Четыре оттенка счастья - Мария Миняйло

– Даниил, – начала пожилая женщина, тяжело вздохнув, – твоя затея – это гнусная и жестокая попытка разыграть невинное дитя, твою девушку. Ложь – это оружие массового поражения, вирус, который уничтожает наше сердце и душу. История Поэмы – не пример для подражания, а всего лишь правдивая сказка со счастливым концом. Поэма была недалекой, наивной девушкой, которая хотела удачно выйти замуж, но ты, магистр философского факультета! Как могли подобные мысли закрасться в твою голову? Тебе должно быть стыдно! – несмотря на боль в ногах, Елизавета Борисовна резко поднялась, окинув всех присутствующих уничижительным взглядом, – всем вам должно быть стыдно! – она круто развернулась и пошла к себе в комнату, хлопнув дверью.

– Фашисты! – послышалось с антресоли.

– Не удастся вам, Миша, продемонстрировать свой великий талант, – Наталья Геннадиевна открыла холодильник и достала небольшую банку квашеной капусты.

– На солененькое потянуло? – хмыкнула Злата.

– Типун тебе на язык! – Наталья Геннадиевна подозрительно покосилась на капусту, после чего поставила ее обратно в холодильник.

– Вибач, Данька, цього разу не пощастило, – Юра по-дружески похлопал молодого соседа по плечу и так же, как Елизавета Борисовна, скрылся в своей комнате.

– Никуда не уходите, я ее уговорю! —полный решимости провести завтрашний спектакль,

Даня бросился за старушкой и, умоляя впустить его, таки попал в комнату пожилой преподавательницы.

Часы показывали 20:15.

В комнате пожилой пары пахло одеколоном Ивана Артемовича и розмарином, который его супруга выращивала на подоконнике. Небольшая кровать, покрытая шерстяным пледом, письменный стол, два стула, старое радио и многочисленные книжные полки – вот и все богатство престарелых преподавателей. Стена над кроватью старичков была сверху донизу завешана фотографиями друзей и родственников, а старинная хрустальная люстра сверкала чистотой. Когда Даня вошел, Елизавета Борисовна сидела возле окна, внимательно рассматривая свой розмарин. В комнате был полумрак, а на столе играло радио.

– Елизавета Борисовна... – начал Даня, но пожилая женщина мигом его оборвала.

– Даниил, я не сержусь на тебя настолько, насколько ты мог подумать. Ты молод и горяч, но есть низкие поступки, которые не может оправдать даже молодость. Участвовать в этой «жестокой комедии» я не просто не буду, но и обязательно расстрою ее, когда завтра сюда придет твоя девушка. И уговорить меня у тебя не получится. – Елизавета Борисовна взглянула на своего любимчика, и принялась опять рассматривать драгоценный куст.

Даня прекрасно понимал, почему старушка не хочет ему помочь, и во многом был с ней согласен. Но они были давно знакомы, и молодой человек хорошо знал, как нужно действовать.

– Дорогая бабушка... – начал Даня, перейдя на драматический шепот, – я не оправдываю себя и не утверждаю, что мои действия благородны. Но вы должны знать, что мое поведение и попытка разыграть этот спектакль вполне объяснимы. И молодость тут вовсе ни при чем! Моя затея – не попытка подшутить над горячо любимой мною Аллой и вовсе не желание обмануть милую девушку, – речь Дани была спокойной, но несколько раз Елизавета Борисовна улавливала, как его голос дрогнул.

– Я всю жизнь был сиротой... Прошу вас, молчите! Я знаю, что вы сейчас скажете, – Даня подошел к пожилой женщине, присев у ее ног, – мой отец был достойным человеком, тут не поспоришь, но до самой смерти он оставался профессором, – молодой человек с силой сжал сморщенную руку своей собеседницы. – Никогда! Слышите, Елизавета Борисовна? Никогда я не чувствовал отцовского тепла, а материнского и вовсе не знал...

– Даня, но ведь все мы – твоя семья... – перебила взволнованная женщина.

– Это так лишь потому, что ни у кого из проживающих здесь нет детей... Да и семьи как таковой. Дорогая бабушка, вы часто говорите, что любите меня, но будь у вас с Иваном Артемовичем свои дети и внуки, вы бы и не глянули на меня. Прошу, не перебивайте! Вся моя жизнь – это придуманный мир грез и фантазий, в котором вы, я, Иван Артемович и прочие жильцы этой квартиры – настоящая семья, связанная кровью. Видимо, я так заигрался, что в какой-то момент сам в это поверил.

Елизавета Борисовна озадаченно и сочувственно смотрела на своего любимого Даню, а он все сильнее сжимал ее сухую руку.

