Зима Джульетты - Вера Колочкова

– Да че ты, мам, все нормально. Я думаю, наоборот, правильно. Зато всю жизнь благодарна будет, уважать будет, – пояснил свою позицию Коля. Тоже, кстати, не стесняясь присутствия невесты.

Они вообще оказались такие – нестеснительные, мама с сыном. И всегда нежно лелеяли свою правоту. И всегда имели право на возмущение. А она, наоборот, права не имела, потому что не оправдала их доверия. Неумехой оказалась. Неаккуратная была. Готовила и стирала неправильно. Непорядка в доме было столько – никакого возмущения не хватит. Хоть и старалась изо всех сил, изнемогала вся от старания. Да только не учат девочек в детдоме науке домашнего хозяйства, не умеют они ничего толкового в принципе! Нет, были, конечно, уроки домоводства, стряпали они там хлеба какие-то… Но ведь это надо изо дня в день видеть, в этом надо жить, чтобы с мамкой, чтобы каждодневно и ненавязчиво… Но не объяснишь же этого Коле. И свекрови не объяснишь. И тем более не объяснишь, почему она «с книжкой засела», когда окна не мыты и полы до идеальной чистоты не надраены. А если еще и борщ мужу не сварен, так вообще – расстрел на месте. Да она и не мечтала про книжку, тем более Варенька через год родилась.

Так они дотянули до Вариных семи лет, больше Коля не смог. Не выдержало его правильное сердце такой горькой неправильности. Всем так и говорил – от горя развожусь, плохая жена попалась. Вроде и суетится она, и старается, а толку – никакого. Не всем дано, не всех баб в макушку боженька может поцеловать. Только избранных.

Она к тому времени совсем затурканная стала. И в голову не приходило, чтобы за себя постоять. Конечно, когда тебя ругают каждый день, пальцем в неправильность тычут и досадуют без конца, то и в самом деле поверишь в отсутствие боженькиного поцелуя… Еще и свекровь захотела ее из квартиры выгнать. Но на сей раз Колина правильность сыграла для нее роль скорее спасительную…

– Мам, да ладно, пусть живет. Ты посмотри на нее, мам… Куда это чудо в перьях пойдет? Неумеха… Да еще и с ребенком. Не, мам… Пусть живет, не изверг же я…

– Ишь ты, добрый какой! Квартира-то мамы моей, между прочим! Я здесь росла да воспитывалась, а теперь, значит, отдай! Она тебя как любимого внука прописала, думала, жить счастливо будешь… А ты… Обидно же, сынок!

– Мам, да куда ж теперь ее девать-то?

– А зачем женился? Я ж тебе говорила, говорила!

– Да дурак был… Думал, тихая такая, домашняя…

– Да откудова домашняя-то, если детдомовская?

– Я думал, воспитаю. Да ладно, мам, чего уж теперь. Все равно на улицу с ребенком не выгонишь.

– Ну да, засудят еще. У нас ведь закон что дышло. Пусть остается пока, а там видно будет…

Коля ушел к маме, а она вздохнула свободно. Хотя, конечно, трудно жилось на библиотекарскую зарплату, алиментов Коля не приносил ни копейки, вообще будто забыл про них с Варей. Иногда денег даже на хлеб не хватало. Плакала ночами, все думала, как будет дочку растить. Но все равно – без Коли лучше было! Зато можно было читать сколько душе угодно! Компенсировать свои ночные страхи и слезы!

Помнится, как однажды начальница на работе грустно усмехнулась в ее сторону:

– Любаш… Чего у тебя глаза все время заплаканные? Ну, бросил муж, с кем не бывает. Сколько можно носить в себе этот незавершенный гештальт?

Начальница тогда на модных психологических курсах училась, мечтала профессию сменить, вот и козыряла новыми знаниями. Да не на ту напала…

– Вы думаете, это мой бывший муж – незавершенный гештальт? Что вы, отнюдь… Мое замужество было всего лишь попыткой найти проводника в социуме. Социум – вот мой незавершенный гештальт. Но вряд ли он когда-нибудь завершится, это у меня первородное.

Начальница моргнула, глянула на нее с уважением. Вроде того – наша молчунья заговорила, да как умно заговорила, сразу и не поймешь, о чем толкует! Но головой важно покивала – да, понимаю, мол, а как же. А потом двигать ее по служебной лестнице начала. Хотя – какая уж там служебная лестница в библиотеке? Но до заведующей отделом дослужилась-таки, а там зарплата, что ни говори, на порядок выше. Тоже не ахти, но все равно жить легче стало, ночами от страха уже не плакала.

Варя росла тихой, спокойной девочкой, хорошо училась. И все девчачьи пубертатные комплексы как-то ловко проскочила, колготки в сеточку на себя не напяливала, бормотуху в подъездах с подружками не распивала. Наверное, потому, что читала много. Сначала все подряд, потом выборочно. После школы легко поступила в университет на юридическое отделение, хотя конкурс был огромный. Умница, что еще скажешь.

Когда Варе исполнилось восемнадцать лет, нарисовался к ним Коля. Они обе одинаково растерялись, глядели на него настороженно.

