Гелен: шпион века - Кукридж Эдвард

Из России в рейхсвер шли значительные поставки оружия и боеприпасов (для своей пехоты). В течение всего десяти месяцев три советских грузовых судна доставили в Германию, в порты Штеттина и Пилау, 300 тысяч снарядов. Еще в начале 1927 года сменивший Секта на его посту генерал Хейе докладывал в военное министерство, что на тайных складах оружия — в дополнение к разрешенному официально — хранится 350 тысяч винтовок, 12 тысяч автоматов и пулеметов, 400 мортир, 600 полевых орудий и 75 тяжелых пушек. Выходит, что боеприпасов и техники хватило бы на армию, в три раза большую, нежели та, что числилась на бумаге.

Надо сказать, что немецкие генералы не слишком доверяли своим новоявленным советским друзьям. В поисках оружия их эмиссары рыскали по всему свету. И если Шлейхер был большой мастер вести переговоры, то генерал-майор Отто Хассе, который занимал — один за другим — все ключевые посты в Министерстве обороны, по сути дела, разработал схему перевооружения германской армии. Последнее отнюдь не сводилось лишь к поставкам оружия. Такие видные фигуры «труппенамта», как бывший морской капитан Ломант, при активной поддержке немецких промышленников и благодаря правительственным «займам», учредили в Голландии, Финляндии, Турции и Испании целую сеть компаний. Ломант лично контролировал деятельность роттердамской фирмы «Ingenier kantoor voor Scheesbouw», производившей торпедные катера и гидропланы. В Финляндии капитан Бартенбах лично следил за строительством небольших подводных лодок на верфи Соркас в Хельсинки. В Турции вице-адмирал барон фон Гаггерн отвечал за производство торпед и полевых орудий. А будущий шеф абвера, капитан Вильгельм Канарис, руководил в Испании производством 700-тонных субмарин на верфях Кадиса и Бильбао. Кстати, там же немецкие торговые суда переоборудовались в боевые эсминцы.

Между Россией и Германией шел нескончаемый обмен делегациями — то немецкие офицеры приезжали в Москву, то советские — в Берлин. Несмотря на присутствие в Германии агентов советской разведки и агитаторов Коминтерна, а также на тот факт, что Москва по сути дела финансировала германскую компартию, чья цель состояла в свержении законного правительства, между немецкими и советскими секретными службами установились партнерские взаимоотношения.

Такой противоестественный симбиоз сохранялся не один год. Немецкие националисты и милитаристы так и не оправились после поражения 1918 года и по-прежнему жаловались на несправедливость наложенных на их родину репараций, хотя та же Британия уже давно отказалась от каких-либо требований, а те репарационные выплаты, которые Германия производила другим странам, пострадавшим во время Первой мировой войны, с лихвой перекрывались щедрыми финансовыми вливаниями со стороны Британии и США. Эта категория немцев продолжала видеть в России страну, как и Германия, ущемленную странами Запада, однако наивно полагала, что Германии не составит труда ускользнуть при необходимости из медвежьих объятий своего нового союзника.

Французы ничуть не заблуждались на тот счет, что именно они станут первой жертвой воинствующей и перевооруженной Германии. В дополнение к оккупации Рейнской области, они в 1923 году ввели войска в Рур — на целых два года. Это был ответный шаг на договор в Рапалло, заключенный Германией и СССР против «младшего» союзника Франции — Польши. Германию наводнили французские шпионы — в их задачи входило определить истинные масштабы германского перевооружения. Британия оставалась более спокойной. Глава германской разведки полковник Фердинанд фон Бредов докладывал начальству в 1930 году, что «Британия не выказывает признаков беспокойства по поводу наращивания военной мощи Германии». У фон Бредова сложились близкие личные отношения с руководителем британской морской разведки вице-адмиралом сэром Барри Домви-лом. После одного из своих визитов в Лондон, где Дом-вил познакомил его с некоторыми представителями британского военного руководства, фон Бредов докладывал: «В британском военном министерстве заверили меня конфиденциально, что британцы не видят для себя угрозы ни в перевооружении Германии, ни в наращивании боевой мощи и численности нашей армии и флота, однако они с огромным интересом следят за развитием нашей авиации, за тем, что нового происходит в Брауншвейге, Вернемюнде, Штаакене и на других аэродромах, а также в авиационной промышленности». Фон Бредов также добавил, что «информацию, собранную британскими секретными службами в отношении тех действий Германии, которые могут рассматриваться как нарушение условий Версальского и иных договоров, отделы британской разведки как правило не доводят до сведения своих французских коллег».

