пока не умеют.
Сказанное доктором подсекло Аникина. Ему стукнуло тридцать лет, и он вернулся с войны полный надежд на будущее. Сонинский комбед нарезал красноармейцу такой кусок землицы из бывших владений помещика Засыпкина, о каком раньше он и мечтать не мог. Осталось обзавестись лошаденкой да кое-каким инвентарем – и можно начинать жить в полную силу. Язвы на ногах Аникин в расчет не принимал, полагая, что они затянутся сами, был бы харч хороший. Старый врач нанес удар по его надеждам.
Тишина уходящих за горизонты зеленых холмов и рощиц обволакивала душу покоем, и постепенно мысли приобретали медленный и умиротворенный ход. Что ж, сколько отпущено, столько и отпущено. Нельзя поддаваться тоске. Сыну Семке только десять лет, парнишка серьезный – справный хозяин вырастет. Но подмогнуть ему надо, задел создать, какой получится. Да у жены уж и второй в утробе шевелится, его еще на ноги ставить. Так что лет десять как край, надо тянуть, а там – что Господь подаст.
Снова кольнула душу Федора заноза. Близок локоть, да не укусишь. Двенадцать лет назад он, деревенская голытьба, увел из зажиточного дома крестьянина Силина его дочь Марию, будущую любимую свою жену Машеньку. Венчались они в чужом селе Неверове, и свадьба их была такой бедной, что больно вспомнить. Машенькин отец от нее отказался и никогда ей больше ничем не помогал, хотя жили они на одном порядке.
Аникину приходилось туго. Когда при Столыпине стали уговаривать брать отруба, чуть было Федор не соблазнился. Но Маша поостерегла его и правильно сделала. Через пару лет из пяти «столыпинских» хозяйств в Сонинке осталось только одно. Остальные красный петух склевал до основания. Говорят, хозяева плохо держали слово и норовили обсчитать в конце подряда своих батраков. Бывало даже, что выгоняли без копейки. Но жгли и без причины. Из зависти.