Полюса притяжения (СИ) - Тодорова Елена

— Давай, хоть чаю попьем? Я как раз приготовила. Люблю перед сном горячее.

— Я тоже.

Рагнарин испытывает какое-то особое изощренное удовольствие, смущая ее, но после реакции Шахиной на эту фразу он мысленно призывает себя не напирать и дать ей передышку. Иначе она свалится в обморок до того, как он озвучит самое важное.

Шагая за девушкой по узкому проходу в кухню, не может не прослеживать, как сексуально двигаются в этих нелепых пятнистых шароварах ее округлые ягодицы.

— Как у тебя дела?

Спрашивает так, будто действительно переживала. И это окончательно заставляет Дениса смягчить тон и сбавить обороты.

— Нормально, Ян, — удерживает ее взгляд, стараясь, чтобы его собственный не транслировал слишком многое. — Ты не суетись. И не мандражируй давай. Я же тебя не насиловать приехал. Поговорить хочу.

— Да? — она очень интересно растягивает «а» и смотрит на него, в общем, еще с большим перепугом. — А почему? То есть, о чем?

— Присядь.

Она активно кивает, но все равно несется через кухню, чтобы разлить чай по чашкам. А выставив их на стол, достает из шкафчика блюдо с разнообразными восточными сладостями.

— Попробуй. Это я сама готовила.

— Спасибо, Янка. Но в плане еды я не по сладкому.

Она снова отбегает. В этот раз к холодильнику.

— Тогда… У меня же мясной пирог есть! Ты точно такого еще не пробовал. Рецепт моего папы. Сейчас только разогрею… Ну, свежий, конечно, вкуснее, — сетует, крайне эмоционально размахивая руками. — Предупредил бы, я сделала бы что-то специально для тебя.

Ее чрезмерную подвижность и откровенное беспокойство, как ни странно, Рагнарин воспринимает снисходительно. Его даже немного обескураживает собственная терпеливость в отношении Янки. Вероятно, он просто пресытился шаблонами и фальшивостью. Шахина пробивает своим поведением в десятку, как раз потому, что выглядит все это естественно, искренне и органично.

— Вот.

От блюда с пирогом тянется вполне аппетитный аромат. Проблема в том, что Денис абсолютно не настроен на еду.

— Присядь.

Наконец, она выполняет просьбу. Замирает напряженно у стола, напротив него. И смотрит, будто в ожидании смертельного приговора.

— Для начала объяснись. Куда ты тогда убежала? Кто звонил?

Вздохнув, Шахина опускает взгляд и упирается им в столешницу.

— Отец, — шелестит так тихо, что ему приходится прислушиваться. — Я… Мне…

— Громче и четче, Яна.

Вскидывая взгляд, она вываливает на него такую бурю эмоций, которую даже Рагнарину трудно принять. Его грудь разбивают совершенно новые, незнакомые и пронзительные ощущения.

— У меня строгий отец. Вечером я должна находиться дома. А такие заведения, как клубы и рестораны, в принципе недопустимы.

И мужчины. Но об этом Янка умалчивает.

— Я понимаю, для тебя это кажется странным.

— Не делай за меня выводы. Никогда. Если будет нужно, я сам озвучу свое мнение.

— И? Ты не считаешь это дикостью?

— Для своей страны, да. Относительно тебя я предполагал подобное.

— У нас такое тоже не везде. Мне посчастливилось воспитываться в пережитках старых традиций, — горько усмехается она.

А Дениса изнутри царапает, настолько не нравится эта эмоция на ней. Янка должна оставаться огнем. Ярким и красочным.

— Ты — не объект собственности, Яна. Отец не может управлять тобой, контролировать перемещения и запрещать делать то, что тебе хочется. С этим нужно что-то решать. Хочешь, я с ним поговорю?

— Нет! Нет, так нельзя, — восклицает, едва ли не с ужасом.

Этот ужас не является страхом перед физическими наказаниями. Все гораздо сложнее. Шахину так воспитали, что вероятность разочаровать отца для нее хуже смерти. Влюбившись в Рагнарина, она наивно полагает, что у нее получится удержаться сразу на двух стульях.

— Ты же понимаешь, что я не в том возрасте и статусе, чтобы встречаться украдкой? — словно читая мысли, разбивает он ее надежды.

— Понимаю.

— И?

