Зима Джульетты - Вера Колочкова

Не знал он тогда, что подобными вещами вообще можно как-то манипулировать. Растерялся. Не учел Элкиной наглости и глупости, опыта не было. Это уж потом понял, что бабья глупость и наглость – величины прямо пропорциональные. Как мудрость пропорциональна порядочности. Не всегда, конечно, но зачастую.

Отдельная песня была о том, как он сдавался маме с бабушкой. Сидел перед ними, опустив голову, бормотал невесть что. Слова выходили какие-то неправильные, и звучало жалко и глупо. И про «картошку», и про Элку, и про «сам не знаю, как получилось». Последнее вообще стало рефреном его виноватого выступления. Потом поднял на них глаза…

У мамы на лице была написана озадаченность. Вовсе не обвинительная в его сторону, а просто – озадаченность. Будто он заболел и рассказал ей о симптомах болезни, а она решала, к какому врачу лучше обратиться и где его взять, чтобы хороший в своем деле специалист был. Но бабушка… Лучше бы он и не смотрел ей в лицо. Нет, и на нем тоже не было ни презрения, ни обвинения… Было другое, еще хуже. На лице у бабушки был написан торжественный ужас. И озабоченная сосредоточенность. И проговорила она тоже весьма торжественно, распрямив спину и указав на него перстом, как царица Савская:

– Будем играть свадьбу, Георгий!

– Елизавета Максимовна… О чем вы? Какая свадьба? – выныривая лицом из своей озадаченности, тихо спросила мама.

Бабушка повернула к ней голову, смотрела долго и многозначительно. А мама смотрела на бабушку. Тоже многозначительно. Так они вели взглядами свой молчаливый диалог минуты три. Потом мама на тихой истерике произнесла вслух, почти сдаваясь:

– Да, да… Но при чем здесь Гоша, Елизавета Максимовна? Это же другое совсем… У нас с вашим сыном любовь была, взаимное чувство. А тут.

– Какая разница, Юля. Ребенок не должен страдать. Ты что хочешь, так же потом, как я, всю жизнь себя казнить? Нет, Юля, нет. Нельзя по-другому. Я вот хотела по-другому и сына потеряла. Да что я тебе буду доказывать, ты и сама все знаешь! Нет, Юля, нет!

– Но, Елизавета Максимовна! Это не тот случай! Даже близко не тот! Да и не виноваты вы ни в чем.

– Я сказала, будет свадьба! Пусть женится!

– Но он ее не любит!

– Зато ребенок будет расти с отцом! Твой внук, Юля. Или внучка. И ничего Георгию не сделается. Главное, он живой и здоровый, и при тебе… А мой Сашенька…

Бабушкины губы задрожали, и мама смолчала. Потом поднялась с места, подошла к бабушке, огладила по плечу. И вздохнула грустно.

Он тогда и внимания не обратил на подоплеку этой меж ними недоговоренности. Потому что, странное дело, но ему вдруг легко стало. Будто гора с плеч свалилась. Наверное, доминанта воспитанной с детства порядочности взяла верх. Так всегда бабушка говорила – ты должен вырасти порядочным человеком, как твой отец… Да, пусть лучше будет порядочность, черт с ним со всем! Даже в ущерб себе! Свадьба так свадьба, Элка так Элка!

– Мам, бабушка… Я женюсь, ладно. Я решил.

– Молодец, Георгий. Ты настоящий мужчина, – без особого энтузиазма отозвалась бабушка.

– Не надо, сынок… – тихо вздохнула мама. – Можно ведь как-то по-другому. Помогали бы, алименты платили.

– Нет. Все, я решил. Женюсь.

Да, ему легче стало. Только на краешке подсознания билась испуганная мыслишка – неправильно все это. Бред, бред какой-то. Надо немедленно все прекратить. Встать и уйти, хлопнув дверью. Но куда уйти? Сбежать от проблемы? И кому – хлопнуть дверью? Маме и бабушке, которые его проблему, дурака инфантильного, как-то решают? Пусть и неправильно?

Потом он привел Элку в дом. Встретили ее ласково, мама назвала Эллочкой, а бабушка – деточкой. Мама по настоянию бабушки нашла знакомых в загсе, их расписали через неделю. И свадьбу сыграли, скромную, но с нашествием деревенских родственников. Они сидели за столом, важничали изо всех сил, пытаясь показать, что тоже не ликом шиты в части «культурности приличного застолья», как выразилась одна из Элкиных бойких теток, и в то же время страстно ощупывали его глазами, будто примериваясь, какой кусок и с какого боку получше оттяпать. Впрочем, это потом выяснилось, что относительно «оттяпать» у них были совсем другие намерения. У вампиров этих.

После свадьбы молодая жена сразу вошла в конфронтацию и обструкцию с мамой и бабушкой. Без промедления, можно сказать, ввинтилась штопором. Ввязалась в бой. Гоша сам при этом не присутствовал, в то утро на лекции в институт убежал. Но мама рассказывала, как Элка после его ухода вышла из комнаты, села на кухне пить чай и заявила с ходу:

– Хорошо, что вы сегодня дома, Юлия Борисовна. Надо бы с вами срочный вопрос порешать. Ну и с вами тоже, Елизавета Максимовна.

