Брачный сезон, или Эксперименты с женой - Константин Николаев

Постой, постой, - плавное течение мыслей внезапно застопорилось, - во сколько завтра следует явиться к Машеньке? В моей голове Мария Антоновна Еписеева уже почему-то трансформировалась в Машеньку. Елки-палки, тогда же, когда и к Витальке. В семь. Этого еще не хватало. Да Виталька убьет меня (кто знает, может, и в прямом смысле?), если я не приду на встречу с этой его... как ее?.. Ларисой!

Звонить было уже поздно. Это, разумеется, не касается Катьки. Ей я могу позвонить хоть в четыре утра. Ладно, завтра позвоню и извинюсь, с облегчением решил я. Мои мысли вновь заструились плавным потоком.

Вдалеке замаячила полуразрушенная будка телефона-автомата. Я устремился к ней, в голове возник довольно пасторальный образ мадам Колосовой. В моем утопическом представлении она была весьма тонкой натурой, способной понять тебя с полуслова, пожалеть, дать совет, денег, накормить и уложить спать.

Отчасти Катька, разумеется, соответствовала этому эпическому образу. Я почти любил ее, напрочь забыв о том, что приключалось со мной уже не раз. Я склонен идеализировать людей, которых не видел хотя бы день. А когда эти люди оказываются во плоти и крови, а не той иконой, что создал я в своем воспаленном воображении, я начинаю возмущаться.

Вот наконец и телефонная будка. На втором этаже дома, к которому привалилось это убогое сооружение, красновато светилось Катькино окно. В подворотне у подъезда мадам Колосовой кучковались какие-то подозрительные личности.

Я заглянул в будку через разбитое стекло. Проверить, не срезана ли трубка и вообще имеется ли сам телефон. Все было в порядке. Я смело шагнул в заплеванную темноту и снял тяжелую трубку. Гудок тоже был на месте. Личности в подворотне слегка оживились.

- Кать, - сказал я после бодрого, несмотря на позднее время, Катькиного "але", - к тебе можно?

- А-а, Васильев... Объявился, голубчик. Что ж, заходи, если не боишься сюрпризов, - непонятно отозвалась моя подруга. - Через сколько лет мне ожидать твоего пришествия?

- Я из автомата. Так что минуты через две...

Минуты через две я стоял в плотном кольце тех самых личностей, что от скуки толклись в подворотне.

- Брат! - миролюбиво обратился ко мне щуплый человечек в короткой кожанке и тут же, вопреки всяким правилам стиля, добавил: - Рваные гони! Мелочишкой побалуй!

Не успел я ответить, как из задних рядов раздалось:

- Да что ты цацкаешься с этим очкариком! Дай ему в рыло, и будет с него...

Голос показался мне знакомым, и я инстинктивно вытянул шею, чтобы посмотреть, кому он принадлежит. Видимо, человек в кожанке воспринял этот жест как некую угрозу и, подпрыгнув, с размаху залепил мне кулаком в переносицу. Мои очки сложились пополам. Я как сноп рухнул в лужу, успев меланхолично подумать: "Это уже четвертая пара за год. До зарплаты далеко. На какие, спрашивается, шиши..." Мысль утонула в мягком мареве. Это был нокаут.

- Ты что это там, стервец, роешься? - услышал я напоследок Катькин голос откуда-то сверху (видимо, она вышла на балкон). - А ну проваливай отсюда, пока...

"Он лежал на песке, раскинув ноги в парусиновых брюках, и ловил последние лучи уходящего солнца. Последние лучи в его благородной жизни..." Кто же это написал?

Я почувствовал чьи-то пальцы во внутреннем кармане своего пальто. Открыв глаза, увидел над собой напряженное бугристое лицо нашего физкультурника Мухрыгина и отворот знакомой адидасовской куртки. Я хотел что-то сказать. Вроде: "Все грабишь, а знаний-то - нет", - и провалился в глубокий омут.

Рефери медленно досчитал до десяти. Я выбрался из нокаута и открыл глаза. Адидасовца Мухрыгина рядом не было. Вместо физкультурника надо мной склонились рыжие космы взволнованной мадам Колосовой. Может, Мухрыгин мне попросту пригрезился?

- Ну ты как, ничего? - спросила Кэт, подбирая с моей груди заботливо сложенные хулиганами руины очков.

Я промямлил нечто невразумительное. Катька покрутила два стеклянных кругляшка с дужками.

- Здорово они тебя, Васильев, здорово. Надо было посещать в детстве секцию бокса. Ладно, очки я склею. Скотчем. И видно ничего не будет... То есть никто не заметит. Потом купишь новые. А кстати, - вдруг озаботилась моя подруга, - как у тебя с наличностью? В твоем трупе кто-то копался.

Я запустил дрожащие грязные пальцы в карман. Там, разумеется, было пусто. Я принялся обшаривать внутренние швы. Но Кэт снова подала голос:

- Васильев, ты что, в луже на всю ночь устроился?

- Мне вообще-то только к восьми на работу.

