Пир во время войны - Елена Миронова

— Ну, как доехали? — обратился он к здоровой, похожей на гренадёра Тасе. Над верхней губой у неё торчали жёсткие усики.

— Та мы летели, на самолёте, — с непередаваемым хохляцким говором ответила та. — На поезде долго и муторно… Та вы кушайте, кушайте…

Резник принялся за еду. Такое чувство, будто это он в гостях у них, а не они сидят за его столом. Это фрикативное «г» его просто убивало. Он вовсе не был против украинцев, и обычно никогда не раздражался, слыша чужую речь. Но только не в этом случае. Отчего — то и Тася, и Настенька так выговаривали букву «г», что казалось, будто они говорят её в последний раз в своей жизни — слишком громко, с надрывом, словно издеваясь над ним.

— Мы не на долго, — начала Настенька, умильно глядя на него маленькими поросячьими глазками, — на три чи четыре мисяца…

Резник чуть не поперхнулся маслиной из салата. Целый квартал — разве это считается недолго? И вообще, почему эту дебелую, с рыхлым телом перезревшую девицу называют Настенькой? По мнению Анатолия Максимовича, имя Настенька подходит хрупкой, очаровательной девушке с большими глазами, а не этому свиноподобному существу с вытравленными перекисью, жёсткими волосами.

Ей бы тоже не помешало сесть на диету, для такой молодой особы, только что закончившей школу, она непомерно толста. Но ей, кажется, было наплевать на это. Девица с удовольствием уписывала вкуснейшие, калорийные пирожки с печенью трески, и в ус не дула. Хотя нет, в ус не дула её мамаша, у Настеньки усов не было…

Резник хохотнул. Люба, питавшаяся преимущественно салатами из овощей, подозрительно взглянула на него. Он отвёл взгляд и, стараясь быть гостеприимным, снова спросил:

— А в какой институт ты будешь поступать?

— В институт? — удивилась Настя. — Та ни, в колледж…

Резник удивлённо поднял взгляд на жену, и та, опустив глаза, поспешно стала ковырять вилкой в своей тарелке. Вот, значит, как… Люба утверждала, что умная, закончившая школу с золотой медалью Настенька будет поступать в институт, а она, значит, решила не тратить пять лет, и пойти учиться в колледж. Который, собственно, можно считать обычным ПТУ.

— А что, на Украине колледжей мало? — не вытерпел он.

Ведь если институт — то московский, понятное дело, престижнее. Но уж училище — извините, подвиньтесь, их и в бывшей социалистической республике хватает!

— Злой ты какой, Толя, — выговорила Тася. — Тоби жалко, что ли? Хай живе девка…Не объист…

— Хай, — согласился он. — Мени ни жалко, повирь…Хай ист, скильки влезет…

На него напало безудержное веселье. Тася приехала на Украину лет пятнадцать назад, и не могла разговаривать на чистом украинском языке, отчего коверкала слова, путая их и смешивая украинский язык с русским. Анатолий Максимович прекрасно понимал всю эту кухню: созревшую девицу, сделавшую как минимум три аборта, мать решила сбыть с рук. И, так как они живут в какой-то станице, где нет других учебных заведений, кроме школы, Настеньку надо везти в город. Значит, Тасе придётся платить за её обучение, содержать её на это время, кормить, одевать, оплачивать квартиру. Но самое главное — следить за распутной девкой. А, притащив её в Москву, хитрюга сразу убивает всех зайцев: девка будет под присмотром, это раз, во-вторых, ни за что платить не надо, и в-третьих, глядишь, она подцепит себе московского кавалера, и останется жить в Москве.

Конечно, Резник понимал материнские чаяния, но ему было что возразить. Что касается содержания — без проблем, он не жадный. Сколько понадобится Насте на период обучения — он даст. И не станет жалеть денег на вещи и, естественно, питание для неё. Но, что касается присмотра… Пардон, кто же будет этим заниматься? Он с утра до ночи на работе, да и не нанимался нянькой, Люба тоже занята в своём благотворительном фонде. И жениха для Настеньки они подыскивать не будут — в их кругу общения сплошь нефтяники да газовики, политики, да ещё, пожалуй, несколько семей из мира искусства. Вряд ли кто-то из высокопоставленных чиновников согласится женить сына на этой девушке. Так что с кавалерами ей придётся разбираться самой. И это самое опасное. Бедовая девка влетит в какую-нибудь неприятную историю, как пить даст, влетит. А ему вовсе не хочется разбираться с её женихами. Лишние проблемы ему ни к чему.

— А Павлушко когда прииде? — ласково пропела Настенька.

Резник сглотнул. Неужели она метит на его сына? Но ведь они двоюродные брат и сестра. А у нас — не Европа, среди кузенов не принято жениться. И слава Богу!

— Мы сами ждём со дня на день, — радушно ответила Любовь Андреевна и подложила племяннице щедрую порцию свинины.

— Та ну шо вы, я же не лошадь, стильки не зъим, — жеманно протянула Настенька.

— Зъишь, зъишь, — пробормотала Тася, — чоловик — не свинья, усё зъист!

