Заклинание Аркамона - Елена Хаецкая

— Сущее вранье! — сердито произнесла старуха. — Никто никого не… впрочем, это к делу не относится. Подай мне одеться, раз уж эта бездельница Ильвара ушла.

— Вы знали имя служанки? — удивился Конан.

— Разумеется, она ведь назвала его вам.

— Так вы не спали?

— И вы еще рассчитываете дожить до моих лет? — возмутилась старуха. — С наблюдательностью как у пожилой коровы и находчивостью как у страдающего одышкой мопса? Голубчик, либо вы сильно себе льстите, либо крепко недооцениваете человечество…

— Смотрите, как бы вам самой не оказаться в дурах, — проворчал Конан себе под нос. — Вы будете не первой, кто принял меня за глупого и неотесанного варвара.

— Зато я первая, кто сравнил вас со страдающим одышкой мопсом, — парировала старуха. — Спорим, я первая?

— Я не буду спорить.

— Но я первая?

— Лучше надевайте вот это платье… Оно поможет окружающим смириться с вашей внешностью.

Рядом с кроватью лежало принесенное служанкой Ильварой длинное бесформенное платье, разукрашенное бахромой и маленькими самоцветами. Оно было таким ярким и так сильно блестело и переливалось, что невольно притягивало к себе взгляд — и, соответственно, отвлекало его от лица самой старухи.

Старуха выбралась из кровати и спустила на пол ноги. Ноги у нее были как спички, высохшие и коричневые, ногти — длинные, черные, загибающиеся, как у птицы. Конан с трудом подавил отвращение. "Если бы она была, предположим, не человеком, а гарпией, я не находил бы ее такой безобразной, — подумал он. — Напротив. Для гарпии она просто очаровательна. Так что следует думать о ней как о чудовище. Об очень симпатичном чудовище".

Он натянул на свою нанимательницу ее блестящий наряд, помог ей спрятать серый пух — волосы — под тонкое покрывало и в конце концов нашел ее вполне привлекательной. Для гарпии, разумеется.

Вместе с Конаном Эригона вышла в сад. Она шагала медленно, наваливаясь на руку своего телохранителя. То и дело она останавливалась и озиралась. Многое в саду представлялось ей интересным, причем чаще всего ее внимание привлекали самые обычные, невинные предметы, вроде клумбы с уже отцветающими цветами или старой скамьи в тени раскидистого дерева.

Наконец они добрались до стола, поставленного на лужайке неподалеку от пруда.

Конан остановился.

— Странное место они выбрали для завтрака! — произнес он. — Наслаждаться яствами там, где погибла их дочь!

— Возможно, им кажется, что бедняжка Майра незримо участвует в трапезах, — возразила Эригона. — Многие народы, в том числе и дикие, верят, что их дорогие усопшие не покидают род, а остаются навечно и охраняют живых. И во время обеда для них выставляют отдельную миску с едой.

— Не знаю, как дикари, — ядовито молвил Конан, — но цивилизованные люди нередко…

Он не договорил. Из-за стола навстречу им поднялся единственный пока сотрапезник — Аркамон.

— Доброе утро, — приветствовал он старуху и ее спутника. — Так неловко вышло! Я пришел первым и сижу тут, созерцая выставленные на стол сладости. Я подобен одному персонажу из легенды, который был проклят ненасытным голодом. Гляжу на еду, но кушать не решаюсь.

— Почему? — удивился Конан. Он плюхнулся на мягкое сиденье, забыв прежде усадить свою нанимательницу (по правде говоря, это не пришло ему в голову) и с интересом оглядел стол.

Эригона устроилась на стуле и вперила взор в лицо Аркамона. Он беспокойно посмотрел на нее. Она надула пузырь из слюней, потом покачала головой и уткнулась лицом в ладони.

На столе стояли в вазочках цветочный мед и варенье. Кроме того, имелись тонкие сушеные хлебцы, явно предназначенные для того, чтобы обмакивать их в сладости, и несколько разных напитков в кувшинах.

Конан быстро исследовал содержимое кувшинов, нашел разбавленное вино и налил себе в большую кружку. Аркамон, не скрывая любопытства, следил за ним.

— Кажется, боги не обделили вас аппетитом, друг мой? — заговорил он с Конаном.

— Тот, кого боги обделили аппетитом, несомненно, проклят, — ответил Конан.

— Все-таки подождите, пока к столу выйдут другие, — мягко предложил Аркамон.

— Кажется, здесь меня пытаются обучать хорошим манерам? — в голосе варвара прозвучала едва заметная угроза.

Аркамон невозмутимо улыбнулся своей холодной улыбкой.

— Что ж, нет ничего дурного ни в учебе, ни в хороших манерах.

— Я телохранитель, а не учитель танцев, — буркнул Конан. — И не будет говорить мне об этикете человек, который бросается с ножом на соперника, в то время как тот предпочитает обходиться кулаками.

— Очевидно, это как раз тот этикет, который мне не знаком, — отозвался Аркамон. — Этикет кулачных боев и поединков с поножовщиной.

— Устраивая поножовщину, глупо отрицать, что…

Конана прервали: на поляну явились хозяева дома и с ними Рувио, а сзади бежала служанка Ильвара. Щеки ее горели: она, кажется, опоздала или провинилась и получила выволочку от господ.

Конан впервые увидел Нэнд — мать Майры. Нэнд была одного роста со старухой, может быть, чуть пониже. Румянец на ее щеках увял, глаза потускнели, но на губах постоянно блуждала рассеянная улыбка. Она выглядела как человек, погруженный в тихий транс, почти незаметный для окружающих. Конан сразу проникся сочувствием к этой несчастной женщине.

Ларен пытался держаться бодро.

— Прошу всех к столу! — объявил он, делая приветственный жест. И обратился к старухе: — А вы, дорогая, хорошо ли отдохнули? Вчера вы выглядели чрезвычайно уставшей после долгой дороги. Я не могу выразить, как рад, что ваше родственное участие привело вас под мой кров.

"Неплохо держится для человека, у которого умерла дочь и рехнулась жена, — подумал Конан. — Что ж, сегодня его ожидает еще одно потрясение… Надеюсь, это излечит бедняжку Нэнд".

Конану трудно было представить себе киммерийскую женщину, которая сошла бы с ума таким образом. Тихое сумасшествие? Никогда! Киммерийцы не могут позволить себе подобной роскоши. Они постарались бы восполнить урон — усыновили бы кого-нибудь… Впрочем, кажется, именно о возможности усыновления и спорили вчера несостоявшиеся женихи Майры.

Конан незаметно вздохнул. Если цивилизованные люди частенько недооценивали «недотепу-варвара», то и сам варвар, хитрый, скрытный и ловкий, нередко недооценивал "цивилизованных неженок".

Что ж, тем приятнее будет одержать верх над достойным противником — и вернуть радость достойным людям.

— А кстати, — брякнул вдруг Конан, хотя никакого разговора за столом пока что не велось и никакого «кстати», соответственно, быть не могло, — ваша пропавшая дочка, Майра…