Я зашевелился и попытался встать. Катька подлезла мне под руку и пропыхтела:

- Ну и слонина же ты, Васильев. В кого только, не пойму...

Обнявшись, словно пьяные водопроводчики или влюбленные шестиклассники, мы с Катькой медленно побрели к подъезду. Над ним тускло светилась бесполезная лампочка.

- Ой! - вдруг вскрикнула Кэт. - Сень, ты себя видел?

- Да, - ответил я, - и неоднократно. Видишь ли, уже несколько десятилетий я иногда заглядываю в зеркало.

- А в данный момент?

- Зеркало забыл, - съязвил я.

- Ну и хорошо. Лучше ты сегодня в него не заглядывай.

Но встречи с зеркалом избежать мне не удалось. Прямо с порога, в грязных ботинках и пальто, Катька протащила меня в свою розовенькую чистую ванную. Пока она набирала воду, чтобы замочить поруганную преступниками одежду, я неуверенно покосился на зеркало. Из-за флакончиков и тюбиков, толпящихся на стеклянной полочке, на меня глянула помятая близорукая морда. Под глазами морды медленно, но верно растекались два фиолетовых пятна. Я отпрянул.

- Слушай, - оторвалась мадам Колосова от ванны, - может, тебе голову забинтовать? Все лучше, чем такая акварель...

Я хотел было отказаться, но не успел.

- Прямое попадание в переносицу, - прощебетал знакомый голосок и тут же успокоил: - Гематомы будут еще больше. Это я говорю как врач.

Я обернулся. В дверь ванной просунулась каштановая прядь, а за ней голова театралки Марины.

- Это и есть твой сюрприз? - недовольно буркнул я.

Катька молча погрузила мое пальто в воду.

Глава 8

Примите соболезнования

- Ты понимаешь, он такая сволочь! - говорила Марина, обращая на меня не больше внимания, чем на диван, на котором я сидел. - Я ему говорю, ты что же, не понимаешь, что я ночь не спала? Хоть бы позвонил! А он в ответ какая ерунда! Мне некогда было, а у тебя все время занято... А сам водяру глушил в редакции своей. Потом, небось, к бабе поехал... Некогда ему! Хоть бы денег от этой его занятости прибавилось! Третий год живем на мою зарплату!

- Ну а ты чего? - не выдержала Катька. Уже четверть часа разговор крутился вокруг взаимоотношений Марины и ее непутевого мужа.

- А что я? Не удержалась и выложила ему все как есть. Обозвала его идиотом. И говоришь ты, мол, как идиот, и ешь как идиот, и уходишь как идиот, и приходишь - тоже как идиот. И вообще, если бы кто-нибудь устроил конкурс идиотов, ты бы наверняка занял первое место. Так и сказала! Он, разумеется, покраснел от ярости, а я продолжаю: хотя нет, ты бы занял второе...

- А он чего? - опять вставила Катька.

- Он? А он спрашивает: почему это второе?

- А ты?

- А я отвечаю: да потому, что ты - идиот!

- И

- Сильно! - Катька восхищенно зашелестела ресницами. - И что дальше?

- А дальше, - Марина энергично всхлипнула, - дальше он хлопнул дверью...

- И до сих пор не объявился?

- До сих пор. - Марина готова была зареветь в голос. - Может, ты позвонишь, Катюш? Вдруг он дома, а я у тебя...

- Что-то я не пойму, - Кэт покачала головой, - зачем он тебе нужен, если он такой идиот?

- Люблю я его все-таки.

- Ну и дура! - гневно объявила мадам Колосова.

- Ну почему дура-то, Катюш. Ты же знаешь, Сашка - гений. Без комментариев. Славик Мошкарев по сравнению с Сашкой полный ноль...

- Еще раз дура, - повторила Катька уже спокойней.

Я решил, что она сейчас отвернется и начнет смотреть биржевые новости.

Как бы не так! Подобные номера проходят только со мной. Вместо этого Кэт повернулась к подруге и участливо заметила:

- Марин, но всех-то гениев не прокормишь. Да и рук не хватит, чтобы все вонючие носки перестирать...

Марина поникла на диване. В картинной позе князя Меншикова в Березове. В руке истой театралки дымилась тоненькая белая сигаретка, диаметром с ноздрю кролика. Страдалица перевела глаза в густом вечернем макияже на Катьку и мечтательно протянула:

- И вовсе они не вонючие...

Женщины... Иногда я задумываюсь над вопросом: "Хотел бы я быть существом другого пола?" И неизменно отвечаю: "Нет, не хотел бы". Этот неизбежный ответ вызревает во мне вовсе не от мужского самолюбия. Скорее наоборот. Быть одного пола с мужиками тоже подчас нелегко.

Редкий индивид из нашего брата хотя бы туманно представляет, что же он такое. А чаще всего он являет собой грубое и упертое существо, тонкость которому чужда, желания которого примитивны, а амбиции - грандиозны. Разумеется, такой человек не способен понять ту, что находится рядом (а тем более поодаль). Он и товарищей-то своих с трудом понимает. А если понимает, то как-то однобоко, в основном если в это понимание вмешивается алкоголь.