Чечня. Год третий - Джонатан Литтелл

Как бы там ни было, в Чечне невозможно отделить глобальный феномен коррупции от того, что следовало бы назвать внебюджетными цепочками государственного финансирования, это – форма параллельного налогообложения. Ведь при помощи как минимум части денег, которыми Рамзан ворочает, которые он растрачивает или вымогает, он строит сооружения на благо обитателей своего королевства: дороги, школы, больницы и разные части инфраструктуры. Я переночевал в глухом горном селении, где электричества не было с 1989 года; теперь электричество функционирует нормально, как и мобильная связь; а чуть дальше – селения, в которых газа не было даже в советскую эпоху, сегодня подключены к сети газопроводов. Недавно Рамзан издал указ о строительстве 200 домов в деревушках вокруг Голубого озера, в районе, расположенном выше Ведено, который сровняли с землей после депортации 1944 года, после чего он находился в запустении; впервые за 65 лет чеберлойцы, представители тейпа, жившего в этих местах, смоги вернуться в родные места. Все это, разумеется, стало возможным благодаря российским деньгам, значительным бюджетным суммам, вот уже много лет используемым для восстановления Чечни. Но сами по себе российские деньги еще ничего не объясняют: мы это видели в случае с Южной Осетией, где сотни миллионов, выделенных Москвой после прошлогодней войны, попросту испарились – наверняка куда-нибудь в Швейцарию или на Кипр, оставив город Цхинвали таким же разрушенным, как прежде. Дело в том, что Рамзан заставляет деньги работать, а если мимоходом обогащаются другие, то тем лучше: подобно Рейгану или Мобуту, он является большим адептом trickle-down economics [20] . Факт тот, что деньги, награбленные чиновниками – от мельчайших до крупнейших, – в значительной степени реинвестируются на местах, в форме ли рабочих мест в секторе строительства или в форме покупок, подарков большой семье; по слухам, Рамзан сразу раздражается, как только его агенты пытаются делать инвестиции за пределами Чечни. Он очень твердо придерживается линии, согласно которой его политика должна приносить видимые плоды – прежде всего реконструкция, – а его министры знают, что их личные счета в банках, квартиры и красивая мебель напрямую зависят от достижений их команд. Как признает Ваха, несмотря на его отрицание кадыровской системы: «У сына есть положительные стороны. У него хорошая голова, и он очень силен. Он заставляет людей работать. В конце 2005-го, когда Рамзан был еще вице-премьером, он перестроил проспект Победы (большой центральный проспект, впоследствии переименованный в проспект Путина) за две недели, к Новому году. Он обязал людей трудиться 24 часа в сутки, даже министров. Это очень хороший опыт для него, это его многому научило». Но обязать людей работать – всего лишь один аспект его метода. Рамзан и его приближенные фактически нашли весьма своеобразный способ прокручивать и накапливать федеральные деньги, направляемые на реконструкцию; придумали действительно новаторскую форму того, что я смогу описать лишь как leveraging [21] – и такое leveraging, конечно, основано на потенции насилия, которым они располагают, однако они ставят его на службу мощной экономической машине. Ведь если все начальники – от самого мелкого до самого большого – по всей цепочке пользуются спинами подчиненных или их «клиентов», то значительная часть этих денег, в свою очередь, забирается Кадыровым и вновь вкладывается в проекты – от базовой инфраструктуры до чрезвычайно причудливых престижных сооружений. Возьмем конкретный пример, подробности которого я тем не менее вынужден опустить, чтобы защитить моего информатора: принадлежащее государству учреждение, оказывающее услуги населению. Его директор сразу после назначения безжалостно обязывает