Тверской Баскак. Том Второй - Дмитрий Анатолиевич Емельянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возвращаюсь в комнату. Иргиль уже встала. На ней тонкая исподняя рубаха, сквозь которую просвечивает ее обнаженное тело. Она протягивает мне мою одежду.
— Одевайся и иди! Не говори ничего и о нас голову не ломай, все сбудется так, как того пожелает судьба.
Сейчас она уже не такая, какой была минуту назад, сейчас на ее чертах уже вновь застыла та жесткая маска человека, который всегда готов к самому худшему.
Беру одежду, молча одеваюсь, и уже в дверях оборачиваюсь к ней.
— Я вернусь, как только смогу.
В ответ на ее губах появляется легкая усмешка, от которой мне ничуть не становится легче. Захлопываю дверь и, слетев с крыльца, направляюсь к воротам острога. Шагаю быстро, но свернув на соседнюю улицу, резко останавливаюсь.
Чуть впереди, прислонясь спиной к забору, стоит Калида.
С одного взгляда понятно — мог бы дойти сам, но предпочел послать мальчишку. Это такое у него проявление субординации, не захотел ставить меня в неловкое положение.
«Тоже мне дипломат!» — Беззлобно ворчу про себя и направляюсь к нему.
Тот как ни в чем ни бывало здоровается и тут же докладывает.
— Помнишь того дана, что Иргиль выходила? Ты еще его с Путятой в Ревель отправил?
Вопрос праздный, конечно я помню, как в начале лета послал Эрика Хансена вместе с купцом Путятой Заречным в Ревель, дабы товар наш там показали, да провентилировали общую обстановку. Какие настроения у датчан и все ли довольны заключенным год назад договором с тевтонами. В неизбежных будущих столкновениях с Орденом такой союзник, как король Дании, оказался бы не лишним.
Поскольку вряд ли Калида сомневается в моей памяти, я не отвечаю, а просто требую продолжения.
— Ну и…⁈
Мрачный взгляд Калиды в ответ.
— Так вот вернулся он…
Короткая пауза, чуть не заставившая меня взорваться, и весьма выразительное продолжение.
— Один! Говорит, что Путяту, всех людей его и товар епископ Дерпта задержал. Всех наших в железа заковали, а дана отпустили. Думали, у них останется, а он вишь сбежал да к нам воротился.
Последние слова он уже договаривал на ходу, потому что я, не дожидаясь конца рассказа, развернулся и зашагал к причалу. Не отставая, Калида как ни в чем ни бывало продолжил.
— Лодка и стрелки ждут. Вчера я их отпустил, чего им зря дожидаться, коли ты все равно не придешь, а с рассветом все уже на причале.
Часть 1
Глава 5
В полном составе дума собралась лишь к обеду. За это время я успел опросить Эрика. По его словам, получалось, что причин для нападения не было. Они даже в Дерпт не заезжали. Караван остановили кнехты епископа и привели в город. Там предъявили, будто транзитная пошлина не уплачена, а когда Путята стал спорить, то на него с кулаками кинулись. Наши люди вступились, тогда досталось уже всем. Били без разбору, а когда натешились, то заковали в железо, да в подвал уволокли.
Мысли мои крутились вокруг двух вопросов. С какого перепуга епископ беспредельничает, и что с этим теперь делать?
«Путята Заречный, — размышлял я, — член созданного мной Тверского торгового товарищества, и стало быть, я за него несу ответственность. Сейчас и в Новгороде, и во Ржеве, а может и в Ревеле с интересом замерли, чем же Тверь ответит? Разговоров обо мне много ходит разных, и этот случай может стать той лакмусовой бумажкой для всех, кто еще сомневается присоединяться к союзу со мной или нет. Ежели с нашим товариществом можно подобное вытворять, то грош нам цена».
Сейчас бояре уже собрались, а я по-прежнему, словно зверь в клетке, меряю шагами горницу. Правильного решения до сих пор нет, а его надо обязательно найти, прежде чем выходить к совету.
«Зачем я послал их в датский Ревель? — Начинаю рассуждения по новой. — В поисках союзника, потому что не верю в искренность договоренностей между Датской короной и Орденом. Кто сейчас король в Дании? По-моему, Вальдемар II, и он же был королем, когда меченосцы оттяпали у Дании северную Эстляндию вместе с Ревелем. Пусть сейчас, по увещеванию папы и ради создания Ливонского ордена, эти земли датчанам вернули, но все равно, до сих пор король Дании отдает Тевтонскому ордену треть от своих Эстляндских доходов, а это унизительно. По мне, так он должен относится к своим нынешним тевтонским друзьям с большим подозрением, и эту версия я обязан был проверить».