В помещении повисает напряженная тишина.

Пока Янка подбирает выгодный для них обоих вариант, Рагнарин по каким-то причинам находит двойственность в собственных словах. Он говорит, что она не является частной собственностью своего отца. Но при этом подразумевает ее независимость как зону своей личной свободы и возможность поступать с ней так, как ему заблагорассудиться.

Шахина же, конечно, стоило уже привыкнуть к такому, своим ответом вгоняет его в жесткий ступор:

— Забери меня себе.

— Забери меня себе.

Прищуривая глаза, Денис дотошно изучает ее, вытягивая все возможные эмоции.

— Все эти фразы — часть твоего воспитания? Часть тебя самой? Или ты какое-то бестолковое пособие читаешь?

Звучит, безусловно, жестковато.

Однако ранить ее он не пытается. Хочет понять.

Яна шумно выдыхает и, совершив поворот, словно собираясь подняться, так и замирает боком к столу. Ему ничего не остается, как изучать ее поникший профиль.

— Это всего лишь мои мысли. То, что я чувствую, — тихо признается она. — Я тебе неинтересна? Тогда скажи прямо, я пойму.

— Если бы ты мне была неинтересна, я бы не пришел. А учитывая нашу последнюю встречу, прямо сейчас я ломаю свою собственную, выстроенную годами, линию поведения.

Зажмуриваясь, она втягивает и закусывает изнутри губы. Затем вновь шумно выдыхает и медленно открывает глаза.

— Я поговорю с отцом. Только дай мне время.

Рагнарин не любит бессмысленных оттягиваний и проволочек, но с Шахиной в очередной раз идет на уступки, не забывая, конечно, выставить сроки.

— Две недели.

Она кивает, все еще не поворачиваясь к нему лицом.

— Меня не будет некоторое время. В Магадан по работе лечу.

Тогда она резко отмирает и наконец-то смотрит него.

— Как долго?

— Дня три займет. Позвоню, как вернусь.

— Позвони раньше.

Вскидывая брови, смотрит на нее вопросительно.

— Из Магадана. Сможешь?

— Позвоню.

Шахиной немного обидно, что он собирается уходить, так и не попробовав ни пирог, ни чай. Однако, после того как Денис сообщает, что в семь утра у него уже вылет, задерживать его она не смеет.

Поднимаются практически одновременно. Замирают друг напротив друга. Яне трудно сделать вдох. Она его делает, но хватает воздух как-то поверхностно и тяжело. Смотрит на высокую фигуру Рагнарина, впервые замечая, что из-под ворота плотной белой рубашки вырываются края черной татуировки.

«Интересно, а что там?» — думает она.

Щекам становится горячо. И Денис, конечно, это замечает.

Время будто замедляется. Физически ее тело ничего не сдерживает, а по ощущениям кажется, словно его зажали в тиски. Не хватает смелости подойти к нему, чтобы как-то обнять на прощание. Знает, что подобные шаги принято ждать от мужчины. Но ему, вероятно, это без надобности. А ей очень нужно!

Стоит и смотрит на нее. Но смотрит так же, как вначале своего визита. Будоражаще. Как у него так получается? Не касаясь, будто теплом опаляет.

— Сегодня не поцелуешь?

Если это и насмешка, Яне сложно определить. Денис не улыбается. Неторопливо скользнув взглядом по ее лицу, задерживается на губах. Обжигает тем самым пристальным и жадным вниманием. Оставляет физический след.

— Знаешь… Сегодня меня немного стесняет это освещение.

И жалеет о своих словах практически мгновенно. Рассчитывает, что он сам сделает к ней первый шаг, однако Рагнарин лишь сдержанно кивает и произносит:

— Тогда не провожай.

Продолжая себя корить на чем свет стоит, Шахина круто разворачивается на пятках и яростно принимается за уборку. Выливает в раковину нетронутый чай. Прячет по местам продукты.

Костерит себя на турецком едва слышным ворчливым и крайне расстроенным бормотанием. Не хочет, чтобы он слышал. Вот пусть только закроется входная дверь, разойдется со свойственным ее нраву пылом.

Только вместо характерного хлопка происходит совсем иное. В кухне внезапно гаснет свет. Остается лишь подсветка открытого холодильника, у которого, теряясь в инстинктивном беспокойстве, замирает Яна.