всех кандидатов на работу в его учреждении платить ему, чтобы их приняли – независимо от их квалификации или доходов. Недавно сам Кадыров решил, чтобы это учреждение, которое сильно пострадало во время войны и подверглось лишь косметическому ремонту, было полностью перестроено. Смета, затребованная его службами, достигла 30 миллионов рублей, или приблизительно 700 000 евро (Чечня – один из редких регионов мира, который извлек выгоду из теперешнего кризиса: цены на стройматериалы сильно упали, тогда как спрос и финансирование не снижаются; а рабочая сила, разумеется, всегда недорога и может «пахать» за спасибо). Итак, от каждого отдела потребовали внести сумму, которую может собрать его начальник, а от директора – внести чуть менее 100 000 евро. Последний предпочел написать своему министру прошение об отставке; в тот же вечер к нему явились некие люди, разъяснив, что он может уйти в отставку, когда захочет, но лишь после внесения затребованной суммы. Директор в конечном итоге все-таки ушел в отставку, а финансирование было обеспечено вкладами разных министров и директоров строительных компаний. Но от этой аферы выигрывают все: Москва, которая отказывается финансировать фонды, получит фактуры счетов на 100–120 миллионов рублей, почти 3 миллиона евро, т. е. в четыре раза больше реальной стоимости проекта. Очевидно, 20% этой суммы останутся в Москве в виде отката для чиновников, и остаток же вновь окажется в Чечне, где те, кто финансировал проект, и, возможно, даже директор учреждения возместят свои издержки и даже извлекут прибыль. Сальдо пойдет к Кадырову, а часть вновь поступит в оборот, возможно, через ФАК, возможно, иначе, чтобы финансировать новые работы и привлекать новые фонды. Сам ФАК, финансируемый, как мы видели, посредством рэкета чеченских бизнесменов, обязательных изъятий из зарплат и части расхищенных денег, а также через вклады бизнесменов всех национальностей, стремящихся инвестировать средства в Чечню или просто добиться расположения Рамзана, платит за престижные сооружения, за Большую мечеть, Гудермесский аквапарк, Центоройский зоопарк и новый Грозненский исламский университет, но оплачивает также и менее заметные учреждения, такие как мечети или весьма интересный грозненский Центр исламской медицины, где физические болезни излечиваются наложением пиявок и традиционными лекарствами, а душевные болезни – с помощью изгнания духов, зрелищного и страшного. Таким образом, Чечня напоминает гигантскую машину, пускающую деньги в ход, способствующую их обороту и увеличивающую их количество. И Москва, конечно, тоже не дает себя одурачить в этом процессе. Как недавно – довольно откровенно – признал Дмитрий Песков, в ответ на мой вопрос: «Расхищение фондов – проблема во всех регионах… Я не сомневаюсь, что иногда Рамзан пытается – выражаясь бюрократически – сократить себе путь. Но когда вы пытаетесь реконструировать республику, столь сильно пострадавшую в ходе двух войн, то самое важное – достичь результатов как можно скорее, чтобы сделать жизнь бедных граждан по возможности сносной». Кризис не должен серьезно замедлить этот процесс: если бюджетные фонды на реконструкцию, конечно же, уменьшатся, то это в значительной степени будет компенсировано разрешением – которое стало возможным после отмены КТО и уже дано Рамзану – преобразовать грозненский аэропорт в международный. Помимо прямых рейсов Грозный – Мекка [22] это открывает самые разнообразные возможности. Начальником таможенной службы аэропорта, кажется, будет русский; несомненно, это место будет стоить дорого, и Рамзан не будет на него жаловаться. Как однажды сказала Наталья Эстемирова, которая, конечно, не отрицала размаха материальных успехов Кадырова: «Экономические приобретения находятся в обратной пропорции к моральному выигрышу».

