Небо падших - Юрий Поляков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты знаешь, какой у нас номер? – шепнула Катерина, когда мы ехали в машине в паб.
– Какой?
– Для молодоженов!
«Интересно, – подумал я, разглядывая широкую спину расположившегося на переднем сиденье атташонка, – успел он уже побыть „молодоженом“ или все-таки нет?»
…Мы сидели в пабе «У трех львов» на высоких стульях и тянули холодный черный, как кофе, «гиннес». Атташонок рассказывал о лондонской скучище, а я незаметно поглаживал Катькино колено. Иногда мы встречались с ней взглядами.
«Эх ты, не могла потерпеть неделю!» – молчаливо укорял я.
«Боже мой, Зайчутан, ну какое это имеет значение!» – так же без слов отвечала она.
У нас за спиной работал телевизор, и моего английского хватало лишь на то, чтобы по интонации и особой информационной скороговорке понять, что идут последние новости. Неожиданно Катька и атташонок как по команде обернулись и уставились в телевизор. Я последовал их примеру. На экране чуть подрагивал стоп-кадр – огненный шар взрыва. Из слов диктора я уловил только то, что во время тренировочного полета на авиабазе в Фарнборо столкнулись два МИГа и оба летчика погибли. В сердце образовалась бездонная оторопь. Так бывает, если звонишь кому-нибудь, чтобы поздравить с днем рождения, а тебе говорят, что человек полгода как умер.
– Когда? – прохрипел я.
– Два часа назад… – отозвался кто-то из них.
– Может, чехи? У них тоже МИГи, – с надеждой предположил побледневший атташонок.
– Нет, не чехи!
Я-то сразу все понял. Это могли быть только наши. Чехи выступали большой группой, делая обычный проход плотным строем над аэродромом. И двумя тут дело не обошлось бы.
– Их больше нет, – прошептала Катерина, по-детски закрыла лицо руками и заплакала. Этот плач мне сразу не понравился.
– Подождите, сейчас будут подробности! – заволновался атташонок. – Они обещали новые подробности через минуту.
– Боже, какая я дура! – сквозь рыдания твердила моя возлюбленная секретарша. – Какая дура…
– Вот! – подполковник показал на экран телевизора.
Там появилась новая картинка. Медленными рывками один МИГ догоняет другой и… таранит его. Такого еще не было! Талалихин хренов! Неторопливо разрастается взрыв – и горящие обломки расползаются по всему экрану.
– Jesus Christ! – вскрикнул бармен, схватившись за бакенбарды.
И вдруг посреди этого замедленного огненного кошмара неторопливо расцвели два спасительных парашютных купола. Невероятно! Но диктор, с восторгом, -каким обычно сопровождается внезапно забитый гол, уже сообщал, что, по уточненным данным, оба летчика катапультировались и живы. Им даже не понадобилась госпитализация. Крепкие русские парни!
И тут я заметил, что Катерина больше не плачет, а смотрит на экран с каким-то непонятным стервозным восторгом. Мне стало окончательно ясно: без нее дело не обошлось.
Атташонок, наскоро попрощавшись, ринулся в посольство за инструкциями. Как я понял позже, для него в эту минуту было важно добиться, чтобы из Москвы не присылали комиссию, а все разбирательство доверили ему. Иначе – прощай скучный Лондон и белый китель! Катерину я отправил вместе с ним – Для сбора информации. И то, как он, поколебавшись, согласился взять ее с собой, окончательно убедило меня в том, что они тут в мое отсутствие времени зря не теряли. Но нет худа без добра – зато у меня теперь свой человек во вражеском логове. Я знал одного эамминистра, который специально подкладывал свою юную секретаршу вышестоящим товарищам – и та вместе с начальственной спермой собирала секретную околоправительственную информацию. Теперь он уже вице-премьер, и кому нынче подкладывает свою секретутку – можно только догадываться! И все-таки Катька – стерва…
Но на ревность времени не оставалось – я сломя голову помчался в отель, где разместилась наша делегация. Все участники событий, кроме руководителя полетов, были в сборе и расположились вокруг журнального столика так, будто ничего особенного не случилось. Судя по остаточному объему жидкости в квадратной бутыли, они уже прилично хватанули казенного спирта – медицинская помощь им все-таки понадобилась. Один из катапультантов, Федор Иванович Базлаков, миниатюрный мужичок с седеющим ежиком, потренькивал на гитаре. Второй, Витя Вильегорский, молодой еще парень с румяным лицом отличника боевой и политической подготовки, полулежал на диване. Оба они были почему-то в тренировочных костюмах нашей олимпийской сборной. Рядом устроились несколько хмурых механиков. Когда я вошел в штабной номер-люкс, вся компания грустно и нестройно запела под гитару:
Не скоро поля-я-я-ны
Травой зарасту-у-у-т…
А город подумал,
А город подумал,
А город подумал -
Ученья иду-у-у-т!
