Каменный ангел - Маргарет Лоренс

Через три года после возвращения в Манаваку я встретила Брэмптона Шипли — исключительно по воле случая, ведь вращались мы совсем в разных кругах. Однажды отец отпустил меня на танцы в школе в сопровождении тетушки Долли — вся выручка должна была пойти на строительство городской больницы. Пока тетушка Долли беспечно болтала с Флосс Дризер, Брэм пригласил меня на танец, и я согласилась. Все Шипли хорошо танцевали, надо отдать им должное. При его-то немалом весе Брэм на удивление легко двигался.

Мы кружились на белом полу, и мне было весело смотреть на полумесяцы въевшейся грязи под его неухоженными ногтями. В смехе Брэма слышалась смелость, которой хватит на целый полк. Загорелое и по-птичьи заостренное лицо с бородой делало его похожим на индейца. Черная борода кололась, как чертополох. Зато воображение рисовало его облаченным в серый костюм, мягкий, как перья на груди у голубя.

Я же… о, я была сложная натура. Гордо вскидывая голову с копной черных волос, я тем не менее всегда сомневалась, произвела ли на молодых людей должное впечатление. Да, я знала, чего хочу, но желания мои менялись каждую минуту: сегодня я довольна жизнью, собой и местом, где живу, а завтра уже проклинаю этот кирпичный дом и смотрю на наш убогий городок и лачуги за оградой, как на картинки из книги со славянскими сказками, подаренной мне когда-то тетей, и видится мне, как заколдованные дома с глазами разгуливают на курьих ножках, царевичи изображают крестьян в грубых вышитых рубахах, а в озерах красиво плавают белолицые утопленницы, и головы их увенчаны кувшинками, а вовсе не водорослями и тиной.

Брэмптон Шипли был старше меня на четырнадцать лет. Несколькими годами раньше он приехал в наши края с Востока со своей женой Кларой и обосновался на равнине за городом. Ферма его располагалась у реки, где земля плодородна, но ему это не помогло.

— Ленив, как морская свинка, — говорил о нем отец. — Нет в нем огонька.

Пару раз я видела его в магазине. Он всегда смеялся. Одному Богу известно, где он отыскивал причины для смеха, — он остался один с двумя дочерьми. Жена его умерла, причем даже не родами, а от разрыва селезенки. Все мое общение с ней сводилось к приветствиям в магазине. Это была женщина-бочка, толстая и потная, и вокруг нее клубами витал неизменный кислый запах дрожжей, как будто она всю жизнь чистила маслобойки. Она была молчалива, как скотина в стойле, а когда у нее прорезывался голос, он звучал хрипло и низко, как у мужчины, и речь ее изобиловала всяческими неправильностями вроде «чё» и «положьте», которые, Бог весть почему, больше режут слух, когда исходят из уст женщины.

— Агарь, — сказал Брэмптон Шипли. — Ловко ты танцуешь, Агарь.

Мы кружились в венском вальсе, как перекати-поле, растворившись в вихре толпы, когда он вдруг притянул меня к себе и прижался пахом к моим бедрам. Не случайно. Намеренно, дерзко. Никто раньше не позволял себе такого со мной. Возмущенная, я оттолкнула его, а он ухмыльнулся. Я пришла в такой ужас, что даже в глаза ему смотреть не могла. Но когда он пригласил меня снова, я согласилась.

— Хочу показать тебе свою ферму, — сказал он. — Пока что дела у меня не ахти, но сейчас все налаживается. Осенью я меняю упряжку. На першеронов. У Рубена Перла покупаю. Скоро у меня будет на что посмотреть.

Пока мы с тетушкой Долли собирались домой, я перебросилась парой слов с Лотти Дризер, по-прежнему легкой и миниатюрной, с изящной высокой прической.

— Я смотрю, ты с Брэмптоном Шипли танцевала, — сказала она и захихикала.

Сама Лотти встречалась с Телфордом Симмонсом, который к тому времени уже работал в банке.

Я была в бешенстве. Я и сейчас злюсь, вспоминая тот случай, и не могу даже молиться за упокой ее души, хотя, видит Бог, душа Лотти пожелала бы чего угодно, но только не покоя — так и вижу, как на небесах Лотти многозначительно нашептывает на ушко Божьей Матери, что архангел Михаил с огненным мечом говорил про Нее гадости за Ее спиной.

— А что в этом такого? — сказала я.

— Все знают, что он пустое место, — произнесла она, — ну и к тому же его видели с девицами-полукровками.

Как ясно вспоминаются ее слова. Если бы не они, сделала бы я то, что сделала? Трудно сказать. Как же глупо все это выглядит сейчас. Она была глуповата. Многие девушки были в ту пору глуповаты. Я — нет. Я была дура, признаю, но уж точно не глупой.

