Александр Великий - Пол Догерти

В жизни Александра Херонею также можно назвать поворотным пунктом. Он придавал этому сражению эпохальное значение. Александр сыграл в нем главную роль, однако Филипп воспользовался плодами победы единолично. Александр позже так и сказал: «Знаменитая победа в Херонее была моей заслугой, а зависть отца обратила ее в ничто». Такие разговоры, без сомнения, поддержанные Олимпиадой, начались сразу же после сражения. Утверждалось даже, что македонцы смотрят теперь на Филиппа «как на командующего, а на Александра – как на царя». Филипп заявил, что он в восторге от таких разговоров, на самом деле ничего подобного он не испытывал. Александр был уже взрослым воином, проверенным в бою командиром. Да, он был сыном Филиппа, но стал уже и соперником, день ото дня все более опасным. История Македонии ясно доказала, что кровь и родство значили мало в яростных династических битвах этого царства. Сводные братья Филиппа стали ему соперниками, поэтому он их и убил. Если бы угроза со стороны сына стала слишком большой, Филипп, без сомнения, поступил бы с ним так же. Старый царь, должно быть, пожалел о том, что предложил подростку бороться за права наследования. После Херонеи сын того и гляди последует данному совету. У царя и царевича были собственные партии. За свитой Александра неусыпно следили. Возможно, Филипп внедрил в нее своих шпионов.

В это время первенство было за Филиппом: у него были совет и люди, на которых он опирался. Царю они напоминали, что Олимпиада не македонка и сын ее Александр наполовину молоссец. Для ксенофобски настроенных македонских командиров этот факт имел немаловажное значение. Они относились недружелюбно к Олимпиаде и ее надменному сыну. Амбиции этих двоих и уверенность в предначертанной им божественной миссии командиры толковали как претензию на верховенство, где другим места уже не было. Олимпиада намекала на божественное зачатие Александра, Александр верил в то, что он превосходит Филиппа, и надо признать, размышляли командиры, что для обоих этих утверждений имелись серьезные основания, а потому они поспешили пустить слух, что Олимпиада – неверная жена, а Александр – кукушонок, подброшенный в царское гнездо, для того чтобы завладеть всем тем, что завоевал Филипп. В династической борьбе в Македонии часто использовали обвинение в незаконном рождении. В 337 году случилось еще кое-что, послужившее той искрой, которая раздула костер ненависти, злобы и горечи в царском дворе Пеллы. Филипп влюбился. После Херонеи Филипп поверил в себя. Он сделался гегемоном Греции, а Персия становилась все слабее и уязвимее. Филипп демонстрировал чувство собственного превосходства разными способами. Он приказал построить в Олимпии толос – круглое храмовое здание. Для прославления достижений Филиппа с помощью этого великолепного здания наняли архитектора Леохара. В храме должны были стоять статуи членов семьи Филиппа, выполненные из золота и слоновой кости. В то же время Филипп начал делиться властью и с другими группами людей. Особенно поддерживал он интересы двух самых влиятельных македонских военачальников – Пармениона и Аттала. Эти два ветерана были связаны родством через женитьбу: Аттал был зятем Пармениона. Филипп усилил союз с ними, женившись на племяннице Аттала Клеопатре (Арриан в своих исторических документах называет ее Евридикой). Браки Филиппа всегда были источником насмешек его современников, однако в этот раз вышло по-другому. Филипп не просто породнился со знатным и богатым македонским домом, в Клеопатру он влюбился по-настоящему. Что было еще важнее, такой альянс, в глазах всех наблюдателей, означал решительное удаление Филиппа от жены и амбициозного сына, чересчур вмешивающихся в его дела. Биограф Сатир, цитируемый Афинеем, точно обрисовал ситуацию: «Филипп женился на Клеопатре по любви. Он привел ее домой, чтобы заменить ею Олимпиаду, и с этого момента вся его жизнь погрузилась в хаос». Олимпиада смотрела на Клеопатру как на соперницу. Новая жена Филиппа была по меньшей мере на двадцать лет моложе супруга. Здоровая македонка способна была родить второго наследника. Описание сложившейся ситуации, данное Аррианом, – пример его типичной сдержанности. «После того как Филипп женился на Евридике [Клеопатре] и тем самым унизил Олимпиаду, у них с Александром наметился недостаток взаимного доверия». И Сатир, и Арриан говорят об очередном браке и об отстранении Олимпиады, они указывают, что любовный роман с Клеопатрой происходил одновременно с разводом, а это – неприкрытая атака на статус царицы, а следовательно, и на Александра. Короче, Филипп более не доверял Олимпиаде и ее сыну и рассматривал их как угрозу для себя.

Это не просто предположение. Свадебный пир Филиппа и Клеопатры спровоцировал кризис, вскрывший глубокий разрыв отношений между отцом и сыном. Александр с неохотой пришел на пир и уселся на почетное место напротив царя. Остальные гости, напившись неразведенного вина, небрежно откинулись на ложах – на головах гирлянды, в сердцах – злорадная радость: унижение принца им было очень приятно. Когда отец фальшиво поприветствовал Александра, сын объявил: «Когда моя мать выйдет замуж во второй раз, я приглашу тебя на ее свадьбу». Это была не просто колкость, а предупреждение. Олимпиада была родом из Эпира, маленького, но стратегически важного царства на границах Македонии. Плутарх продолжает рассказ: «Аттал поднялся и обратился ко всем македонцам: молите богов, чтобы у Филиппа и Клеопатры родился законный наследник престола».

Насмешка была столь жестокой и недвусмысленной, с выделением слова «законный», что не осталось никакого сомнения: призыв Аттала был подготовлен и на эту тему Филипп со своей свитой шутили неоднократно. Слова Олимпиады о возможно божественном происхождении ее сына были брошены ей же в лицо, и Александр немедленно на них среагировал: «Так что же, негодяй, я, по-твоему, незаконнорожденный, что ли?» – и он швырнул в Аттала чашу. Вбежала вооруженная охрана. Филипп обнажил свой меч, вскочил с ложа, на котором пил вино, но раненая нога подвернулась, и он растянулся на полу.

Издеваясь над отцом, Александр сказал: «Смотрите, друзья! Этот человек собирается переправиться из Европы в Азию, а не может дойти от ложа до ложа».

В этот же вечер Александр ушел из дворца, забрав с собой мать. Она нашла приют в Эпире, а сын поселился в Иллирии и жил там с грубыми иллирийскими племенами. Зимой 337/336 г. до н. э. Филипп никаких действий не предпринимал, просто наблюдал и ждал. Он понимал, что опасность велика. Филипп готовил поход через Геллеспонт, и вряд ли ему могла понравиться перспектива создания Александром правительства в изгнании и вмешательство в дела Македонии, когда все помыслы были направлены на Персию. Благодаря дипломатии коринфянина Демарата, человека, купившего для Филиппа Буцефала, между отцом и сыном было достигнуто натянутое перемирие. Олимпиада должна была оставаться в Эпире, а Александру разрешили вернуться.