Геннадий Зюганов: «Правда» о вожде - Александр Ильин

Когда же люди, не знающие жизни, не умеющие ценить и уважать человеческое достоинство, берутся перестраивать жизнь — это равносильно катастрофе. И не может служить оправданием, что людские наклонности, скажем так, вышеупомянутой “демократки” всего лишь повторение некоторых убежденийперсонажей эпохи революции или методов работы гестаповских мастеров заплечных дел.

На мой взгляд, самая, может быть, страшная сила, которая просыпается вместе с революцией, — это торжествующее невежество. Одерживают победу или терпят поражение генералы и солдаты, рискующие жизнью на полях сражений, а сладко-терпкие плоды жестоких военных ристалищ, достаются нередко проженным маркитанткам, вроде известной брехтовской матушки Кураж, с еескособоченным, но не знающим удержу фургоном с дешевым товаром для пушечного мяса, или гробокопателя из похоронных команд.

Ясно же, что не они, мнимые ратники из второго эшелона, вершили социальные революции, названные К. Марксомили еще кем-то из великих, локомотивами истории. Но они, именно они неизменно вылезали наружу, как черви после дождя, и упорно хватались за победные лавры.

Не знаю отчего,

я так мечтал

на поезде поехать.

Вот с поезда сошел

и некуда идти. 

В жизни у каждого из нас были свои поезда, на которые мы спешили. А приезжали в никуда.

Вы знаете, как приятно сознавать, что ты создаешь что-то новое отправляешь в неведомый путь поезд, который сам же и формировал? Я — знаю.

Мы в “Правде” боролись за новую партию. Нам казалось, что мы сумеем поправить “ошибки” наших предшественников — а это были великие предшественники. Нам представлялось, что мы учтем промахи тех, кто не понял великих заветов вождей-основателей. Живет же Северная Америка по заветам Джеферсона и других, кто “сковал” всего лишь небольшую книжечку — Конституция США, в которую за 200 с лишним лет внесено, по-моему, одиннадцать или двенадцать поправок. Одна из них — о сухом законе — отменена.

А у нас почему-то не получается.

Одна неистовая воительница, отнюдь не прекрасная Юдифь Россиянской демократии, жестоко попирающая ногой отрубленную ужеголову большевистского Олоферна, никогда не упускающая лягнуть и “Правду”, своей отнюдь не золушкиной туфелькой. Со страниц тогдашней “Новой газеты” госпожа N. — среди развратных объявлений о любви “по телефону с незнакомкой, для которой нет запретных тем”, наша “героиня наоборот” вещала: “Мы (кто? — А.И.), в течение четырех веков существующие вне бытия, пробавляющиеся одним сознанием, брошенные на раскаленную крышу мира, все мы, беззаконные и неприкаянные борцыза светлое будущее человека, — декабристы, народники, эсеры, эсдеки, уээсовцы, анархисты, — годимся ли мы не то в зодчие, но даже просто в архитекторы этого самого Будущего?”

История, совсем скоротечная, показала: нет, не годитесь! Но работать экономистом-плановиком, как та же Спиридонова, наша героиня не восхотела.

Вот ее признание: по природе я буржуазный революционер (тот, кто, кроме мушкета — по ее утверждению — хочет иметь и ферму и участок. Интересно, кто, какое быдло, станет на них работать? Сама-то метресса и капли пота не собирается проливать. — А.И.), по 23 года застенков и борьбы сделали из меня идейного люмпена”. То есть, как следует из текста ее полубезумной исповеди, явно рассчитанной на обезумевшую толпу, того самого “люмпена добровольного” который, как саламандра (есть такое пресмыкающееся), “может жить только в огне”, смертельно опасном “для упорядоченного общества. Революция — это ядерный взрыв, предельная концентрация излучения, смертельный ветер. Наш корабль лишен руля, ветрил, компаса, корпуса, трюма и якорей. Он состоит из одних парусов и флибустьерского (пиратского. — А.И.) флага”.

Если это и бред, то не лишенный остроумия. Хотя ученому автору не лишне былобы знать, что паруса и ветрила — одно и то же, а без корпуса никакой корабль даже в самом пылком воображении существовать не может. Даже “Летучий голландец” имел какие-то реальные очертания… Корабль же, лишенный ветрил, ну никак не может состоять из одних парусов.