В день, когда я объявила отцу, что собираюсь замуж за Брэма Шипли, он задерживался в магазине. Выслушав меня, он склонился над прилавком и улыбнулся.

— У меня дел полно. Оставь свои шутки для другого случая.

— Это не шутка. Он сделал мне предложение, и я его приму.

Сначала он просто посмотрел на меня в удивлении. Потом взялся за дела. И неожиданно обернулся.

— Он тебя трогал?

Я до того напугалась, что не смогла даже ответить.

— Трогал, я спрашиваю? — настаивал отец. — Отвечай!

Выражение его лица казалось смутно знакомым. Я уже видела такое, вот только не могла вспомнить когда. Он как будто держал в руках обоюдоострый меч, способный причинить страдания как окружающим, так и ему самому, причем одновременно.

— Нет, — горячо, но не без страха сказала я, ибо Брэм меня поцеловал.

Отец долго и пристально смотрел на меня. Затем отвернулся и продолжил расставлять на полках банки и бутылки.

— Ни за кого ты замуж не пойдешь, — наконец сказал он, как будто притаскивая домой сговорчивых мальчиков из хороших семей мне на обозрение, он совсем ничего не имел в виду. — По крайней мере, сейчас. Тебе всего-то двадцать четыре года. А уж за этого ты не выйдешь никогда в жизни, это я тебе обещаю. Он пустое место.

— Это я уже слышала от Лотти Дризер.

— Она ничем не лучше, — тут же нашелся отец. — Сама пустое место.

Я чуть не рассмеялась, но это был бы перебор. Вместо этого я посмотрела на него таким же тяжелым взглядом, каким он испепелял меня.

— Я работала на тебя три года.

— Ни одна приличная девушка в этом городе не выходит замуж без родительского благословения, — сказал он. — Так не делают.

— Что ж, я буду первая, — сказала я, испытывая пьянящую радость от собственной дерзости.

— О тебе же забочусь, — сказал отец. — О твоем благе. Не будь ты такой упертой, ты бы со мной согласилась.

Затем без всяких предисловий он вдруг выбросил вперед руку, словно лассо, поймал меня за локоть и сжал его до боли, даже не замечая этого.

— Агарь… — сказал он. — Не уходи из дома, Агарь.

В первый и последний раз он назвал меня по имени. До сих пор не знаю, просьба это была или приказ. Я не стала с ним спорить. Толку от этого все равно никогда не было. Но когда пришел час, все равно ушла.

В день моего венчания не прозвенел ни один колокол. Даже мой брат Мэтт не появился в церкви. За год до этого Мэтт женился на Мэвис Маквити, и отец с Люком Маквити в складчину построили им дом. Мэвис улыбалась немного по-идиотски, но вообще-то это была довольно милая девушка. Она послала мне две вышитые наволочки. Мэтт — ничего. Правда, тетушка Долли (которая, да благословит ее Господь, пришла на мое венчание несмотря ни на что) рассказала мне, что Мэтт чуть было не сделал мне свадебный подарок.

— Он его со мной хотел передать, Агарь. Это и подарком-то не назовешь, Мэтт-то наш как был скрягой, так и остался. Это та самая клетчатая шаль, с которой Дэн не расставался, когда еще под стол пешком ходил. Бог его знает, где он ее откопал и зачем собирался дарить. Но спустя час обратно забрал. Сказал, что решил оставить у себя. Ну и Бог с ним.

Это произошло накануне венчания, я тогда ночевала у Шарлотты Тэппен. Я хотела пойти и поговорить с Мэттом, но не знала, стоит ли. Таким подарком он хотел упрекнуть меня, посмеяться надо мной, но потом решил, что я все-таки ему дорога, и передумал — такова была моя первая мысль. Потом меня вдруг озарило: а что, если он вкладывал в этот подарок теплые чувства, а потом решил, что я их недостойна? Если так, то я бы и здороваться с ним при встрече не стала. Я решила подождать и посмотреть, придет ли он назавтра отвести меня под венец вместо отца. Он конечно же не пришел.

Что мне было до этого? Я упивалась беззаботной свободой. Мама Шарлотты устроила небольшой прием, я сияла и порхала, как новорожденная мушка, опьяневшая от воли, и при этом свято верила, что отец сменит гнев на милость, как только Брэмптон Шипли предстанет пред ним успешным фермером с благородными манерами, умеющим завязывать галстук и говорить без ошибок.

Была весна, но совсем не такая, как сейчас. Почки тополей у реки раскрылись, выпустив на свет липкие листочки, лягушки вернулись в болота и пели хором охрипших ангелов, а на мутной реке распускались, словно солнечная стружка, цветки болотной калужницы, рядом с которыми резвились головастики и прятались в укрытиях скользкие пиявки, затаившиеся в ожидании мальчишечьих ног. Я ехала в коляске с черным верхом, и рядом со мной сидел мужчина, навеки ставший моим спутником жизни.