Пой вместе с ветром - Мэган Линдхольм

Вот так и получилось, что Ки все же приняла половину щедро отсчитанных денег; остальное – после благополучной доставки. Будь на месте Ки кто-нибудь другой, Ризус точно извелся бы, беспокоясь за свои камушки. Но он знал Ки много лет и не имел ни малейшей причины подвергать сомнению ее честность.

Она провела в Сброде еще несколько дней, без большой спешки готовя фургон к дальней поездке. С Ризусом они постоянно виделись и были в глазах окружающих добрыми приятелями. Тем больше было потрясение, пережитое постояльцами гостиницы, когда однажды в тихом разговоре торговца и возчицы стали проскальзывать все более напряженные нотки, постепенно сменившиеся откровенной бранью. Ки поставила точку, обозвав его откормленным хряком в петушиных перьях. Ризус на это выплеснул ей в лицо содержимое своего стакана – местное бренди, огнем обжигавшее небо. После чего Ки стремительно вышла, по пути перевернув на Ризуса столик с только что поданным дорогим ужином…

Ки усмехнулась и убрала драгоценные камни обратно в тайник. Уж конечно, он обязательно припомнит ей эту выходку, когда они встретятся в Диблуне. Ругалась – и ругалась бы себе на здоровье, скажет он ей, но еда!.. Такая еда!.. Это грех, который он ей не скоро простит…

Ки задула свечу. Стащила в темноте курточку и пропыленные штаны – и, взобравшись на спальную лавку, зарылась под одеяла. Вытянулась во всю длину на пустой постели… и заснула.

3

Гостиница «У Сестер» располагалась на небольшом ровном пятачке, как раз в том месте, где предгорья уже всерьез подумывали, не пора ли им становиться горами. Вокруг гостиницы еще росли деревья, но ветви у всех были вытянуты в одну сторону. Несчастные, скрюченные деревья, изнуренные и обезображенные постоянной борьбой за жизнь. Сама гостиница – деревянный дом, серый от непогод – производила то же впечатление упрямого, цепкого выживания несмотря ни на что. Все ее окошки были снабжены плотными ставнями. Длинное приземистое здание, казалось, жалось к земле, прячась от неумолимого ветра. Ветер отдувал облезлый гостиничный значок, так что тот висел на цепях не вертикально, а под углом. Значок изображал двух человеческих женщин, слившихся в страстном объятии. Ки скептически осмотрела его. Художник явно имел весьма относительное понятие об устройстве человеческого тела. Интересно, подумала Ки, к какому народу принадлежит здешний хозяин. Во всяком случае, по виду двора этого нельзя было определить. Ки обнаружила там два открытых фургона и трех упряжных животных у коновязи. Позади гостиницы, впрочем, виднелось нечто вроде конюшни…

Ки натянула вожжи, и серые благодарно остановились. С самого утра они тащили фургон то по утоптанной земляной дороге, то по мелким камням. Покамест им не приходилось одолевать особенной крутизны, но постоянный подъем в гору все равно выматывал силы. Ки намотала вожжи на рукоять тормоза и спрыгнула с сиденья. Ей ничего не приходилось слышать про эту гостиницу – ни хорошего, ни дурного. И это при том, что у нее успели кончиться медяки. Стоит ли показывать в здешних местах чеканное серебро, хотя бы даже мелкое?.. Обдумывая это, Ки привычно запускала руки под сбрую, приподнимая тяжелые ремни и передвигая их поудобнее. Сигмунд опустил тяжелую голову и потерся, напрашиваясь на ласку.

Ветер раздувал капюшон плаща Ки. Скрип, а затем стук деревянной двери заставил ее оглянуться. На пороге появился хозяин гостиницы, и загадка разрешилась: он принадлежал к племени динов. Он наклонился в сторону Ки, приглядываясь к стройной, худенькой фигурке в сапогах, кожаной рубашке и таких же штанах. Ки вперила в него пристальный взгляд, нарочно округлив свои зеленые глаза, и хозяин заметно смешался. Она на то и рассчитывала. Мало кто мог вынести взгляд блестящих, влажных человеческих глаз.

Дин не спеша соскользнул по пандусу крыльца и проследовал навстречу Ки через двор.

– Одна человек? – с акцентом спросил он на Общем.

Она кивнула и только потом вспомнила, что для динов этот взгляд мало что значил.

– Одна. И упряжка в две лошади, – ответила Ки. В самом деле, почему бы не попытаться.

– У нас есть комнат, подходящий для человек, – заверил ее дин. – Нужно только уважай наша обычай и заплати вперед за постой. Пол-медяка одна ночь для человек и за ужин. Один медяк за каждый лошадь… за такой большой лошадь!

Дин подошел совсем близко, притворяясь, будто любуется Сигмундом, но надежда Ки на уютный ночлег начала испаряться. Серая макушка дина так и колыхалась: он силился осмотреть коней и притом не выдать себя. Ки смотрела, как раздувалось и опадало пухлое, лишенное конечностей тело. Она знала, что его гладкая, голая кожа не замечала ни холода, ни жары. А значит, ему дела не было до холодного, пронизывающего ветра, постоянно дувшего с гор. Предвидя, что он сейчас скажет, Ки молча забралась обратно на свое сиденье. И точно.

– Твои лошадь оскоплены! – объявил дин. Несмотря на акцент, в его невнятном голосе слышалось раздражение и гнев, а по телу распространился розовый румянец, выражавший у динов величайшее душевное волнение.

– Холостить упряжных коней – обычай моего народа, – ответила Ки и торопливо подобрала вожжи.

– Твоя не найдет здесь гостеприимный кров! – прогремел дин, исполненный сознания собственной правоты. – Мы не имей дело с разумный существа, который калечат другие существа ради свое удобство!

Ки устало кивнула, потом вновь облекла свой жест в слова:

– Да знаю я, знаю. Вот только посмотрела бы я на вас, динов, если бы кто-нибудь зазимовал тут у вас с парочкой жеребцов. Ладно, ладно, не пыхти! Уже уезжаю!

Ки тронула вожжи, и кони неохотно налегли, трогаясь с места. Большие желтые колеса начали поворачиваться.

– Перевал Две Сестры закрыта! – уже сзади с торжеством прокричал дин. – Твоя придется ехать обратно через холмы. А если твоя хочет в это время года через хребет, твоя отправляйся на юг, на перевал Носильщика!

– Я слышала, если постараться, можно проехать и здесь.

– Если твоя дурак, тогда попробуй! Уже выпало много снег! Поворачивай, твоя все равно не проедет. Твоя все равно вернется, а мы не пустим под кров!

– Я не вернусь, – пообещала Ки через плечо.

Скрип колес по изрытой дороге заглушил дальнейшие предостережения, которые дин продолжал выкрикивать ей вслед. Ки ехала вперед, стараясь как можно скорее позабыть о гостинице. Тоже еще размечталась. О куске свежего, сочного мяса. О мягкой пуховой перине в светлой, теплой, сухой комнатке… Ладно, утешила она сама себя. Все же знают, каковы гостиницы динов и что они подразумевают под «комнатами, подходящими для людей». Сами дины предпочитали жить в сырости. К тому же Ки не получила бы здесь ни мяса, ни пуховика, ни каких-либо животных продуктов – разве что влажную охапку прелой соломы да миску теплой овсянки. Удобства, которые дины предоставили бы человеку, этим и исчерпывались. В общем, есть о чем горевать.