– Ну, чего смотришь? Угости отца чаем! – скомандовал Коля, и Варя развернулась, послушно пошла на кухню.

Коля пошел за ней, уселся по-хозяйски на табурете, показал глазами ей, застывшей в кухонных дверях, на Варю:

– Ишь, какая выросла… Моего вообще ничего нету, вся в тебя, такая же ивушка-березонька вялая. Неправильно это. У меня сынок в новом браке, весь в мою основательную породу пошел.

Варя лишь плечом дернула, а она подумала про себя – и слава богу, что ничего твоего нет. Это была бы катастрофа, наверное, если бы Варя в твою породу пошла.

– Ну, как вы тут живете? Замуж не вышла, Люба?

– Нет, Коля, не вышла.

– А я женился, и правильно на этот раз женился, хорошую бабу взял, боевую, хозяйственную. Огонь-баба, все у нее в руках горит! Что тебе обед, что тебе варенья-соленья, все хорошо умеет. Правда, с ребенком баба… Дочка при ней, но это ничего. Воспитаю, как свою…

– Хм… – дернулась Варя, то ли усмехнулась, то ли возмутилась.

Коля глянул на нее исподлобья, вздохнул, заговорил тяжело, будто камни ворочал:

– Я чего, собственно, пришел-то… Я документы принес. Хочу квартиру приватизировать. Вам надо в двух бумагах расписаться – вот тут и тут, – ткнул он квадратным пальцем в бумаги, аккуратно подшитые в пластиковую папочку.

– А можно посмотреть? – тихо спросила Варя.

– Чего тебе посмотреть? – удивленно поднял бровь Коля.

– Ну… Статус документа посмотреть, где мы будем с мамой расписываться.

– Ишь ты, статус! Умная какая! Понимала бы чего.

– А чего тут понимать? И без того все понятно. Это, наверное, наш отказ от права на свою долю? Мы ведь с мамой здесь прописаны.

Она видела, как глаза у Коли начали наливаться гневом. И пронеслось в памяти Колино сакраментальное, благополучно забытое – что я, изверг, что ли… Пусть живут… И поспешила сгладить ситуацию, подсаживаясь к столу:

– Мы все подпишем, Коль… Спасибо тебе. И маме твоей спасибо. Ей, наверное, до сих пор обидно, что я в этой квартире живу?

– Мама умерла два года назад.

– Ой, а я и не знала.

– Ничего. Подписывай давай. Вот здесь и здесь. И ты, Варвара. И не гляди на меня так! Вон мать лучше послушай! Она тебе объяснит, что к чему. Я должен собственником быть, это справедливо. Мне ведь только и надо, чтобы справедливость соблюсти, а так чего, живите себе. В жизни все должно быть правильно, запомни, Варвара!

– Хорошо. Я запомню.

– Молодец. Вот тебе, Варвара, мой телефон, звони. Или приходи, с братом познакомишься.

– Спасибо.

– Ну, ладно, пошел я тогда.

– А чай?

– Расхотелось чего-то. Дома попью. Бывайте здоровы. А ты заходи, Варвара. Иначе как-то неправильно получается, дочь все-таки.

Коля ушел. С тех пор они его не видели.

Люба махнула в темноту ладонью, отгоняя дурное воспоминание. Мысли медленно перетекли в настоящее… Интересно, который час? Надо встать из кресла, на часы глянуть… Не задремать бы тут, в темноте.

Как же, однако, Варя загулялась долго. Наверное, голодная придет. Хотя она на ночь не ест, худобу свою сохраняет. Но все равно, надо бы встать, пойти на кухню, приготовить легкий салатик. Должна же быть дочери от нее хоть какая-то польза! Пусть маленькая польза, выраженная в бытовой материальности. Варя так много работает. Весь дом, весь быт на ней держится. Еда, одежда, квартплата. И работа у нее трудная, суетливая. А что делать? Не подсуетишься – не заработаешь. Бедная, бедная девочка… На мамкину-то зарплату библиотекаря по нынешним временам не проживешь, с голодухи помрешь. Нет, все-таки Варя умница, сумела выскочить из «книжного» витания в облаках. А ведь была ей туда прямая дорога, если по психотипу. Коля-то прав, дочка вся в мамку пошла, такая же книжница-созерцательница, ивушка-березонька вялая. И когда в институт поступила, такой была…

Оттого, наверное, и влюбилась на первом курсе, да так, что голову от любви потеряла. Даже до загса с потерянной головой добежать успела. И привела молодого мужа в дом…

Ох, лучше не вспоминать, как они вместе жили. Поначалу еще туда-сюда, а потом юный зять раздражаться начал. Чем-то он ей мужа Колю Трофимова напоминал, может, похожим посылом гневливого раздражения… И книжки его тоже раздражали. И тоже в разговоре двух слов связать не мог, но чтобы «поесть» и чтобы «порядок был» так же исправно требовал. Да и было у них, в принципе, и «поесть», и порядок был относительный. Ну да, не стерильно, конечно. Тем более к тому времени домашняя библиотека значительная собралась. А это, хочешь не хочешь, но пыль… Особенно на верхних полках.