Экипаж - Митта Александр Наумович

…Когда Тимченко сошел с трапа, к нему поспешил представитель Аэрофлота, усталый, с красными от недосыпа глазами.

– Ночью опять был толчок, – рассказывал он. – Обратный вылет через час: чем скорее улетите, тем лучше… Наши строители в большинстве остаются – участвовать в восстановительных работах. А жены, дети и больные уже здесь, ждут посадки…

Представитель отошел, чтобы посмотреть, как идет разгрузка.

А Тимченко подозвал Тамару:

– Тома, беги, поторопи их с набором питания.

Сам же Андрей Васильевич отправился в диспетчерскую…

…Тамара, уже шла назад к самолету, когда вдруг случилось что-то непонятное: будто кто-то выдернул у нее из-под ног землю. Девушка упала, попробовала вскочить, но тут же снова села на бетон. Откуда-то – не сверху, не сбоку, а снизу, из самой земли, донесся тяжелый нарастающий гул.

В испуге и удивлении Тамара смотрела, как сыплются с фасада аэровокзала гигантские буквы, составляющие слово «Бидри».

Тяжело вздохнув, земля расступилась. По взлетному полю побежала извилистая черная расщелина. Она пересекла взлетную волосу, не посередине, а ближе к концу, и зацепила краем МРД – магистральную рулежную дорожку.

Кричали, метались люди – смуглолицые местные жители, летчики, аэродромовская обслуга.

Со скрежетом стукнулись боками бульдозер и ярко-желтый джип. На Тамариных глазах огромный «боинг», стоявший на перроне, качнулся, беззвучно тронулся с места и медленно покатился к аэровокзалу. Заскрежетали алюминиевые конструкции, зазвенела, рухнула стеклянная стена – «боинг» протаранил ее своей лобастой головой, обрушил лестницы, ведущие на второй этаж, и только тогда остановился. С лестниц посыпались люди. В уши Тамаре ударили крики, вопли, стоны.

Прямо на девушку мчался черно-желтый клетчатый автомобильчик с надписью «Фоллоу ми» («Следуй за мной»). Тамара зажмурилась от страха. Но машина, не доехав двух шагов, затормозила. Из нее выскочил Игорь Скворцов – это он был за рулем.

– Ты чего тут расселась? – закричал он с явным облегчением, увидев, что Тамара цела и невредима. – Я тебя ищу, ищу!

…Они ехали вдвоем, и автомобиль подпрыгивал на покореженных плитах, как лодка на волнах. Тамара упрямо не глядела на своего спасителя, даже «спасибо» не сказала.

Когда они подъехали к самолету, у трапа уже толпились люди: женщины с детьми и десяток мужчин – большинство в бинтах. Некоторых принесли на носилках.

Тимченко и не глянул на выскочивших из машины Тамару и Скворцова: он был занят разговором с представителем Аэрофлота и седым загорелым мужчиной, который лежал на носилках, поставленных на землю.

– Даже не знаю, какое принять решение, – говорил мужчина, судя по всему, начальник. – Взлетать сейчас рискованно… Как считаете?

– Обстановка сложная, – сдержанно сказал Тимченко.

– Может быть, эвакуировать людей на юг? Автобусы еще… – Но лежащий на носилках не успел докончить фразу. Раздался такой гул, такой грохот, что, кроме него, ничего не стало слышно. На горизонте рванулся в небо столб пара и дыма – и сразу окрасился в багровый цвет. Это заработал потревоженный землетрясением вулкан.

Люди, собравшиеся у самолета, смотрели молча, не в силах оторвать глаз, как вулкан заволокло густым белым туманом. В нем, будто молнии, мелькали проблески огня, разлетались во все стороны красные искры. Конечно, только отсюда, издали, они казались искрами: это были вулканические бомбы – глыбы раскаленной породы.

Грохот стих, и в наступившей тишине представитель Аэрофлота сказал почти весело:

– Во… Только этого нам и не хватало.

Теперь стало видно, что белая пелена тумана быстро опускается вниз по склону горы, направляясь к аэродрому.

– Это сель, грязевой поток, – констатировал лежащий на носилках. – Быстро, негодяй, бежит…

Из форточки с левой стороны кабины высунулся Ненароков.