Довольный информацией, полученной им из Лондона, фон Бредов распорядился о том, чтобы «были приняты меры повышенной секретности во избежание утечки данных, касающих производства тяжелой артиллерии, передвижных батарей, противотанкового оружия, снарядов с отравляющими веществами…» А чтобы еще больше укрепить эту странную дружбу, фон Бредов продолжил усиленно снабжать британскую военную разведку последними данными об СССР, — то есть фактически служил и вашим, и нашим.

Гелену в это время еще ничего не было известно обо всех этих шпионских тонкостях. Однако он уже стоял на пороге своей карьеры офицера разведки, откуда ему было суждено подняться к самым ее высотам. Ему недавно исполнился 31 год, и он попал в число офицеров, отобранных для обучения в недавно созданной Военной академии. Очень скоро его честолюбивые планы начнут воплощаться в жизнь и на его мундире появятся заветные красные нашивки офицера Генштаба.

ГЛАВА З

ПРИВЕТСТВУЯ ФЮРЕРА…

Повышение Гелена по службе совпало по времени с приходом к власти Гитлера. Когда Гелен прибыл в Берлин, чтобы приступить к своим обязанностям в Генеральном штабе, нацификация Германии еще только начиналась и многие из его сослуживцев на Бендлерштрассе все еще рассматривали Гитлера как очередного временщика, появившегося на суматошной политической сцене страны.

Несмотря на свою склонность к уединению, в начале 30-х годов Гелен тем не менее пристально следил за развитием политических событий. Отпуск он как правило проводил в Берлине, Лейпциге или Бреслау. Бывая дома у своих родственников, он познакомился со многими влиятельными фигурами. Кое-кто из них имел связи с такими крупными промышленниками, как директор концерна Альфред Гугенберг и председатель «Штальхельма» Франц Зельдте, которые также возглавляли консервативную Немецкую национальную партию. Отец Гелена к тому времени получил пост генерального управляющего филиалом издательства «Хирт» в Бреслау. Мать Гелена умерла в 1922 году, и менее чем через год отец женился второй раз. Его новой женой стала фрау фон Хорнер, титулованная вдова полковника императорской гвардии. Она проявляла неподдельную заботу об обоих своих пасынках — например, постоянно напоминала Рейнхарду, что в возрасте двадцати восьми лет ему уже давно пора найти себе спутницу жизни и перебраться из казармы в семейное гнездышко. Имея капитанское звание и неплохие перспективы продвижения по службе, а также получая кое-какую материальную поддержку от отца, Рейнхард Гелен безусловно считался вполне приличной партией — не будь ему помехой его застенчивость. Если не считать нескольких мимолетных романов, ему еще ни разу не пришлось испытать сильных чувств. Мачехе же хотелось непременно женить его на аристократке.

9 сентября 1931 года, после весьма непродолжительного ухаживания, Гелен повел свою избранницу к алтарю. Ей было 27 лет, а звали ее Герта Шарлотта Агнес Елена фон Зейдлитц-Курцбах. Ее отец, отставной полковник Фридрих Вильгельм Франц фон Зейдлитц-Курцбах, когда-то командовал императорским гусарским полком. Его прадед был генералом у Фридриха Великого, принимал участие в Семилетней войне и отошел в мир иной в чине главного инспектора королевской кавалерии. Геленовскому тестю принадлежало обширное поместье Цуковкен, недалеко от Глогау, в Нижней Силезии. И хотя послевоенная инфляция съела все полковничье состояние, бракосочетание в церкви Глогау, а затем и свадебное торжество в поместье были обставлены с пышностью, типичной для тогдашнего провинциального дворянства.