Нация и сталь - Е Жаринов

Еще во II веке нашей эры Тацит предупреждал галлов: "... для вашей, а не для нашей пользы мы стоим на границах Рейна и охраняем вас от воинственных германских племен, которые так часто пытались проникнуть в ваши земли и так и не оставили надежду сменить свое одинокое заточение среди мрачных лесов и болот на Галлию". Историк откровенно высказывал удивление по поводу того, как, вообще, можно было жить там, где обитали лишь дикие звери. "Да и кто, не говоря уже об опасности плавания, - писал Тацит, - по грозному и неизвестному морю, покинув Азию, или Африку, или Италию, стал бы устремляться в Германию с её неприютной землей и суровым небом, безрадостную для обитания и для взора, кроме тех, кому она родина?"

Образ мира, выработанный мыслью народов Северной Европы, во многом зависел от образа их жизни. Скотоводы, охотники, рыбаки и мореходы, в меньшей мере земледельцы, они жили в окружении суровой и слабо освоенной ими природы, которую их богатая фантазия легко населяла враждебными силами. Центр их жизни - обособленный сельский двор. Соответственно и все мироздание моделировалось ими в виде системы усадеб. Подобно тому как вокруг их усадеб простирались невозделанные пустоши, так и весь мир мыслился ими состоящим из резко противопоставленных друг другу сфер: "срединная усадьба" (Мидгард), т. е. мир человеческий, окружена миром чудовищ, великанов, постоянно угрожающих миру людей; этот дикий мир хаоса именовали Утгардом (буквально: "то, что находится за оградой, вне пределов усадьбы"). Над Мидгардом высится Асгард - творение богов - асов. Асгард соединен с Мидгардом мостом, образованным радугой. В море плавает мировой змей, тело его опоясывает весь Мидгард.

Самым важным достоинством для древнего германца была борьба за славу. Самой важной и могущественной силой в мире он считал Судьбу. Причем Судьба понималась не как всеобщий рок, а как индивидуальная доля отдельного человека, его везение, счастье; у одних удачи больше, у других меньше. Могучий король, славный предводитель - наиболее "богатый" счастьем человек. Воплощением этого счастья являлось золото или воинская добыча, трофеи. Нашейные кольца, браслеты, витое или пластинчатое золото постоянно фигурируют в эпосе. Устойчивое обозначение короля - "ломающий гривны" (дарила подчас не целое кольцо, то было значительное богатство, а части его). Дружинники с нетерпением ждали подарков вождя, видя в них убедительные знаки своей доблести и заслуг. "Богатый" на счастье вождь делился своей удачей с храбрыми воинами. Таким образом, Вождь и Судьба в сознании древнего германца являли собой нечто единое.

Жажда славы, добычи и княжеских наград - вот высшие ценности для германского героя. "Каждого смертного ждет кончина! - // пусть же, кто может, вживе заслужит // вечную славу! Ибо для воина // лучшая плата память достойная!" В таких выражениях нашла свое воплощение жизненная программа древнего германца. Борьба за славу и драгоценности, верность вождю, кровавая месть как императив поведения, зависимость человека от царящей в мире Судьбы и мужественная встреча с нею, а затем неизбежная трагическая гибель - вот определяющие параметры жизни тех, кто населял когда-то бескрайние лесные просторы Германии.

Герой перед лицом Судьбы - центральная тема героических песен древних германцев. Обычно герой заранее осведомлен о своей участи. Какова должна быть позиция человека, знающего наперед о грозящих ему бедах и конечной гибели? Вот проблема, на которую древний германец предлагал однозначный и мужественный ответ. Знание Судьбы не повергало героя в фаталическую апатию и не побуждало его пытаться уклониться от грозящей ему гибели; напротив, будучи уверен в том, что выпавшее ему в удел неотвратимо, он смело бросал вызов Судьбе, смело принимал её, заботясь только о посмертной славе. Добровольная "воля к смерти" делала сознание древних германцев эсхатологическим, т. е. таким, которое с героическим воодушевлением принимало неизбежную кончину. Даже своих богов эти племена лишали привычного бессмертия. Вместе с людьми они должны были погибнуть в последней схватке с Мировым Волком, Великанами, чудовищами и прочей нечистью, населяющей подземный мир (Хель) и бескрайние леса.

Понятен тот душевный трепет и ужас, который вселяли в душу римского историка Тацита эти дикие племена. Он видел, как вместо светлой и радостной картины мира, созданной эллинистической мифологией, героические песни древних германцев о богах и героях рисовали полную трагизма эпопею, где властвовала Судьба и смерть.