– Андрей Васильевич! Башня передала: с гор на нас идет поток – грязь и раскаленная лава. Скорость большая, уже перерезана автострада…

Видимо, это сообщение получили одновременно и другие самолеты: вокруг них забегали, засуетились техники.

– До нас дойдет? – спросил Тимченко у лежащего на носилках. Тот пожал плечами.

– Раз на раз не приходится… В двадцать седьмом году полгорода снесло… Надо срочно эвакуироваться.

– На чем? – раздраженно сказал представитель Аэрофлота. – Транспорта нет… И не будет.

Андрей Васильевич секунду подумал. Потом сказал:

– Значит, так. Взлетать рискованно, оставаться – невозможно. Отсюда вывод: будем взлетать… Всем на борт. Выруливаем и взлетаем! Остальное обсудим в Москве.

…Тамара с бортпроводником помогали подняться по трапу больным, раненым, женщинам с маленькими детьми. Внесли на носилках и начальника строителей. Чемоданы и тяжелые коробки остались на земле, в электрокаре.

Увидев, что идет посадка, к самолету со всех сторон побежали люди – пассажиры с разных рейсов. Испуганные, растерянные, они сгрудились у трапа. Большинство молча ожидало решения своей судьбы. Только трое самых нервных, перебивая друг друга, объясняли бортпроводнице на разных языках, что их надо, обязательно надо взять на борт.

Тимченко подсчитал глазами; иностранцев собралось человек двадцать. Был среди них и раненый. Чтобы он не упал, его поддерживали под руки.

– Я их возьму. Не возражаешь? – спросил он представителя Аэрофлота. Тот кивнул головой.

– Возьми, конечно.

– А тебя не зову. Ведь не полетишь?

Представитель только усмехнулся в ответ. Они обнялись на прощание, потом Тимченко снял фуражку, неторопливо вытер внутри платком, снова надел на голову и поднялся по первому трапу.

…Четыре самолета – японский, скандинавский и два немецких – одновременно, чуть не в хвост друг другу, стали выруливать с перрона.

Вдруг совсем рядом раздался оглушительный взрыв, и над топливохранилищем взметнулось пламя: может, пробила крышу долетевшая сюда вулканическая бомба, а может, замкнулись потревоженные землетрясением провода. Взрывной волной скандинавский самолет кинуло на немецкий – так, что они сцепились крыльями и, изувеченные, остановились оба.

Советские летчики видели это из окна своей кабины. В их сторону двигалась огненная река: горящее топливо разлилось по полю.

– Что делается, что делается, – покачал головой штурман. А Тимченко невозмутимо сказал:

– Продолжаем читку карты.

Штурман щелкнул передвижным табло:

– Генераторы!

– Включены! – отозвался Игорь.

– Давление!

– Давление семьсот сорок пять выставлено, высота ноль, – отвечали Ненароков и Тимченко.

– Рули!

– Проверены и свободны…

…Японский самолет – он был заметно меньше остальных – уже бежал по взлетной полосе. Когда до расщелины, пересекавшей полосу, оставалось каких-нибудь сто метров, он оторвался от земли и стал набирать высоту. В ту же секунду с исполнительного старта начала разбег машина «Люфтганзы». Это был громадный «дуглас», и Тимченко, следивший за ним из окна кабины, сокрушенно вздохнул.

– Не успеет? – полуутвердительно спросил Ненароков.

И действительно, «дугласу» не хватило полосы. Передняя его нога попала в расщелину, и огромный самолет встал на попа, перевернулся на спину и загорелся.

Откуда-то вывернулась пестрая машина руководителя полетов. Из нее выскочил человек в шлемофоне и замахал жезлом, запрещая советскому самолету выруливать на исполнительный.

– Вот чудак, – добродушно сказал Тимченко. – Неужели ж мы туда полезем?.. Будем взлетать по рулежной. Да, Валя?

Валентин кивнул, а штурман за его спиной удивился вслух:

– По рулежной?

МРД – магистральная рулежная дорожка – не приспособлена для взлета. Она много уже ВПП – взлетно-посадочной полосы. Но выбора сейчас не было: на взлетной догорал «дуглас», а МРД была свободна, и расщелина пересекала ее в самом конце.

Тимченко по-английски запросил у диспетчера разрешения взлететь с МРД.