Пасынки зинданов (Мир, которго нет) - Виктор Кувшинов

Устроившись под густющей елкой, Ян разжевал полкраюхи хлеба и запил набранной в ручье водой. Заметив направление, в котором ему нужно было выступать поутру, он попытался заснуть, но сон никак не шел. Сказывалось нервное напряжение, и мысли так и прыгали в разгоряченной голове.

Он поймал себя на мысли, что не может вспомнить ни одного отрадного момента из своей жизни в этом волшере, если только не считать моральное удовлетворение от вылеченной Васиной ноги. Все остальное было сплошным безрадостным выживанием и ожиданием чего-то лучшего. Несмотря на большой рабский коллектив, он чувствовал себя в одиночестве. Соседей по бараку трудно было назвать людьми – настолько они потеряли человеческие признаки. С дамами из соседнего барака было, в общем-то, то же самое. Только мельком или издалека видев их, он ужасался, что может сделать жестокое угнетение с прекрасной половиной человечества. Другими словами, прекрасной эта половина здесь давно перестала быть. Одиночество, скука, тяжкий тупой труд и лягушачья кожа – ничего больше от этой жизни он не мог вспомнить. Даже Свана ему было жаль. Ян чувствовал, что тот просто сходит с ума от своей безграничной мелкопоместной власти среди тоскливых болот и дождей. Думать, сколько на его счету загубленных душ, Ян просто не хотел…

Проснувшись под мерное шуршание дождя, Ян понял, что удача, по всей вероятности, начала поворачиваться к нему спиной. Но плащ делал свое дело, и он, не сильно огорчаясь, побрел дальше, отметив, что направление ветра за ночь слегка изменилось.

Первая неприятность случилась, когда он, начиная забывать об осторожности, внезапно выскочил из кустов на дорогу прямо перед каким-то всадником. Он даже не успел ничего сообразить, как в его сторону полетела веревка с двумя шариками на концах и обвила его ноги. Дальше он соображал уже лежа на земле. На его счастье всадник был один и, как только Ян увидел злорадно ухмыляющуюся рожу знакомого надсмотрщика, то с чувством шепнул накрепко запомнившееся слово: «Си-на-сейс!» Лицо наездника, как ухмылялось, так и застыло с криво растянутыми губами.

- Смейся паяц! – злорадно произнес беглец, всплывшую в сознании странную фразу и принялся распутывать веревку, захлестнувшую ноги. Конь послушно стоял неподалеку, а вот его хозяин не сохранив равновесия, завалился набок, раскорячив негнущиеся руки и ноги. Ян удовлетворенно созерцал результат своей колдовской деятельности. – Эко тебя приморозило! Хорошо, что шепнул «слово», а ведь мог и крикнуть с перепугу. Что же теперь с тобой делать? Не оставлять же на дороге.

Ян подхватил под узды коня и, кое-как закинув на него своего раскоряченного преследователя, повел скакуна в лес. Отойдя на приличное расстояние от дороги, он решил разузнать, что же произошло в замке. Когда начал снимать надсмотрщика наземь, тот уже стал «оттаивать». Воспользовавшись этим, беглец завел ему руки за спину и связал вожжами. Наконец у мужика стал шевелиться язык, и он промычал что-то вроде: «Я т-те… ты меня еще…» и так далее. Ян, усмехнувшись, приказал:

- Если хочешь жить, рассказывай, что у вас в замке приключилось?

Вразумительного ответа он дождался еще через несколько минут. Охранник, сообразив, что беглец может и еще чего-нибудь колдануть, повел себя довольно корректно, и с готовностью вывалил на все новости. Оказалось, что Петруха заварил немалую кашу, пустив под вечер облаву на сбежавшего раба. Но одолеть Свана ему, кажется, не удалось, так как ни о какой смене власти надсмотрщик не слышал, а беглеца с сегодняшнего утра стали искать только еще тщательнее, видимо подозревая в сговоре с Петькой. По счастью, коней у Свана оказалось не так уж и много, а сектор поиска неопределенный. К тому же маг явно не обладал поисковыми заклинаниями, иначе дело поимки было бы вопросом нескольких часов. Но очевидно, что опять не оставалось выбора – только как продолжать свой путь отсюда.

Ян не знал, что делать с надсмотрщиком. В конце концов, он решил завести того вместе с конем глубже в лес, и связать его так, чтобы тот мог делать небольшие шажки и выбраться на дорогу за сутки – двое. От коня в лесу толку было мало: верхом не поскачешь и за собой через дебри да болота не потащишь, а по дороге Ян продвигаться боялся. Поэтому он продолжил свой путь, только прихватив у стражника еще немного хлеба да большой нож.

Следующая неприятность случилась уже под вечер, когда он перебирался через очередное болото. Увидев краем глаза, как вспенилась вода за соседней кочкой, он почувствовал на своей ноге острые крокодильи зубы. Ян только успел крикнуть свое останавливающее слово, и это спасло его ногу, так как, обернувшись, он заметил рядом еще несколько этих тварей, замерших неподвижно в болоте. Благодаря маленьким размерам хищника, кость не повредилась от зубастой пасти, но сапог был прокушен, как, впрочем, и кожа с мясом. Надо было что-то делать со сведенными на ноге челюстями. Беглец, превозмогая боль, вынул нож и начал резать связки в углах челюстей болотной твари. Наконец он почувствовал, как они разомкнулись и, хромая, добрался до края болота. По пути он заметил, что животные, несмотря на маленькие размеры, очень плохо поддавались заклинанию и быстро оживали.

Обидным было то, что местность становилась суше, и это болото, возможно, являлось последним на его пути. Ян снял сапог, вернее то, что от него осталось, и рассмотрел ногу. Вся портянка была в крови и воде. Размотав ее, он убедился в серьезности ран, но делать было нечего, и, разорвав часть портянки на лоскуты, беглец туго перебинтовал ими ногу. Из сапога пришлось сделать калошу. Кость цела, и на ногу можно наступать, но пришлось полежать с часик, чтобы рана перестала кровоточить. Затем пришлось еще и вырезать клюку, на которую можно опираться, облегчая себе ходьбу.

Дальше путь превратился в непрекращающийся кошмар. Сначала Ян неплохо продвигался, несмотря на боль в ноге. Преследования больше не наблюдалось. Жилые места, как и дожди с болотами кончились на следующий день пути. Еще через день от туч не осталось никаких следов, и местность стала резко меняться на засушливую. Несмотря на улучшающуюся обстановку, скорость продвижения начала резко падать. Опухшая нога отзывалась болью при каждом шаге, и к концу пятого дня беглец доел последний хлеб, который он и так растягивал по крохам. На шестой день он, уже плохо что-либо соображая, плелся по высохшей степи. Последний раз река попалась еще утром, и вечером оставалось только полбутылки воды. С наступлением темноты он повалился прямо там, где шел, тупо уставясь на три маленьких разноцветных луны в абсолютно беззвездном небе.

Седьмое утро застало его уже на ногах. Ян хорошо представлял себе, что должен перейти через засушливый пояс, так как здесь даже животных почти не было, не говоря о людях. Мысли крутились вокруг не пойманных и не съеденных зверушек. Даже убитый крокодил постоянно появлялся перед глазами, плывя в знойном мареве пустынной местности, как неосуществленная надежда. У Яна сначала не было возможности развести огонь, и он брезговал есть сырое мясо, а теперь он мечтал, хоть о чем-нибудь съедобном, но любая мышь сейчас двигалась быстрее и проворнее, чем он. Тем не менее, беглец упорно переставлял ногами, ориентируясь на восток по медленно ползущему в небесах солнцу.