Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1 - Георг Борн

С невообразимой быстротой продолжала она копать, мягкие руки исцарапались в кровь от земли и щебня, но она не обращала на это внимания; глаза ее заблестели, когда она увидела, что ее работа быстро подвигалась вперед. Тут ей пришло в голову страшное предположение: если железо стены далеко уходит в глубь, в землю, это создаст непреодолимую преграду ее работе.

— Нет, нет, — вскоре радостно воскликнула она. — Слава Богу!

Внизу не было никакого препятствия. Но силы уже истощались, и она должна была остановиться на минуту, чтоб оправиться от одышки. Капли пота выступили у нее на лбу, а прекрасные, черные волосы распустились во время работы. Она дрожала всем телом. Но любовь к Франциско и к своему ребенку поддерживала ее силы: ведь она была матерью, и на ней лежала забота о спасении своего дитя. С новым приливом сил начала она копать, и наконец луч восторга пробежал по ее лицу: она прорыла отверстие под стеной. Неутомимо выгребала Энрика землю окровавленными руками из прорытого отверстия, тем самым расширяя его.

— Мы спасены, спасены! — шептала она, как будто утешая себя и своего ребенка, стонавшего в лихорадочном бреду. — Уже пора, давно пора нам быть на воле, скоро на улице рассветет!

В эту минуту чистый воздух пахнул ей в лицо; она вскрикнула от восторга и попробовала прикинуть, пройдет ли ее стройный стан сквозь маленькое отверстие. Нужда и смертельный страх подсказали ей, что пройдет.

Потом бледная, дрожащая девушка схватила своего ребенка и, страстно поцеловав его холодные щеки, бережно положила на дерн, который рос вокруг павильона, после чего с большим трудом выбралась и сама на волю. Ребенок открыл глаза.

— Мы спасены! — сказала Энрика, глубоко и тяжело вздохнув.

В ту же минуту вдали послышался такой шум, как будто кто-то раздвигал ветви. Она вздрогнула. Какая опасность еще грозила ей?

Мучительная минута! Усталость исчезла, в один миг схватила она ребенка на руки и еще раз посмотрела в ту сторону, где зашевелились ветки. В предрассветном полумраке Энрика легко могла разглядеть новую опасность, так как глаза ее привыкли к темноте.

Из-за кустов подкрадывался к черному павильону какой-то человек; сердце Энрики сильно забилось, сдержанный крик сорвался с ее уст: приближавшимся человеком был Жозэ, она узнала его лицо. Согнувшись, скользнула она под тень деревьев, а оттуда дальше, дальше через парк к воротам, выходившим в открытое поле; раздраженной фантазии казалось, будто ее преследуют чьи-то шаги. Призвав на помощь последние силы, она стремглав летела, крепко прижимая ребенка к груди; ее белое платье фантастически развевалось при первом мерцании дня, а длинные распущенные волосы придавали сверхъестественный вид ее быстро несущейся фигуре. Все дальше и дальше бежала она, будто гонимая фуриями, опасаясь преследования Жозэ, шаги которого и отвратительный, торжествующий смех чудились ей позади.

Наконец она достигла обширного, густого Бедойского леса, в котором, как рассказывал Баррадас, вампир оставил ужасный след свой, и побежала между деревьями, не замечая, что колючий кустарник раздирал ей руки и платье. Но тут силы уже совершенно изменили ей; она изнемогла и упала меж цветов и травы, на которых дрожал первый солнечный луч; ее прекрасное лицо, покрытое смертельной бледностью, легло на подушку из пышной зелени. В стороне от дороги, в огромном, пустынном лесу, стоявшем торжественно и тихо как Божий храм, могучие деревья заботливо раскинули свои кроны над ребенком и матерью.

После отъезда гостей дон Жозэ, улучив, по его мнению, удобную минуту, чтобы беспрепятственно удовлетворить свое неукротимое желание обладать Энрикой, осторожно прокрался через парк в ту одичавшую часть его, где находился черный павильон.

На его бледном лице сияла радостная улыбка. Жозэ казалось, что он наконец достиг своей цели; он наслаждался этой уверенностью. Никто не мог ему помешать, так как Баррадасу было поручено сидеть в кустах неподалеку и следить за тем, чтобы его сластолюбивого хозяина не застали врасплох. Поспешно подошел он к железной двери, повернул ключ в крепком замке и вошел внутрь павильона, быстро захлопнув за собой дверь.

— Энрика, прекрасная Энрика! — прошептал он.

Но его ждала неожиданность. Сначала, широко раскрыв глаза, он стал искать пленницу, потом поспешно отворил дверь. В павильоне никого не было. Энрика убежала. Крик вырвался из груди его, дикий, бешеный крик. Все его планы, которые он так долго вынашивал, рухнули по милости презренного слуги; бешенство и отчаяние ослепили его, он должен был какой-нибудь жертвой успокоить свою бушующую кровь; сабля сверкнула в его руке, и он бросился к кустарнику, за которым стоял подлый Баррадас.

— Мерзавец! Ты должен ответить жизнью за эту женщину! Ты упустил ее ! Ступай к черту!

Рука дона Жозэ попала в цель, слуга Баррадас получил отставку навеки: он испустил крик боли — его-то и услышал Франциско в комнате своего отца, — потом с проклятием повалился на землю. А дон Жозэ, рассчитав, что беглянка не могла еще уйти далеко и что погоня за ней вряд ли будет бесплодной, пустился через парк за убегавшей Энрикой.

МОЛОДАЯ КОРОЛЕВА

Волшебно красивый дворец герцога Эспартеро был залит светом иллюминации. Мадрид праздновал бессмертные подвиги главного полководца королевы, правительницы Марии Кристины, бывшего вместе с тем и соправителем ее до совершеннолетия юной королевы Изабеллы.

Прадо, Пласа Майор и Пуэрто-дель-Соль — эти прекраснейшие улицы и площади испанской столицы были наполнены громкими криками «Виват!» восторженной толпы.

— Долой карлистов! Да здравствует Эспартеро, победитель при Лухане! — кричали тысячи голосов, а перед дворцом королевы, расположенном в очаровательной местности, раздавалось: «Да здравствует Изабелла! Да здравствует Мария Кристина!»

Эспартеро — великий полководец, но плохой регент и дипломат. Он — сын бедного извозчика из Гранатулы, благодаря храбрости и счастливым обстоятельствам, достиг славы, возвысился почти на уровень с троном и сделался Луханским герцогом; его радует могущество, и, несмотря на то что он чрезвычайно набожен, он любит наряжаться, окружать себя блеском и пышностью. Эспартеро пятьдесят лет, он крепкого и крупного телосложения, с бородатым смуглым лицом, на котором отражаются решимость и прямота — его главные добродетели. Богато вышитый, весь увешанный орденами генеральский мундир блещет золотом, дорогими каменьями и украшен пестрыми лентами. В тот день он ожидал к себе во дворец юную королеву Изабеллу и регентшу, мать ее, охотно выказывавших ему свое расположение при каждом удобном случае, потому что, когда Фердинанд VII перед смертью назначил королевой Изабеллу, никто так ревностно, как он, не принял ее под свою защиту, никто не сумел лучше отстоять ее интересы. Эспартеро и его сторонники боялись, чтобы брат жестокого Фердинанда, дон Карлос, имевший серьезные притязания на престол, не стал, подобно своему предшественнику, носить корону на погибель нации, продолжая возмутительные дела, прекратившиеся, наконец, со смертью Фердинанда.