Головы профессора Уайта. Невероятная история нейрохирурга, который пытался пересадить человеческую голову - Брэнди Скиллаче

у человека еще билось сердце и работали легкие. И мало-помалу в голове Уайта, пока он занимался больными, формировалась некая идея, продиктованная его пониманием долга, личным горем и католической верой. «Я не думаю, что душа находится в руке, в сердце или в почках, – напишет он позже, словно бы соединяя медицину с проповедью. – Я полагаю, что физическим вместилищем души служит мозговая ткань»[36]. Если он придумает, как уберечь этот ком серого вещества от распада, как поддерживать в нем жизнь, тогда он сможет уберечь самое святое.

Уайт спрашивал себя: а что, если Мюррей не довел мысль до конца? Что, если рецепт спасения жизней не в пересадке отдельных органов, а в замене их всех разом? «Жизнь драгоценна и хрупка, и за нее часто приходится сражаться», – скажет доктор Мюррей в 2004 году на Всемирных трансплантационных играх, где в олимпийских видах спорта состязаются спортсмены с пересаженными органами. Доктор Уайт, однако, не хотел пересаживать почки, сердца и легкие: он хотел пересаживать «личность» из разрушенного болезнью тела в новое, здоровое. Еще в аспирантуре он выбрал цель на всю жизнь: трансплантация мозга.

Глава 2

Двухголовые собаки и космическая гонка

В последние дни мая 1958 года на телеэкранах Америки замелькали зернистые кадры странной черно-белой кинохроники. Человек в белом халате показывает рукой в угол комнаты, где маячит в полумраке неясная фигура. Неизвестное существо выводят во двор, на свет, где перед зрителем предстает странный составной организм: крупная собака породы мастиф с каким-то созданием поменьше, вырастающим из ее спины, как несуразный гребень. Вторая собачья голова заваливается на сторону, дышит, высунув язык, лапы криво свисают на плечи крупного «напарника». Обе головы лакают молоко из поднесенного блюдца, вызывая аплодисменты зрителей в кадре; камера приближается, показывая бинты и швы. Перед камерой Цербер – хирургически созданная собака с двумя головами, получившая имя в честь мифического трехглавого стража Аида.

На пленке никто не произносит ни слова, да если бы и говорили, мало кто смог бы понять. Кадры с запечатленным на них врачом Владимиром Демиховым появились из-за железного занавеса: необъяснимые, зловещие, без всякого пояснения. И все же эта мерцающая кинохроника вызвала трепет в хирургическом мире. Она добралась даже до южноафриканского Кейптауна, где Кристиан Барнард, уже работавший над первой в истории пересадкой человеческого сердца, счел необходимым повторить опыт Демихова (ему это удалось, но собака погибла, и тогда Барнард сделал чучело, которое выставил в кампусе). До врачей Бостонской клиники Бригама тоже дошли новости о русской пленке, хотя Джозеф Мюррей сомневался в ее подлинности. Не утка ли это? Лет за десять до того в Советском Союзе выпустили другой фильм, впервые снятый специально для западной аудитории, – он назывался «Опыты по оживлению организма». В нем показывали медицинские центры, где целые отделения занимались изолированными органами: сердца бились сами собой, легкие дышали с помощью мехов, жизнь в собачьих головах якобы поддерживалась при помощи аппаратов. Этот пестрый цирк принадлежал Сергею Брюхоненко, человеку, который прославился передовыми исследованиями в области переливания крови, а позже был разоблачен (правда, не в самом Советском Союзе) как хирург-шарлатан. Он творил полуреальные химеры. Некоторые органы Брюхоненко действительно успешно изолировал, но многие его заявления просто служили пропаганде, утверждавшей, что советская наука скоро найдет ключ к бессмертию человека. И даже его фильм посеял опасные толки: об оживлении трупов, о жизни, искусственно продленной за гробом, – а от пленки с Цербером отмахнуться было еще сложнее. В мае 1958 года Демихов прочел публичную лекцию в восточногерманском Лейпциге, планируя в ближайшие месяцы вернуться туда и провести несколько операций по пересадке сердца на собаках[37]. В том же году он принял участие в XVIII конгрессе Международного хирургического общества в Мюнхене. Из доклада и статей Демихова явствовало, что подобные операции он практикует уже четыре года, а первую провел еще в 1954-м, в феврале, – то есть даже прежде, чем Мюррей осуществил пересадку почки, прежде, чем Запад узнал, что возможна пересадка не только кожи. Что еще, спрашивали себя западные врачи, могли успеть Советы?

В Подмосковье продолжало работать множество сталинских лабораторий. Их работа была окутана тайной, а разглашение секретов грозило тюрьмой (в лучшем случае): ученые из одной лаборатории ограничивали общение разговорами о погоде и ситуации на дорогах, отчего работа над общими проектами продвигалась медленно и со скрипом. Неужели столь потрясающий документ – фильм Демихова – оказался на Западе без ведома советских властей? В такое не очень верилось. Нет, это, безусловно, рассчитанный ход. Но какова его цель? Утечка (если это была утечка) случилась сразу после знаменитого выступления советского премьера Никиты Хрущева перед послами западных стран в 1956 году, в котором он сказал: «Нравится вам или нет, а история на нашей стороне… Мы вас похороним!»[38] Он хотел ярко продемонстрировать слушателям окончательную победу социализма над капитализмом. Превосходство Советского Союза, настаивал Хрущев, вытекает из «логики исторического развития»[39]. Позже он утверждал, что имел в виду «мы вас переживем»; американцы, однако, восприняли его речь как прямую угрозу. Работа Демихова несла послание того же свойства – предупреждение Западу о превосходстве советской науки. Оно удивляло и обескураживало, но также требовало ответа. Чем ответят Соединенные Штаты на столь необычный вызов? Этим фильмом продолжительностью всего несколько минут Цербер и его создатель со скальпелем положили начало одному из самых удивительных состязаний холодной войны.

Что есть наука, если не оружие?

Все мы выросли в мире, где возможна ядерная война. Еще в конце 1980-х в школах устраивали тренировочные воздушные тревоги и дети прятались под хлипкими партами, а звезды, такие как Стинг, записывали песни, в которых выражали надежду, что «русские тоже любят своих детей» (Russians, 1985):

Мы вас похороним, сказал Хрущев,Но мне кажется, к этому он не готов,Это самая идиотская из затей,Если русские тоже любят своих детей.

Военно-промышленный комплекс настолько всеохватно определяет наше понимание последнего столетия, что мы с трудом представляем мир до его появления. А между тем этой колоссальной милитаристской машинерии почти не существовало, пока 6 августа 1945 года «Энола Гэй» не сбросила на Хиросиму первую атомную бомбу. Для публики это объяснили «необходимостью прекратить войну», хотя массированные бомбардировки зажигательными бомбами уже опустошили японские города, а небоеспособный имперский флот уже не мог проводить никаких крупных операций[40]. Историки и поныне спорят, было ли так уж необходимо применять ядерное оружие, но одно остается несомненным: небывалая разрушительная мощь атомной бомбы, неведомым образом расходящаяся от зловещего грибовидного облака, сделала ее самым чудовищным оружием психологического устрашения[41]. Бомба отправила миру страшное послание о военной силе Соединенных Штатов и об их техническом превосходстве. Это в конечном счете и