Экипаж - Митта Александр Наумович

– А вы разве не работаете? – делано удивился адвокат.

– Работаю. – Аля снисходительно улыбнулась. – Но у меня мама на пенсии. И еще полная сил.

– Скажите, а вам известно, что у Валентина Георгиевича тоже есть мать-пенсионерка и незамужняя сестра? – продолжал допытываться адвокат. – Живут в собственном доме в Краснодарском крае, куда ваш бывший муж легко может перевестись.

– Это же совершенно чужие люди Алику! – начала горячиться Аля. – А моя мама его с пеленок вырастила!

– Мама вырастила? – тут же прицепился адвокат. – А вы что же, не принимали в этом участия?

– Вы не меня разбирайте, вы его разберите, что он за человек! – Алю уже трясло от возмущения. Впрочем, адвокат этого и добивался.

– Хороший человек. В характеристике так и сказано: пользуется уважением коллектива, морально устойчив, заботливый отец…

И тут Аля сорвалась:

– Вот это уже для меня новость. Пожалуйста, я могу рассказать, какой он был отец! И про «морально устойчив» тоже расскажу… Дома не ночевал и по два, по три дня!.. А отец так и вовсе никакой… Не давал сыну настоящего воспитания и не мог, конечно… Я педагог начальных классов, а он кто? Он сына только ругал. Даже бил, такую крошку!.. Алик от этого заикаться стал…

Ненароков слушал и, странное дело, видел не эту враждебную лживую женщину, а ту невиданную красавицу, в которую влюбился пять лет назад и которая стала его женой. Он вспоминал с мучительной отчетливостью: вот они с Алей в подъезде, еще до женитьбы. Он расстегнул ей воротник блузки и целует, целует худенькие ключицы. Заскрипела чья-то дверь, и влюбленные в веселой панике выскочили на улицу… А вот Аля в постели. Она уже заснула, а он ходит с полугодовалым Аликом на руках, качает его и смотрит на нее, не может налюбоваться… А вот они с Алей купаются в Черном море, под скалами. Ночь, кругом никого, и Аля без купальника…

– Просто даже удивительно, как такого человека держат в нашей авиации, – говорила судье Аля. – Он часто уходил в полет пьяный, мог погубить и машину и людей… Как ему доверить ребенка? И вообще, у Ненарокова были такие высказывания, что просто стыдно слушать. Он, например, серебряные крылья на своем кителе называл «курицей». День, когда давали зарплату, называл «днем авиации»…

В этом месте судья сердито перебил Алю:

– Ну, это суду неинтересно. Вы покороче.

Адвокат написал Валентину записку: «Он за вас. Перестаралась Алевтина Федоровна».

…Дошла очередь и до Алиной матери. Стараясь не глядеть на Валентина, Евдокия Петровна говорила:

– Алевтина все правильно рассказывала. Как она говорила, так оно и есть.

– А откуда вы знаете, что именно она рассказывала? – жестко спросил судья.

– Ну… Она же неправды не скажет… А как было, я знаю: все на моих глазах вертелось… Нельзя ребенка от матери забирать.

– У меня вопрос к свидетельнице, – сказал адвокат. – Евдокия Петровна, вы говорите – на ваших глазах… На ваших глазах ребенка били?

– Били?! Что вы, как можно!.. Ну, иногда, конечно, Алечка щелканет по затылку, но это же так, любя, от нервов только…

– Понятно, понятно. Еще вопрос: вы своего бывшего зятя часто видели пьяным?

– А ни разу не видела, – растерянно сказала Евдокия Петровна. Адвокат преувеличенно удивился:

– Как же так? Пил, пил и не напивался?

– Да не пил он. Если выпьет грамм сто на праздник, так это и не питье…

Аля глядела на мать злыми, прямо прожигающими глазами. И Евдокия Петровна смешалась, закончила скороговоркой:

– А вообще-то, я, может, чего и путаю… Вы у Алечки спросите, она лучше помнит.

– У меня все, – сказал адвокат и чуть заметно улыбнулся Валентину.

… Алик спал на диванчике в коридоре, положив голову на колени старушке-соседке. Кругом ходили невеселые озабоченные люди – веселых в суде не увидишь.

