Чёрная рада - Пантелеймон Кулиш

Но не надолго поднимали Украинцы, под их знаменами, поникшую голову. Ляхи держались крепко за руки с недоляшками [18], гасили пламя восстания быстро и опять распоряжались с Украиной по-своему. Но вот поднялся из Запорожья ужасный, неугасимый огонь — поднялся на Ляхов и на всех врагов отечества казацкий батько Хмельницкий. Напрасно всполошились старосты и королевские коммисары [19] с городовыми казаками; напрасно поднялись из покойных квартир своих консистенты-ротмистры с своими жолнерами; напрасно вооружали наши перевертни-недоляшки надворную свою стражу [20]; напрасно придумывали Поляки средства, как бы погасить это пламя, и преграждали своими заставами степные дороги, чтоб не пустить никого из Украины на Запорожье. Бросает пахарь на ниве плуг с волами; бросает пивовар котлы в броваре [21]; бросают чеботари, портные и кузнецы свою работу; отцы оставляют маленьких детей; сыновья бессильных отцов и матерей, и все пробираются на Запорожье к Хмельницкому, через дикие степи, скрываясь днем в терновых кустах и байраках, а ночью направляя свой путь по звездам. И тогда-то «разлилась козацкая слава по всей Украине», как поют наши бандуристы.

Где же проживал, где скитался Паволочский попович Шрам во все эти десять лет от Остряницы до Хмельницкого? Много заняла бы места подробная о нем повесть. Сидел он зимовником, то есть жил хутором, среди диких степей в Низовьях Днепра; проповедовал он божию правду рыбакам и чабанам (пастухам) запорожским; побывал он на поле и на море с Запорожцами; видал не раз и не два смерть в глаза, и закалился в военном ремесле так, что Хмельницкий, поднявшись на Ляхов, имел в нем крепкую опору. Никто лучше Шрама не водил казаков в схватку: никто, так как он, «не вертел Ляхам веремея» [22]. В таких-то случаях исполосовали ему шрамами все лицо, и казаки прозвали его за то Шрамом. Это название так хорошо ему пришлось, что никто и не вспоминал реестрового его имени. Впрочем, и в реестрах записан был он не отцовским именем. В ту отчаянную войну казаки били на удачу: или пан, или пропал; и потому не каждый вписывался в реестр под собственным фамильным прозвищем.

Но вот миновали, как короткие святки, десять лет Хмельнитчины. Уже и сыновья Шрамовы подросли и служили при отце в походах чурами [23]. Двое из них легло в битве под Смоленском; остался только Петро. Еще и по смерти Хмельницкого не раз ходил Шрам на Ляхов и Татар; но потом, чувствуя упадок сил, сложил с себя «полковничий уряд», принял пострижение в священники, и прилепился всею душою к церкви. «Теперь уж Украина», думал он, «Ляхов отблагодарила, недоляшков прогнала вон, унию уничтожила, жидов передушила. Пускай теперь живет умом Громадским» [24].

После военных бурь и общественной деятельности в сане полковника [25], Шрам полюбил тишину домашней жизни. В случае надобности, он посылал в походы сына, а сам хозяйничал на сенокосах и полях, сиживал одиноким пустынником в пасеке, а в праздники молился с народом Богу, и потом распивал с старыми приятелями меды и наливки; любил изредка посетить хутор такого ж, как и сам, пасечника, заброшенный в каком-нибудь глухом байраке, чтобы помянуть за чаркой старину; любил и у себя в хате, увешанной, по тогдашнему, оружием, употчевать далекого и близкого гостя; словом — вел такую жизнь, о какой только может мечтать казак под старость.

Так думал он окончить дни свои; думал, что Малороссия наконец успокоится от войн, опустошавших ее в течении полувека. Но этой стране предназначено было долго еще волноваться, гореть пожарами и обливаться кровью. Сперва замутил казацкие головы хитрый Выговский; потом недостойный сын Хмельницкого, Юрий, своим слабодушием дал Полякам возможность схватиться снова за Украину. Преемник Юрия Хмельницкого, Павел Тетеря, рад был отдать им во власть все безоружное население края, лишь бы только удержать за собою лестное имя казацкого гетмана. Уже польские паны, пользуясь его потачкою, входили в старые свои права на западной стороне Днепра; под их защитою и Жиды начали прибирать к своим рукам откупа и разные отрасли промышленности. Старый Шрам видел, к чему это клонится; душа его возмутилась страшными опасениями. Лучшая часть Малороссии, по Днепр, именно та, которая всего больше употребила усилий для соединения с Московскою Русью, готова была отпасть от неё в добычу иноверцам. Всего грустнее было предчувствовать это сподвижнику Хмельницкого, и он решился противодействовать Тетере всеми возможными мерами.

Он предостерегал простолюдинов от обольщений противо-московской партии, и поселял недоверчивость и нелюбовь к гетману в казаках, на которых всегда имел великое влияние. Наконец, когда умер Паволочский полковник, и на полковой раде (вече) зашел вопрос, кого избрать на его место, Шрам явился в своей рясе на раду, и сказал казакам такое слово:

 — Дети мои! наступают времена грозные: скоро опять перекрестит нас Господь огнем да мечом. Нужно вам теперь такого полковника, который бы знал, кто волк, а кто лисица. Нужна вам теперь не так рука, как голова, да такая голова, чтоб знала прежнее и смекала о будущем. Послужил я православному Христианству при батьке Хмельницком; послужу вам, дети мои, еще и теперь, коли будет на то ваша воля.

Все пришли в восторг от такого предложения. Шрама прикрыли шапками и знаменами, вручили ему полковничьи клейноды [26], и провозгласили перед всем народом полковником, при пушечной пальбе и трубной музыке.

Гетман Тетеря с досадою узнал об этом непредвиденном избрании, но не был силен уничтожить определение полковой рады, так как рада — выражаясь словами народа — была старше гетмана. Прислал Тетеря Шраму подтвердительный свой универсал на титло полковника, и оба они сохраняли вид приязни, но втайне наблюдали подозрительно каждое действие друг друга. Наконец Шрам задумал что-то решительное, распустил слух о своей болезни, и, сдавши управление полком и городом своему есаулу Гулаку, выехал из Паволочи, будто бы в один из дальних своих хуторов на покой. В те времена редко прибегали в недугах к другим лекарствам, кроме покоя.

ГЛАВА ВТОРАЯ.

Чи вже ж дармо та безщасна Украіна Богові молила,

Щоб міцна Его воля с-під кормыги Лядськоі слобонила,

На позор да наругу невірним не давала,

Щастьем наділила...

Чи вже ж дармо вона Богові молила?

Войдя в пасеку, Шрам помолился перед образом святого Зосимы, покровителя пчел. Образ стоял на высоком улье под небольшим навесцем, который защищал святого Зосиму от дождя, и сверх того образ прикрыт был, наподобие рамки, белым рушником, расшитым красными нитками.