– У вас была семья, были любящие родители. Вы знаете, каково это быть любимой и желанной, да и каждый из соседей знает это... Никого из них не бросала мать. Никого из них не растил отец, сдвинутый на идее «слепить» нового гения, будущего светилу науки, тогда как этому светиле хотелось просто быть любимым. Не подумайте, дорогая бабуля, я не жалуюсь на жизнь! – Даня неожиданно отпрянул от собеседницы, из глаз которой струились слезы, – простите меня и давайте забудем, – он уже был готов уйти, как вдруг старушка его окликнула.

– Ты так сильно этого хочешь?

Парень утвердительно кивнул.

– И ты понимаешь все последствия и то, что Алла может тебе этого никогда не простить? – Елизавета Борисовна вынула носовой платочек и аккуратно вытерла слезы.

– Понимаю... – Даня сосредоточенно наблюдал за своей псевдобабушкой, которая грустно посмотрела в окно, а спустя несколько секунд медленно приподнялась на стуле.

– Что же, уговорил... Да простит меня Господь!

Новость о том, что Елизавета Борисовна согласна, неимоверно оживила и взбодрила всех жильцов. Сам факт, что она будет принимать участие в неожиданной авантюре, успокаивала совесть некоторых из соседей. Распределив роли и обязанности, новоиспеченная семья начала грандиозные приготовления к спектаклю.

После долгих уговоров и просьб Злата таки согласилась исполнять роль рано родившей матери Дани. Правда, для правдивости ей пришлось накинуть лишних 3 года, превратив в 40-летнюю женщину, 23 года состоящую в браке с Мишей, которому досталась роль отца. Профессиональный столяр был неимоверно рад вновь, спустя многие годы, получить главную роль, и теперь с упоением объяснял Злате «основы» драматургии.

Наталья Геннадиевна, как и оговаривалось заранее, была сестрой Златы. Даня долго не знал, какую роль дать Юре, делая его, к ужасу Златы, то своим братом, то внучатым племянником Елизаветы Борисовны. В итоге было решено, что Юра – младший брат Миши. С пожилой парой все и так было понятно. Они без каких-либо разговоров должны были изображать бабушку и дедушку Дани, родителей Златы и Натальи Геннадиевны.

– А как быть с прабабушкой? – озадаченно спросила Злата.

– Во-первых, снять с антресоли... – серьезно начал Миша.

– Может, еще и за стол посадить? – возмущенно фыркнула Наталья Геннадиевна, с ненавистью посмотрев в сторону полки, на которой давно уже спала бывшая балерина.

– Наталочка, не язви, – Иван Артемович смешно насупил густые брови.– Изабеллу Николаевну нужно на это время перенести к кому-то из нас в комнату.

– Не ко мне! – выпалила учительница географии.

– Даня? – спросил Иван Артемович, так как все остальные, поддержав Наталью Николаевну, наотрез отказались приютить у себя «женщину с антресоли».

– А может, пускай Изабелла Николаевна там и лежит? Вдруг Алла ее не заметит...

– Даня! Не заметить Изабеллу Николаевну нельзя по крайне мере по той причине, что она все время что-то выкрикивает.

– Снотворное? – неуверенно спросил Даня, чем вызвал бурный смех Миши.

Решив временно оставить проблему под названием «Изабелла Николаевна», жильцы стали решать, в чьей комнате накрывать праздничный стол.

– Моя – самая маленькая, – сказал Даня.

Его комната и вправду была самая малогабаритная, в то время как комната пожилой пары была слишком «старой», Мишина слишком неопрятной, а две кровати у Златы с Юрой занимали все пространство. Поэтому несложно догадаться, что под возмущенные крики и негодование Натальи Геннадиевны выбор места проведения спектакля пал именно на ее комнату, которая выигрывала на фоне остальных не только своими размерами, но и современным ремонтом.

До глубокой ночи соседи перетаскивали мебель, мыли полы и всеми силами пытались скрыть неопровержимые улики их «обмана». Нельзя было не заразиться всеобщим возбуждением, царившим в тот день в коммуналке №7. Часы показывали 22:00, а в квартире по-прежнему шли оживленные работы! Елизавета Борисовна составляла меню завтрашнего праздника; Миша, вооружившись всевозможными инструментами, латал, чинил и подкрашивал; Наталья Геннадиевна приводила в порядок туалет и душевую; Злата мыла кухню; Юра пытался скрыть 5 звонков, предательски намекавших гостям, что перед ними входная дверь коммуналки. Он неуверенно орудовал досками и молотком, которые дал ему Миша, но через каких-то сорок минут у «непризнанного» гения получилось создать на месте 4 звонков что-то вроде небольшой «доски для заметок», оставив только один звонок на виду. Посоветовавшись с Даней, художник решил наклеить лжеобъявления из ЖЭКа, ответственной за написание которых стала Наталья Геннадиевна. Иван Артемович же создавал «правильный» дизайн комнаты, заменив некоторые из вещей Натальи Геннадиевны более подходящими, которые нашел в комнатах других жильцов.