Они с дочкой громко расхохотались, сверкая одинаковыми золотыми зубами. Резник вздохнул и отодвинул тарелку. У него начисто пропал аппетит.

Малик рвал и метал. Сейчас ему как никогда нужна была дочь, ему требовалось посоветоваться с ней немедленно. Но, как назло, её мобильный телефон был отключён, и, по всей видимости, она не собиралась возвращаться из Англии. Загуляла она там, что ли, до такой степени, что забыла позвонить отцу? Перед её отъездом Малик договорился и с матерью Камиллой Аскеровной, и с Жанной, о том, что они будут созваниваться каждый день. Отдых отдыхом, но Жанне нельзя отключаться от работы надолго.

Малик настолько привык полагаться на дочь в своих делах, что не решался обойтись без неё и принять важное решение. А принять его требовалось немедленно. На одном из подконтрольных ему рынков случилось ЧП. Пятеро азербайджанцев избили трёх курсантов военного института. Те, конечно, сами виноваты, в драку полезли первые, но в силу численного неравенства их увезла «Скорая помощь». Вернее, увезла двоих. Третий курсант, в рваном кителе, с разбитым лицом, доковылял до расположения своего батальона, и оповестил своих криком «Чурки наших бьют».

Это случилось вчера, и Малику об этом никто не доложил. Видимо, сочли мелочью.

Зато сегодня, примерно в обед, к рынку подъехали «Икарусы», оттуда, как горох, посыпались курсанты — порядка четырёхсот человек, не меньше, и принялись крушить рынок и избивать торговцев. Малику уже доложили, что армейское братство, потрясённое вчерашними событиями, сегодня, с самого утра отправило гонцов в автопарк, где они заказали два автобуса — гармошки. Отсидели первую пару на лекциях, и во главе с сержантами выдвинулись в автобусах на рынок. По всем правилам военного искусства оцепили рынок и начали натуральную зачистку.

Взволнованный Тофик, смотрящий рынка, родной племянник, позвонил ему с места событий. Малик, разумеется, не поехал сам, а послал своего человека проверить. Человек вернулся и чётко объяснил, что рынок не сможет функционировать в нормальном режиме по меньшей мере пару недель. А это колоссальные убытки! Продукты испорчены, лотки с фруктами перевёрнуты, торговцы избиты — многие до травматичного состояния. Большая часть торговцев попала в больницу: курсанты били их намотанными на руку ремнями с бляхами, основным оружием военнослужащих.

Торговцы и охранники пытались откупиться и совали парням пачки денег. Но те со смехом бросали их в воздух, словно конфетти. В арьергарде курсантов шли мародёры — пенсионерки. Они, пользуясь моментом, хватали продукты, уцелевшие под натиском и сапогами курсантов, и набивали ими полные сумки, радуясь сложившейся ситуации и неожиданной халяве. Торговцы пытались бежать, но рынок находится возле дороги с интенсивным движением, что делало попытки торговцев практически невозможными. Курсанты догоняли их, сбивали с ног и били сапогами. Один из торговцев пытался спрятаться на крыше собственной палатки, но был атакован курсантами, которые с помощью ремней сделали своеобразное лассо и сбросили его с крыши на землю.

Но и это ещё не всё! Разгорячённые курсанты, почувствовавшие запах крови, уселись в автобусы и поехали к другому рынку, находящемуся в нескольких километрах от этого.

Они успели разбить стёкла в маленькой гостинице на территории рынка, тоже принадлежащей Малику, когда приехал ОМОН и СОБР. Курсанты были блокированы отрядами, с помощью проведённых переговоров они пришли к общему консенсусу — так, кажется, говорят русские, и наконец убрались с территории Малика. Самое неприятное, что никто и не подумал наказать курсантов: бойцы отрядов ОМОНа и СОБРа тоже в своём роде армейцы, так что у них с курсантами возникло полное взаимопонимание. Как же, ведь они выступали против чурок!

Спасибо Рафату, он отреагировал оперативно. Это не Тофик, щёголь и Казанова, любимчик девушек, член КВН-овской бригады «Парни из Баку». Тьфу ты, какой бригады, команды… Малик покачал головой. Зря Шахид поставил Тофика смотрящим на этот рынок. Не тянет он, красавчик, совсем не тянет. Жаль, конечно, ведь родной племянник, своя кровь. Но Рафат — тоже племянник, оба они сыновья брата, Шахида. Но Рафат — умный, жестокий, сообразительный, ловкий, весь в Шахида. А Тофик — прямо, тьфу, размазня. Но нужно что-то решать, причём срочно. Нужно раз и навсегда положить конец подобным мероприятиям. Это очень сильно подрывает положение азербайджанцев — и финансовое в том числе. Обидно, что, если бы рынок контролировали русские, то курсанты не стали бы затевать подобную расправу. У русских с русскими всё решается иначе. Придёт человек от курсантов к русскому смотрящему, они посидят, выпьют водки, и договорятся между собой спокойно — без кровопролития и огромного ущерба. Смотрящий даст курсанту денег — на лечение для пострадавших, и отвезёт в их военное училище машину с продуктами. На этом и кончатся их разногласия. И он, Малик, тоже сделал бы так, кабы к нему обратились сначала. Но не обратились ведь…