– А что такое, деточка? – ласково подняла брови бабушка. А мама насторожилась.

– Надо бы квартиру разменять срочно. Хочу, чтобы ребенок в нормальных условиях родился. Что мы тут с Гошей у вас…

– То есть как это… разменять? – все еще улыбаясь, подняла брови бабушка.

– Ну как, как… – по-деловому подступила к вопросу Элка. – Вам на двоих однушку, а нам на троих с Гошей и с ребенком двушку. Это будет по справедливости, я считаю.

– Господи, деточка… Да что ты такое говоришь?.. Не понимаю, чем мы тебе не угодили, – тихо проговорила бабушка, хватаясь за сердце.

А мама хвататься за сердце не стала. Отставила от плиты сковородку с сырниками, повернулась к Элке, глянула ей прямо в глаза и заговорила четко, громко, почти по слогам, как с недоумком:

– Послушай меня, Элла. И уясни себе раз и навсегда. Эта квартира никогда меняться не будет. Эта квартира издавна принадлежала семье Елизаветы Максимовны. Здесь жил ее сын, отец Гоши. Эта квартира ей дорога как память. И даже не в этом дело… Не будет она меняться, и все. Вопрос закрыт, Элла. Ты меня поняла, надеюсь?

– Нет, ну… Как-то вы странно говорите… А зачем тогда меня прописали?

– Потому что ты вышла замуж за Гошу. Живи, рожай, радуйся жизни.

– Нет, ну… Странная вы какая… Мы же молодые, нам надо свое жилье! Тем более квартира ведь не приватизирована, ее можно разменять на две муниципальные… Я знаю, мне мама говорила. А она ходила к юристам консультироваться. Они, между прочим, немалые деньги за консультацию берут.

– О, как интересно! Значит, твоя мама уже к юристам ходила! А ты не спросила, чего ради мама вздумала распоряжается нашей квартирой?

– Она, между прочим, не ваша. Она государственная. Так ей юрист сказал. Я уже и фирму нашла, которая занимается разменом таких квартир. Там и варианты уже подобрали. Есть квартиры свободные, и документы очень быстро сделают. У вас хорошая квартира, метраж большой, от желающих съехаться отбою не будет. Правда, денег ужасно много за срочность запросили, но мне мама обещала дать. Я с вас даже денег за размен не возьму!

– Элла, ты что, не понимаешь? Ты не слышала, что я тебе сказала? Я еще раз повторяю, вопрос закрыт. И больше никогда к нему возвращаться не будем. Запомни это.

– Нет, как это – не будем? Как раз и будем. Сегодня мама моя с тетей Зоей приедут. Где-то после обеда, наверное. С утра уже выехали. Пока из нашего поселка до города доберутся… На автобусе до станции два часа пилить, потом два часа на электричке… Вам хорошо, вы таких проблем не знаете, вы в городе живете, на автобусе до станции по грязной да ухабистой дороге не колыхаетесь. Вышли из дома – все рядышком, топай себе по чистому асфальту. Да, хорошо вам… Ну ладно, я пока к себе пойду. Спасибо за сырники, вкусные были. А маме с тетей Зоей я сама обед сготовлю, вы особо не хлопочите. Продукты какие в холодильнике есть?

– Погоди, Элла… А Гоше ты уже озвучила свои наполеоновские планы? – встала у нее на пути мама.

– Нет. Зачем?.. Да кто мужика вообще спрашивает? Мне, главное, ребенка родить в нормальных условиях. Давайте потом поговорим на эту тему, ладно? Когда мама с тетей Зоей приедут. А то как-то несправедливо получается, я одна, а вас двое. Потом, ладно?

А потом был кошмар. То есть кошмар для бабушки с мамой. А для тещи с тетей Зоей – совсем наоборот, привычная ситуация. Особенно «свою тарелку» поймала тетя Зоя, женщина-кипяток. Да, такое чувство было, что все время бурлит в ней что-то шипящее, держит в скандальном тонусе. Она даже ходила, слегка подпрыгивая, и все время дула на пальцы. И всем телом была направлена на скандал, то есть вперед, на врага: пузо – вперед, титьки – вперед, щечки – вперед…

– Да… Кватира у вас большая, хорошая, всем хватит… Хорошая кватира, хорошая, не жмитесь…

Она так и говорила – «кватира». Слышалось в этом что-то зловещее, хамски неуправляемое. Впрочем, так оно и было на самом деле.

– А вы как себе думали, баушка? – склонялась тетя Зоя насмешливо над сидящей в кресле Елизаветой Максимовной. – Думаете, если вы городская, так можете нашу Элку в служанках держать? Не, баушка, и не мечтайте. Еще не хватало, чтобы она за вами горшки выносила.

– Прекратите немедленно, что вы несете! Не смейте, слышите? – возмутилась мама, но тетя Зоя ее и не слышала. Вернее, слышала, конечно, но старательно игнорировала ее возмущение. Только на пальцы дула.