Перемещенное лицо. Триада - Тамара Воронина

Он оглянулся. Сзади тенью скользила неизвестная личность.

– Отвали, – мрачно посоветовал Дан. – Обижу. Как сторожевого дракона.

Тень послушно исчезла, и Дан потащился дальше. Да, дома бы ему и в голову бы не пришло ходить со свежезашитой раной. А ничего, притерпелся. Больно, конечно, и даже очень-очень, но идти, как выяснилось, можно. Только что медленно.

Мимо промаршировал драконий патруль. Тварь топорщила крылья и с шипением рвалась с поводка, совершенно не реагируя на Дана. Сколько еще? Два квартала прямо и один налево. И можно лечь. А в тумбочке, вызывавшей ностальгические армейские воспоминания, имеется вчерашний пирог с яблоками. Если, конечно, никто не сожрал.

– Я просил отвалить? – поинтересовался Дан, разворачиваясь с одновременным выбрасыванием правой руки. Тень бы снова исчезла, если б Дан при этом подсечку не сделал, с трудом удержав вопль. В итоге оказалось, что он сидит верхом на хрупком юноше и держит его за горло. Как дракона. Добрая традиция.

– Отпусти, – жалобно попросил юноша, – пожалуйста. Иначе меня к столбу выставят, у меня уже два привода.

– Надо было отвалить, – буркнул Дан, соображая, что делать.

– Думаешь, легко? Запах с ума сводит.

– Запах? – Дан с трудом преодолел желание себя обнюхать. Мылся он утром, рубашка и трусы модели «СССР пятидесятых» были свежие, вчера выстиранные и высохшие на свежем воздухе. Одеколона у него не было. Дезодоранта тоже.

Юноша вздохнул, и тут Дан увидел, что у него светятся глаза. Как у кошки, но красным. Дан сжал ему челюсти, вынуждая открыть рот, и обнаружил приличных размеров клыки.

– Ты вампир, что ли?

– Вампир, – признался юноша. – А от тебя кровью пахнет за квартал. Отпусти, а? У меня солнечные ожоги так плохо заживают…

– И что я буду за это иметь?

– Мою благодарность. И еще две короны. Больше с собой нет, а домой ко мне ты не пойдешь.

– Почему ты так уверен?

– Потому что это семейное. А я с родителями живу.

Дан действительно не хотел знакомиться с вампирской семьей, поэтому кое-как поднялся на ноги. Юноша словно взлетел.

– Спасибо тебе, человек, – торжественно произнес он, – знай, что Гай Лит – твой должник.

Он полез в карман за деньгами, но Дан оттолкнул его руку, повернулся и поковылял дальше. Приключений на сегодня было многовато. Дан устал. На вторую подсечку его уже не хватило бы, и вампир вполне мог от души пообедать, но до казарм удалось добраться без осложнений.

Пирога в тумбочке оставалось вдвое меньше, чем Дан туда положил вчера. Честно. Солдат кормили хорошо, но сладкими пирогами не баловали, и Дан не обиделся. Аппетита не было, но он съел пирог, запил холодной водой, разделся и лег. Где-то через час нога успокоилась настолько, что он смог заснуть и, конечно, увидел во сне, как старушки плакали над его фотографией. Они всегда были старушками. И десять лет назад мать, еще не пенсионерка, была старушкой, потому что так решила. И даже не в отсутствии денег было дело. Мать умела шить и вполне могла бы состряпать себе кофточку не по фасону шестидесятых годов и не накручивать на затылке «фигу», вечно щетинившуюся шпильками, а задарма подстричься у тетки Даши. Только ей не надо было. Зачем? Она уже не считала себя женщиной (да считала ли хоть когда-то?), потому и не была ей.

