Перемещенное лицо. Триада - Тамара Воронина

Пили они любую кровь, но человеческая была не только вкуснее, но и нужнее. Убивали редко, и только бродяг, которых никто искать не будет. А так… пару глоточков… Совершенно безвредно для организма. Более того – незаметно.

За три привода вампира наказывали жестоко: выставляли к позорному столбу в одной только набедренной повязке… Женщинам еще грудь прикрывали. А для их кожи ультрафиолет был намного страшнее обычного огня. Ожоги заживали потом очень долго. Казнили, только если ловили на месте серьезного преступления, то есть убийства, или за частые злоупотребления. Но за этим поймать было трудно: при угрозе жизни вампир становился смертельно опасен и свидетелей оставлял редко… Докажи потом, что из полутора тысяч… А вот по мелочи… по мелочи они не сопротивлялись. Все равно достаточно было свидетельства человека. То есть если б Гай удрал (а это сделать легко, уж поверь), Дан мог просто его описать, и этого хватило бы для обвинения. Врать? Люди? Они, что, враги себе – оклеветать вампира? Ложь плохо кончается. Первый и второй приводы? Телесное наказание. Плети с серебряными нитями. Неприятно. Очень. А Фину Глассу доверять нужно с оглядкой. Увидимся. Пока.

Доверять Дан не спешил даже тезке. И Витьке Олигарху, которому натурально жизнь спас под пулями несознательных братков. Доверять? Просто так человека Олигархом не назовут. Так что доверчивость была свойственна Данилке Лазарцеву разве что в детском садике, да и то не позднее средней группы. Ему очень захотелось пописать, и он убежал с утренника, а по дороге с ужасом увидел, как Дед Мороз отрывает себе бороду и оказывается папой Вадика Климова… Ну как тут сохранишь наивность? Ладно. В худшем случае водки дадут.

Косяком пошли странности. Фин Гласс был по-домашнему расслаблен, подливал водочку,. расспрашивал о былой Дановой жизни, периодически посматривал почерневшими глазами, когда думал, что Дан этого не видит. Дан добросовестно изображал захмелевшего, потому что «соточка» означала не сто граммов, а микроскопический стаканчик на два глоточка, прямо как в амеровском кино. А Дан был русским мужиком, отслужившим в десантуре, отучившимся в институте, отработавшим грузчиком, и даже отбегавшим свое в компании начинающего Олигарха. Чтобы основательно закосеть, ему нужно было принять на грудь пяток русских соточек. То есть поллитру. А здесь такая доза считалась, наверное, смертельной, как в Европе. Да и водка была замечательная.

В итоге Фин начал стукаться головой о стол намного раньше Дана. Пришла заметных размеров баба, которую Фин нежно звал доченькой, без труда складировала папеньку на кровать, вытряхнув его из одежды и обуви, а Дана хотела выгнать, но он старательно захрапел, и женское сердце смягчилось: ему позволили остаться там, где он был, на коврике у камина, даже подушку подсунули, едва не оторвав ухо, и чем-то сверху укрыли. А так как Дан был хотя и вменяем, но хорош, то он сладко заснул, и было ему весьма уютно.

Было у Дана одно замечательное свойство, которому отчаянно завидовал Олигарх и благодаря которому он, Дан, едва не спился в юном возрасте. Он не был тесно знаком с абстинентным синдромом, сиречь с похмельем. Ну, побаливала после пробуждения голова, поташнивало, ощущалась некая разбитость в теле, но никакого желания немедля умереть или хотя бы высосать бутылку пива. И если Олигарх потом какое-то время смотрел на спиртное с ужасом, то Дан готов был продолжать. Но и правда вовремя остановился.

А эта водка была так хороша, что проснулся он с ясной головой и в хорошем настроении. Собутыльник страдал на кровати. Дан на всякий случай тоже изобразил страдание, но помощь ближнему оказал: поддерживал его голову, пока он пил холодную воду. Русское ноу-хау внедрить? Дан взял со стола миску, в которой вчера плавали огурчики, глотнул рассола – класс! – и выпоил остатки Фину. Эффект это произвело – через четверть часа его мутные глаза перестали бессистемно наливаться чернотой.

Хромая к себе в казармы, Дан думал не о том, что хотел от него Гласс, а о том, кого он представляет. Не Гильдию магов. Все эти вопросики можно было и без расхода водки задавать. Узнать, как Дан сумел справиться с драконом, все равно не удалось. Дана трудно было расколоть, потому что он не был хитрецом, он просто автоматически о чем-то умалчивал. О Ладане и Лазаре (о первом, похоже, можно забыть, а жаль, недурной был хакер). О десантуре. О годе особо близкой дружбы с Витькой, тогда еще не Олигархом. О десяти годах беспрерывных занятий с Коброй, не шибко юным отставным майором, в рукопашной играючи справлявшимся с тремя бывшими ведевешниками. Потом с двумя, когда Сашка Симонов навсегда остался в Чечне.

А может, потешить себя мыслью, что Сашка тоже стал участником эквивалентного обмена? Хоть какая-то надежда. А то ведь ни похоронки, ни требований выкупа… ни свидетелей. Был Сашка – и нет Сашки. Если рассуждать логически, Сашку захватили чехи, но он не сказал им адреса семьи. Сашка был стойкий парень. А с семьи взять было нечего, кроме убогой «двушки» в бараке довоенной постройки.

Дан дружил с Сашкой. Молча. Без слов и объяснений. Хотя все кругом думали, будто лучший его друг – Олигарх. Витька постоянно требовал проявлений дружбы и давал их сам: приглашал в рестораны, клубы, домой, на отдых. Заботился о нем по мере своих представлений. Когда Дан устроился в банк, Олигарх перевел туда большую часть своих денег, и начальство могло корчить любые рожи, однако Витька был из крупнейших новосибирских бизнесменов, а его криминальное прошлое (прошлое?) нигде доказательно зафиксировано не было. Начинал он обыкновенным бандитом и мораль сейчас имел соответствующую, бандитско-бизнесменскую. Дан был уверен: если бы за Сашку потребовали выкуп, Олигарх без слов бы заплатил. Несмотря на мораль.

– Ну что?

Дан шарахнулся, но это был всего лишь вампир Гай.

– Зайдем? – кивнул он на полуподвальную дверь. – Не бойся. Это легальное заведение. Просто… не люблю я солнце.

Дан пожал плечами и спустился по трем ступенькам. «Кровавая Мери» здесь, наверное, не из водки с соком, а из водки с кровью. И хорошо если свиной.

В помещении было вполне светло. Гай снял шляпу, оглядел зал и вдруг громко сказал:

– Внимание. Это Дан. Он отпустил меня, а не сдал страже.

В честь Дана поднялось два десятка стаканов. Молча.

– Тебя теперь не тронут, – пояснил Гай. – Не здесь, конечно, здесь никого не тронут, а ночью при случайной встрече. Почему ты меня не сдал?

– Потому что ты ничего не сделал, – удивился Дан, – а наказывать за намерение глупо. Ты ведь, наверное, одной левой можешь со мной справиться.

– Могу. Но ты видел мое лицо. Ты чужак, Дан. Не усвоил местных правил. Девяносто девять человек из ста меня бы сдали.