Останавливаюсь и со злостью спрашиваю самого себя.
«Ну что, проверил? — И с не меньшей злостью отвечаю. — Проверил! Я был прав! Эрик говорит, что наместник Датской короны в Ревеле ярл Густав Харреманд после седьмой кружки эля брякнул, что с радостью бы подсыпал говнеца тевтонам, но… Понятно, побаивается, как бы ему самому не накидали».
Понимаю, что надо оставить эти ненужные сейчас рассуждения и сосредоточиться на главном. Что предпринять для освобождения моих людей? Тут важно понять, для чего господин епископ это сделал, и варианта всего два: либо жадность затуманила ему мозги, и он польстился на чужое добро, либо ему не понравилась моя дипломатическая активность. Первое, маловероятно, ибо товара у Путяты было немного. Чуть железа, чуть сукна, в общем мелочь! Тогда второе, и это уже более серьезно. Через год они начнут войну за Псков, и епископ Герман, да и вся семейка Буксгевденов сыграет в нем не последнюю роль. Значит, хозяин Дерпта попросту щелкнул меня по носу, мол куда ты лезешь со свиным рылом, да в калашный ряд. И что дальше⁈ Не воевать же с ним из-за этого⁈
«А почему нет! — Замираю осененный идеей. — Просто надо не упираться в страшное слово, а оперировать мерками нынешнего времени. Господин епископ что сделал? Если абстрагироваться от всего нематериального, то он нанес мне финансовый ущерб. То есть, если я отвечу ему тем же и на деле покажу, что размер потерь может быть таким, что епископату Дерпта реально придется с протянутой рукой пойти по миру, то он, теоретически, должен задуматься. Пусть размышляет, стоит ли оно того⁈ Может, проще будет договориться и вернуть этому русскому его людей и товары, чем терпеть громадные убытки…»
Чувствуя, что на верном пути, я вновь зашагал из угла в угол.
«И ведь для этого не надо идти войной и брать Дерпт штурмом! Нужно совсем другое!»
Обрадованно сжимаю кулаки и, выдохнув, выхожу в главную залу. Бояре уже сидят по лавкам. Видно, что собирались в спешке, многие не успели нацепить на себя все положенные им по рангу цацки.
Прохожу и сажусь на председательское место. По ведению собрания с прошлых времен ничего не изменилось. Роман Радимич остался на своем посту, и сейчас, дав мне занять место в кресле, он торжественно провозгласил.
— Консул и боярская дума собрались. Кто желает слово молвить?
После слов ключника повисла глубокая тишина, никто высказываться не торопится. Наконец, с места выкрикнул Еремей Толстов.
— Нам ссориться с ливонцами не с руки. У них сила, не нашей чета! Путята сам виноват, какого рожна он туда поперся! Прибылей захотелось, вот пусть теперь сам и хлебает.
Этого боярина я помню, он из ближников Якуна. Бросаю на него оценивающий взгляд, а в голове уже прокручивается оценка.
«Скорее всего, он не свои мысли выдает, а просто озвучивает чужое решение. Якуну-то сейчас самому высовываться не с руки, а напакостить мне видать очень хочется».
По наступившей вновь тишине и опущенным лицам вижу, что боярин огласил мнение не только Якуна, но и большинства думы.
В подтверждение этого поднялся Лугота и, ни на кого не глядя, произнес:
— Раз уж для Путяты и людей его мы сделать ничего не можем, то предлагаю хотя бы семьям их собрать во вспоможение. Кто сколько может, а для жены Путяты, — тут он глянул на меня, — можно и с казны товарищества пенсион назначить.
«Молодцы! — В сердцах мысленно крою бояр. — Я тут голову сломал, как мужиков из беды выручить, а они, умники, уже все решили. От худой молвы откупимся, а эти пусть пропадают, сами виноваты! Молодцы, нет слов!»
Поднимаюсь и, глядя в глаза тысяцкому, начинаю говорить:
— Денег семьям мы, конечно, соберем, в беде не бросим, но людей наших из застенков мы этим не вытащим. Вы, бояре,