Мир, по древнегерманским сказаниям, возникает из взаимодействия огня с холодом и погибает от пожара и наводнения, стужи и жары. В соответствии с взглядами фашистских идеологов, лед и пламень, отталкивание и притягивание вечно борются во Вселенной. Эта борьба определяет жизнь, смерть и вечное возрождение Космоса. В то время как фюрер уделял исключительное внимание материальному снабжению своих войск, он дал солдатам в русской кампании только жалкое дополнение к одежде - шарф и пару перчаток. "Холод, - сказал Гитлер, - это мое дело. Атакуйте!" Он свято верил в мистику и в то, что ему как вождю подвластен лед, этот первоэлемент вселенной в соответствии с верованиями древних германцев.

А в декабре 1941 года термометр внезапно опустился ниже сорока. Предсказания оказались ложными, пророчества не осуществились, стихии восстали, звезды в своем движении перестали работать на фюрера. Лед торжествовал над огнем. Автоматическое оружие отказывало, когда смазка замерзала, Синтетическое горючее разлагалось в баках под действием холода на два бесполезных элемента. Самое легкое ранение приговаривало к смерти. Так весь боевой бронированный корпус, победивший Польшу за восемнадцать дней, а Францию - за месяц, армия Гудериана, Рейнгарда и Геппнера, колоссальный легион завоевателей, который Гитлер назвал своими бессмертными, иссеченный ветром, обожженный льдом, погибал в снежной пустыне, чтобы доказать, что мистика действительнее, чем земная реальность. Коллективное бессознательное немцев середины XX столетия словно, сделав виток, вновь вернулось к доисторическим временам.

Добровольная "воля к смерти" также ярко проявилась в эпоху гитлеризма. "Гитлер и Геббельс, - писал Тревор Ронер, - призвали германский народ разрушить свои города и заводы, взорвать свои плотины и мосты, принести в жертву тысячи жизней, и все это во имя легенды под названием "сумерки богов". "Потери никогда не кажутся достаточно большими, - заявляет Гитлер накануне гибели Третьего Рейха. По его мнению, не враги Германии побеждают, а всемирные силы пускаются в ход, чтобы утопить землю и наказать человечество, потому что человечество позволило льду победить огонь. Как древнегерманский язычник Гитлер приносит и жертву воде: он приказывает затопить берлинское метро, где 200 000 человек, спасавшихся в подземельях от бомбежек, погибают. Это акт подражательной магии. Подобный поступок должен был вызвать апокалиптические события на земле и в небе.

Агония Третьего Рейха словно восстанавливала в деталях гибель древнегерманских богов, описанных в сказаниях. В одном из них говорится о том, что солнце "чернеет", звезды падают с неба, происходит землетрясение, вода заливает землю. После природных катаклизмов на свободу должны были выбраться чудовища, до этого надежно заточенные в царстве мертвых Хель. Прежде всего, это мировой Волк Фенрир и мировой змей Ермунганд. Из Хель приплывает и корабль мертвецов Нагльфрар. Начинается битва, в конце которой бог Сурт сжигает своим пылающим мечом весь мир.

Если подняться над Руром на вертолете, то может сложиться впечатление, будто плывешь сквозь густой туман. Вот он тот священный пламень, о котором говорили и древние сказания и идеологи фашизма. Даже в солнечный день на большой высоте видимость, как правило, не превышает одной мили. Столбы фабричного дыма начинают подниматься вертикально вверх уже в районе Кёльна и достигают трехкилометровой высоты. Этот непроницаемый смок валит из целого леса промышленных труб. Он даже различается по цвету: черный, красный, коричневый, белый и оранжевый.

Внизу вы можете видеть лишь унылый промышленный пейзаж. Под вами наковальня Третьего Рейха или, точнее, то, что когда-то было наковальней. Вот оно реальное воплощение пробудившегося коллективного бессознательного, которое долгое время дремало в раздробленной феодальной Германии пока не наступила наконец эпоха индустриальной революции. Внизу по бесконечным железнодорожным развязкам взад и вперед снуют неутомимые локомотивы. Именно этот индустриальный пейзаж больше всего любили снимать военные операторы союзных армий, стремясь показать поверженную промышленную мощь некогда великой Германии.

Действительно, на территории Европы с трудом можно отыскать место более благоприятное для развития торговли, в дальнейшем и промышленности. Природа щедро наградила Рур своими дарами. Даже сейчас с высоты птичьего полета можно отчетливо рассмотреть контуры средневековых торговых путей, некогда связывающих этот уголок Германии со всей Западной Европой. Однако немецкие города уже давно изменили свой первозданный вид, и трубы фабрик и заводов затмили собой очертания старинных соборов. И хотя Рур уже не производит оружия, как это было всего лет пятьдесят пять тому назад, память многих поколений людей с внутренним содроганием будет рисовать в своем сознании картины убийственной силы недавнего воинственного прошлого.