– Ну, ребята, – выдохнул я, не зная, с чего начать.
– Что – ребята? Это, Шарманов, все твоя сучка-секретарша! – рявкнул Базлаков. – Таких к авиации близко подпускать нельзя!
Как впоследствии выяснилось, он и был главным виновником столкновения: передал ведомому, что газует, а сам вдруг сбросил обороты.
– Ладно тебе, все бывает, – рассудительно отозвался Вильегорский. – Живы – и слава Богу!
– Что значит «все бывает»? Говорю тебе – ведьма! Если б она меня не сглазила, разве бы я подставил задницу? Скажи, Семеныч!
– А то… – предусмотрительно уклонился от участия в споре асов пожилой «механ».
– Обломками никого не стукнуло? – робко спросил я.
– Не слышно пока…
Базлаков, набычившись, разлил спирт по стаканам. Они с Витьком чокнулись и переглянулись, как племенные кобели-медалисты, подравшиеся из-за случайной болонки прямо на смотровой площадке. А я вдруг подумал о том, что, если бы в аэропорту не поправил атташонка, это был бы действительно их последний полет. Но вслух об этом говорить не стал: психика у людей после аварийного катапультирования обычно налаживается только через несколько дней, и любое неосторожное слово может привести к самым неожиданным последствиям. К очистительному мордобою, например. Я просто предложил выпить за главного конструктора катапультных кресел. Тост вызвал буйный восторг.
Выпили. Отдышались.
– А где Перов? – полюбопытствовал я.
– Стреляться пошел, – сообщил Базлаков.
– Куда?
– В салон…
– Зачем же вы его отпустили?
– А у него все равно пистолета нет, – успокоил Вильегорский.
Потом оказалось, что руководитель полетов Перов тоже был виноват в случившемся. Вместо того чтобы неусыпно наблюдать за пилотажниками и руководить ими по рации, он уединился в комфортабельном Ту-134, некогда носившем по свету министра гражданской авиации, и пил коньячок, который ему подавала смазливая стюардесса в юбчонке, едва прикрывающей клитор. Так и профукал ЧП…
– За судьбу! – предложил Базлаков, снова разлив по стаканам спирт. Выпили. Отдышались.
– Из Москвы еще не звонили? – осторожно по-. интересовался я.
– Ну конечно, – насупился Семеныч. – Они пока там не договорятся, кого подставить, не позвонят…
– Я предлагаю тост! – провозгласил Вильегор-ский, не поднимаясь с дивана.
– Какой?
– Против ведьм!
– Это как?
– А вот так! Обычно пьют за дам. И стоя. А я предлагаю выпить против ведьм! Мужчины пьют сидя или лежа…
Выпили. В какой-то момент мне почудилось, что дыхание уже не вернется никогда. Воротилось…
– А вот ты мне лучше скажи, Витька, – ехидно начал Базлаков, – продашься ты или нет?
– Нет!
– Врешь!
– Честное партийное.
– А где твой партбилет?
– Дома, в тумбочке…
– На груди надо носить, нехристь!
– А я и носил, пока партия была…
Покуда они пререкались, «механы» рассказали мне, что, выбравшись из катапультного кресла и еще ничего не соображая после удара, Вильегорский достал из кармана летного комбинезона пачку «Винстона», зажигалку и закурил. А рядом оказался какой-то расторопный телеоператор из CNN. В общем, готовый, не придуманный рекламный ролик получился. Около Витька еще врачи суетились, а ему уже принесли факс с предложением от фирмы «Винстон». И он обещал подумать.
– Продашься!
– Никогда!
– За непр-р… за непр-р… за непр-родажность! – с третьей попытки возвестил Базлаков.
Выпили…
В свой номер я добирался, держась за стены. И еще минут десять простоял, упершись лбом в дверь и пытаясь проникнуть ключом в замочную скважину. После того как я с размаху плюхнулся на кровать, мне еще долго казалось, будто я падаю и падаю куда-то вниз. Но мозг, что интересно, работал при этом совершенно ясно и четко. Спирт есть спирт…
С самого начала моего бизнеса у меня не было, если не считать Большого Наезда, о котором я вам еще расскажу, такой крупной неприятности. Аварии, конечно, случались, но чтобы потерять в один день две боевые машины, два МИГа… Они хоть и были на балансе ВВС, но выделили мне их для парада благодаря моим личным отношениям с главкомом.
– Смотри, Павлик, – предупредил он, подписывая разрешение. – Боевую технику тебе доверяю!