…Судья стоя объявил:

– Оглашается решение… Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики народный суд в составе председательствующего Демидова, народных заседателей Ларионовой и Крячко, рассмотрев в открытом судебном заседании дело по иску Ненарокова к Ненароковой об отобрании ребенка Алексея четырех лет, установил: ответчица, проживающая вместе со своей матерью, бабушкой ребенка, материально обеспечена и не стеснена жилой площадью. Оснований для отобрания у нее ребенка нет… Руководствуясь статьей двести третьей ГПК РСФСР и на основании статьи пятьдесят пятой КОБС РСФСР, суд решил: в иске Ненарокову Валентину Георгиевичу отказать…

В опустевшей комнате адвокат утешал Ненарокова:

– А я вас предупреждал… Закон-то предусматривает равные права обоих родителей. Но на практике… Вы летчик, вы ж действительно не можете сидеть с ним весь день… А допустим, женитесь. Какая гарантия, что новая жена будет к нему хорошо относиться?.. А там мать, бабушка. Конечно, мать-стерва, но все-таки… Вот то, что она вам свиданий с сыном не хочет давать, – это, разумеется…

Он замолчал, заметив вдруг, что Ненароков его не слушает: сидит с совершенно серым больным лицом, бессмысленно складывая и снова разворачивая судебную повестку.

Аля нарочно ждала, пока Валентин выйдет из здания суда. Ей хотелось, чтоб он видел, как она увезет Алика. Дождавшись своего бывшего мужа, Аля с сыном на руках медленно пошла к автобусу. Мальчик, одетый в самое нарядное, не понимал, конечно, что происходит.

– Па! Па! – кричал он и махал рукой отцу.

Ненароков не обернулся. Наоборот, ускорил шаги, почти побежал, чтобы не броситься к сыну, не сделать какую-нибудь непоправимую глупость…

Спасите женщин и детей

Игорь Скворцов сидел у себя в комнате и, оттопырив губы, паял какую-то схему маленьким паяльником. Раздался звонок, Игорь побежал открывать.

Но за дверью стояла не Тамара, а хрупкая и очень хорошенькая женщина с легким чемоданом. Лицо у Игоря вытянулось.

– Ты откуда взялась? – сказал он вместо «здравствуй».

– Из Ленинграда, естественно. Но ты мне, кажется, не рад?

– Почему «не рад»? Рад.

– Ну так не скрывай свою радость, возьми у меня чемодан.

…Приезжая, скинув сапоги и забравшись с ногами в кресло, рассказывала:

– Я без звонка, потому что проездом. Три часа до поезда… Но не зайти я просто не могла… Тебе-то, конечно, все равно, за три года одна открытка, а я не так устроена. Я решила: хотя бы между вокзалами, но я его увижу…

– А ты не опоздаешь? – заботливо спросил Игорь.

– Я же тебе сказала: до поезда три часа… Обожди. Что вообще происходит? К тебе должны прийти?

– Да… То есть нет, но может быть… Понимаешь, Нонка, кое-что действительно происходит.

– У тебя завелась возлюбленная? – спросила Нонна дрогнувшим голосом. Игорь хрустнул костяшками пальцев.

– Заводятся тараканы, а возлюбленная… Но в общем да.

Тогда Нонна тихо заплакала.

– Не обращай внимания. Я сейчас умоюсь и пойду…

Игорю стало ее жалко. Ой сел рядом, обнял ее за плечи, поцеловал.

– Ну брось. Ну хватит… Не надо… Кофе выпьешь?

– Скажи, ты правда хочешь, чтоб я осталась?

– Правда, правда. Но только, Нонна, я честно говорю: это будет наше прощание… – Он пошел на кухню. – Если будут звонить, не бери трубку…

…Дверной звонок звонил настойчиво и угрожающе.

Игорь на цыпочках подкрался к дверному глазку, глянул. Конечно, перед его дверью стояла Тамара. Игорь затаился в маленькой прихожей, боялся даже вздохнуть… И вдруг из комнаты грянула громчайшая музыка. Игорь подпрыгнул на месте, как заяц от выстрела… Делать было нечего, пришлось открыть дверь.

– Ты спал? – спросила, улыбаясь, Тамара.

– Нет.

– Что-нибудь случилось?

– Да.

Когда они вошли в комнату, Тамара сразу поняла, что именно случилось: на тахте сидела Нонна с распущенными волосами и притопывала ногой в такт музыке.

– Зачем вы надели мои тапочки? – спросила Тамара у Нонны ледяным голосом.

– Пожалуйста, возьмите, – отвечала Нонна. – Они мне на три размера велики. Игорь, я пойду. Мне здесь больше делать нечего.