Однако же часто “организации” создаются как раз “без корпуса”. Есть капитан, есть штурманская рубка, есть даже капитанское, по всем правилам оборудованное место, а корабля нет — одни мачтовые огни и полупрозрачные ветрилы. А “корапь” вроде бы идет…

“Правда”, когда я в ней работал,уже не была тем всесильным органом, каждое печатное слово которого разило идействительно могло повлиять насудьбучеловека. И очень резко. Я с удовольствием вспоминаю, что если мы и влияли на чью-то судьбу, то старались влиять положительно. Мы защищали людей слабых и часто резко критиковали тех, кто считал себя непогрешимым, хозяином, кто может вершить судьбы, причем может вершить безнаказанно. Конечно, над нами висел этот меч,я не могу сказать, дамоклов, потому что голову в это время, слава богу, никто не отрубал. Но висел мечнедоброжелательства, которое сложилось за много десятилетий, когда пресса печать играла не самую лучшую роль в обществе, когда люди иногда раскрывали газету со страхом. Думаю, что в мое время, это 1973 — 2003 годы, люди могли раскрывать газету без опаски. Больше того, они могли раскрывать газету с надеждой, что найдут здесь доброе слово о себе. Да так и было. Но, конечно, приходилось и критиковать, и резко критиковать. Ноэто была уже критика газетная, это был разговор на том уровне, на котором и должен вестись разговор в газете, а не в каком-то карающем органе. И поэтому, когда некоторые люди, пришедшие насумасшедшей волне к власти, говорили, что в “Правде” нет правды, а в “Известиях” — известий, то они глубоко заблуждались. Я думаю, что эти две газеты, плюс еще “Комсомолка”, и “Советская Россия”, плюс ряд других газет — это было то окно в мир, которое открывало людям правду о жизни -о жизни той, которая созидается, а не той, которая разрушается. Но давайте вернемся все-таки кнашей теме — теме лидеров.

Каждое время требует своих лидеров, своих вождей. И, естественно, что может быть в другое время, Геннадий Андреевич Зюганов стал бы гораздо более крупной фигурой, чемв то время, в которое ему довелось жить и работать. Но каждое время,несет в себе и общие какие-то исторические тенденции. Иэто очевидно на примере, как ковали лидеров-вождей в Советском Союзе. Я вернусь к тем, кто учился специально, готовился стать лидером, который должен был придти в коллектив руководителем. Придти в коллектив действительно тем моторным человеком, кто тянул бы людей вперед, тянул их за собой.

Мы знаем, что из Коминтерна, о чем я уже писал, вышли многие выдающиеся политические фигуры. Это и такая могучая глыба,политическая, как болгарин Георгий Димитров. Достаточно вспомнить его речи, его поведение, его действия на Нюрнбергском процессе, когда, по сути дела, один человек положил на лопатки всю гитлеровскую идеологическую машину, пытавшуюся обвинить его в поджоге рейхстага. И недаром же Георгий Димитров стал народным героем в Советском Союзе. Его именем называли пионерские дружины, называли улицы, площади. Это было справедливо.

После известных событий 90 — 93 годов прошлого векаимя Георгия Димитрова потихоньку исчезло с улиц Москвы, например. Но остался все-таки его памятник. Он был и одним из лидеров Коминтерна, работал в здании, где потом располагался Институт марксизма-ленинизма (ИМЛ), а сейчас располагаетсяГосударственный социальный университет. К сожалению, и под угрозой -громадная библиотека этого уникального учреждения. Кое-что ушло, утрачено из того богатства, которое было накоплено за времена Коминтерна. Этобыла организация действительно интернациональная, которая работала в разных странах;в военное время группы коминтерновцев забрасывались на территорию врага и организовывали там партизанские отряды, антифашистское сопротивление. Вышли из Коминтерна также несколько лидеров германского пролетариата. А еще больше патриотов-антифашистов. Ко мне в “Правду” приезжал профессор Хакамада, сводный брат известной Ирины Хакамады, советник японского правительства: его отец был тоже агитатором-антимилитаристом, призванным Коминтерном или его сохраненными структурами для агитации в трехсоттысячной японской армии, оказавшейся на территории СССР, на территории Сибири, где с ними была проведена очень большая работа и принесла заметный эффект.

Надо сказать, и ВПШ, а тем более Академия общественных наук все-такибыли серьезными образовательными заведениями. Лестница, на которой порядочные люди могли получить полноценные знания, стать хорошими специалистами. Я знаю многих людей, которые, пройдя через эти ступени по обязаловке, а другие по своей собственной охоте,потом стали и крупными учеными, и общественными деятелями. В общем, не без пользы провели годы на учебной скамье.