А с отцом Дан знаком не был. Он ушел так давно, что и мать о нем забыла. И правильно. Встреться Дан с родителем, морду бы набил. Уходя, отец забрал подаренный на свадьбу сервиз, оба обручальных кольца и мешок сахара. И велел спасибо сказать, что размена квартиры не требует. Квартиры матери и тетки Даши, в которую он, козел, примаком пришел. И три года прожил, ни потолка не побелив, ни гвоздя не забив. И ни копейки алиментов. Мать об этом рассказывала спокойно и даже как-то с удивлением, как некую сказку, которая вообще-то была явью.

Во сне было отчаянно жалко несчастных старушек, горло давило. Дан проснулся рано и долго таращил глаза в потолок. Надо что-то делать с этой жизнью. Если продолжать жалеть себя и оплакивать горькую судьбу старушек, долго человеком не останешься. Что нужно от него человеку по имени Фин Гласс? Знакомое словосочетание, кстати. Что хочет этот детектор лжи? Проникся сочувствием? Ага, и бескорыстно жаждет помочь. Так Дан, дитя перестройки, реформ и шоковой терапии, и поверил в бескорыстие сильного. Но сходить надо. Если нога позволит.

Весь день он провалялся на кровати. Зашел покаяться слопавший полпирога стражник, увидел перевязанную ногу с пятнами крови и притащил полкового лекаря и миску горячей каши с огромным куском масла. Лекарь рану осмотрел, перевязал, получил сотку на стакан хорошей водки, заметно подобрел, обещал и назавтра заглянуть. Каша была вкусная. Вечером он дотащился до ближайшего трактира, отказался от супа в пользу двойной дозы пирога, чтоб и на сластену хватило, и тот стал дановым другом по гроб жизни.

К назначенной встрече Дан почувствовал себя вполне сносно. Жалко было штаны. Он, конечно, дыру зашил, аккуратно, и шов в глаза не лез, да здесь и заплаты редкостью не были. Одежда была дорога, носили ее подолгу и не стеснялись латать и перелицовывать. А вот Дану казалось, что все глаз не сводят с этой штопки.

– Здравствуй, – сказал ему юноша, красивый, как гей, в широкополой шляпе и перчатках. – Что, не узнал?

– Гай? – не без труда узнав вампира, удивился Дан.

– Гай. А как зовут тебя?

В общем, до дома «детектора лжи» Дан хромал в веселой компании кровососа. Вампиризм не был ни болезнью, ни генетическим отклонением. Просто свойством расы. Расы не людей, от людей отличавшихся не внешне, зато принципиально. На клеточном уровне. Редкие браки и более частые связи между людьми и вампирами потомства не давали. Укушенный не становился вампиром. Помереть от геморрагического шока мог, если вампир не находил в себе силы оторваться. Люди их не любили, но жили рядом с ними, в том числе и потому, что были они, как ни парадоксально, непревзойденными лекарями. К ним не обращались разве что с открытыми ранами, чтоб не провоцировать.

Пили они любую кровь, но человеческая была не только вкуснее, но и нужнее. Убивали редко, и только бродяг, которых никто искать не будет. А так… пару глоточков… Совершенно безвредно для организма. Более того – незаметно.

За три привода вампира наказывали жестоко: выставляли к позорному столбу в одной только набедренной повязке… Женщинам еще грудь прикрывали. А для их кожи ультрафиолет был намного страшнее обычного огня. Ожоги заживали потом очень долго. Казнили, только если ловили на месте серьезного преступления, то есть убийства, или за частые злоупотребления. Но за этим поймать было трудно: при угрозе жизни вампир становился смертельно опасен и свидетелей оставлял редко… Докажи потом, что из полутора тысяч… А вот по мелочи… по мелочи они не сопротивлялись. Все равно достаточно было свидетельства человека. То есть если б Гай удрал (а это сделать легко, уж поверь), Дан мог просто его описать, и этого хватило бы для обвинения. Врать? Люди? Они, что, враги себе – оклеветать вампира? Ложь плохо кончается. Первый и второй приводы? Телесное наказание. Плети с серебряными нитями. Неприятно. Очень. А Фину Глассу доверять нужно с оглядкой. Увидимся. Пока.