Возвращение вытесненных

[23]

Если российская власть пренебрегает и коррумпированностью чеченского режима, и его злоупотреблениями, то существует один аспект политики Рамзана, который до сих пор ее сильно беспокоит: массовая кооптация бывших боевиков. Тем не менее это один из столпов «чеченизации» с первого же дня ее проведения; Кадыров-отец был избран отчасти как раз из-за способности убеждать прежних товарищей по оружию к переходу на его сторону. В последнее время его сын только и делал, что продолжал эту политику, причем с переменным успехом. Теперь не проходит и месяца без того, чтобы какая-нибудь известная фигура не перешла на его сторону или не вернулась в отчий дом. Прошлым летом я встретил Рамзана Ампукаева, лидера чеченской диаспоры в Бельгии, на Биржевой площади в Брюсселе; в марте 2005-го он скандировал антироссийские лозунги на большой манифестации в связи с гибелью Аслана Масхадова, президента – сторонника независимости, избранного демократическим путем после окончания первой войны и в конечном итоге убитого федералами; теперь, несмотря на то что Ампукаев по-прежнему живет в Бельгии, он выполняет там функции представителя Рамзана и убеждает других возвратиться на родину. То же самое можно сказать и об Умаре Хамбиеве, бывшем ичкерийском министре здравоохранения и представителе Масхадова в Европе; об исламисте Бухари Бараеве, брате знаменитого похитителя людей и отце Мовсара Бараева, командира группы, захватившей в заложники 800 зрителей [24] мюзикла «Норд-Ост» в Москве в 2002-м; о Бар-Али Тезиеве, бывшем муфтии и председателе Верховного шариатского суда, который в 2000 году стал беженцем в Австрии, и о многих других. Даже Ахмед Закаев, один из последних остающихся в живых вождей старой националистической иерархии и наиболее известная фигура «правительства Ичкерии в изгнании», все более откровенно флиртует с Кадыровым. Рамзан придает особое значение этому вопросу возвращения диаспоры; это одна из главных задач его министра внешних сношений, печати и информации, молодого Шамсаила Саралиева, который руководит телевизионным спутниковым каналом, вещающим по-чеченски 24 часа в сутки на диаспору; руководит он и веб-сайтом Chechnya Today, по которому каждый день можно смотреть новости грозненского телевидения. Сам Рамзан регулярно организует продолжительные телепередачи, где выступает перед сторонниками независимости, используя странную смесь публичного унижения, пропаганды успехов своего режима, поощрения «заблудших» к возвращению и проклятий в адрес непримиримых. Но президент также знает, что для того, чтобы чего-нибудь добиться, необходим индивидуальный подход, и он развернул прямо-таки политическую деятельность по установлению разнообразных контактов с диаспорой; часто он вызывает изгнанников по одному и посылает их к их прежним товарищам ради дискуссий. Например, в первые месяцы этого года Шаа Турлаев, бывший командир президентской гвардии Аслана Масхадова, отправился в большое турне по Европе, чтобы попытаться уговорить нескольких важных деятелей к возвращению. Шаа – характерная фигура в том, что касается двусмысленности отношений Рамзана с бывшими повстанцами. Его описывают как человека очень скрытного и молчаливого, который боролся с русскими с 1991 года; после избрания Масхадова чеченским президентом в 1997-м Шаа стал одной из его ближайших опор. После падения Грозного в начале февраля 2000-го Турлаев продолжал сражаться в горах на стороне Масхадова. Но полученное в 2002 году ранение в ногу – несмотря на лечение – в конце концов вызвало гангрену; а в 2004-м его бойцы вместо того, чтобы дать ему умереть (как желал он), привели его в некое селение, где он сдался Кадырову-отцу. В июне 2004 года Рамзан в Центорое представил его знаменитой русской журналистке Анне Политковской, которая – в очень важной для того времени статье – писала, что она не может понять, взят ли Шаа в заложники или же действительно встал на сторону Рамзана: Кадыров не позволял Шаа в ее присутствии говорить по-русски, и у Политковской сложилось впечатление, что перевод его ответов искажал их; Шаа напрямую ответил лишь на один вопрос журналистки: «Когда было самое счастливое время в вашей жизни?» – «Такого не было». Но, согласно мнению одного бывшего соратника Масхадова, которому Шаа недавно нанес визит в ходе своего европейского турне, последний всегда сохранял хорошие отношения с Рамзаном. В промежутке между двумя войнами Масхадов часто встречался с Кадыровым-отцом, и во время их переговоров телохранителям приходилось очень долго их дожидаться; в результате между приближенными Масхадова и приближенными Кадырова сложились крайне сложные отношения, которые, однако, сохранились, несмотря на годы конфликта между противоположными лагерями.