Законы баланса (СИ) - Некрасова Алиса

— Давно тут стоишь, — обвела его испытующим взором девушка.

— Да нет, не очень.

— Это был не вопрос. На улице около получаса идёт дождь, — Пенни демонстративно встряхнула сложенный синий зонтик, с которого стекала дождевая вода, — а ты совсем сухой.

— Может… у меня тоже был зонт! — раскраснелся тот.

— Твои кеды промокли бы при любом раскладе.

Пенни жила со своей мамой — эксцентричной женщиной, что имела способность преобразовывать в бесконечные диалоги любое брошенное слово. Эдвард её, мягко говоря, побаивался, поэтому отсутствие Хелен этим мрачным днем стало дня него ободряющей вестью. В квартире Уоткинсов, как обычно, веяло покоем и некой теплотой ожидания чего-то хорошего, какого-то приятельского сюрприза. Говорят, что уют в доме создают люди. Возможно, в этом и кроется весь секрет — Пенни была олицетворением этого уюта: своей кротостью, радушием и миролюбием. Хотя себя она воспринимала не иначе, как ошибку природы, заблудшую душу, для которой нет места в социуме. У неё не было подруг и в любви она была одинока, наперекор внешней привлекательности. А ведь девушкой она была действительно красивой! Даже очень. Про таких, как она, говорят: «Ангельская красота!» Куда бы она не пошла, и стар, и млад — смотрят на нее с восхищением, любуются — не обязательно как женщиной, но как картиной. К разочарованию мужчин, на любой флирт Пенни Уоткинс отвечает открытым игнором, будто отношения для нее — это низшая ступень бытия, и ее она уже давным-давно миновала.

Девушка по-хозяйски повесила верхнюю одежду гостя в прихожей и провела его по коридору на кухню.

— Присаживайся, а я пока согрею нам чай, — поднималась на цыпочках Пенни, чтобы достать гостевую чашку. — Ты же пьёшь чай?

Юноша кивнул. Он был бы и рад помочь, поухаживать за девушкой, как полагает джентльмену, но Бог обделил ростом и его самого.

— Почему ты плакала? — поинтересовался Эдвард, глотнув своей бесполезности.

— Ты же знаешь, я все время реву, — ухмыльнулась та, наполняя электрический чайник проточной водой.

— Нет. Только когда тебе грустно.

Пенни включила чайник и уселась напротив, подперев лицо правой рукой. Она бесстрастно посмотрела на Эдварда, и тот понял, что её сердцем уже овладело смирение, и те разряды эмоций, что оно пропустило через себя, ушли в землю. Примерно также работает громоотвод.

— Уже неважно. Если бы хотела об этом поговорить, то наведалась бы к кому-нибудь в гости.

Поскольку такой жирный намёк нельзя было пропустить мимо ушей, юноша сконфуженно сгорбился и заговорил о своей беде:

— Ацель куда-то исчез, — сказал он тоном, которым врачи обычно сообщают родным о смерти близкого человека.

— Ну и что?

— Ну и что?! — Эдвард подскочил на месте. — Как ты можешь так говорить?

— Ты пришёл сюда за советом. Хотел узнать моё мнение. Вы, люди, всегда так поступаете. Ожидаете услышать в ответ утешение, думаете, что все придерживаются того же мнения, что и вы. И если это не так — возмущаетесь. В общем-то, меня не интересует судьба Ацеля. Он недруг Габриэль, а значит — мой тоже. Однако я бы помогла ему, будь он действительно в опасности. Ацель — взрослый человек. У него была тяжёлая жизнь, и я уверена, что сейчас с ним все хорошо, потому что наши земные опасности не способны ему навредить. А ещё раз поднимешь на меня голос — мы распрощаемся!

Вода в чайнике забурлила, и кнопка выключения грозно щелкнула.

— П… прости, — разбито проговорил студент, — может ты и права. Я слишком о нем пекусь. Наверняка, из нас двоих мне сейчас намного больнее все это переживать, чем ему.

Пенни молча разливала чай, будто зная, что ее черед сказать своё слово ещё не настал.

— Он ушёл два дня назад. Мы тогда поругались. Я обвинил его в воровстве…

— Это было неоправданно?

— Нет же, он… и вправду совершил плохой поступок.

— Ты считаешь, что он обиделся?

Девушка задумчиво тыкала ложкой в кубик коричневого сахара. Эдвард всматривался в её унылое выражение лица, вслушивался в дробь дождя за окном и в ровный храп инопланетного питомца Уоткинсов — доманцевого кропуса по кличке Кикки, который свернулся клубком на холодильнике, обхватив четырьмя парами лап свой пушистый хвост. Когда помятая ветрами туча поплыла на Волкер-стрит, юноша окончательно поник духом.

— Я не знаю, — вздохнул Эдвард, размачивая пакетик с черным чаем. — Я ведь извинился…

Эдвард поднялся из-за стола с чашкой и отошёл к окну в надежде, что прохлада дождевых туч достигнет его и остудит волнение. Он видел, как Пенни провела рукой по светлым волосам, и кукольные кудри небрежно осыпались на лоб. Бледно-розовое пятно от ожога на шее все ещё зудело, уродуя красоту девушки, также как клякса уродует воздушность и хрупкость акварельного портрета. И ведь виной тому — глупые эксперименты Ацеля. Юноша впервые подумал об этом в таком ключе.

— Пенни…тебя что-то тревожит? — заметил Эдвард ее скрытые переживания. — Ты из-за этого плакала?

— До меня дошли слухи, что вы открыли детективное агентство, это правда? — не удостоила его ответом девушка.

— А, да, что-то типа того, но «детективное агентство» — слишком громкое название для того, что мы делаем. Хотя подработка неплохая, — протянул студент, возвращаясь за стол. — Мы так популярны?

— В определённых кругах. Люди шепчутся, что вы по одному только запаху нашли и поймали «городского воришку». Я так понимаю, это дело рук Ацеля?

— Слухи и вправду быстро распространяются, — сделал заключение Эдвард в качестве подтверждения вышеупомянутых слов.

Пенни вдруг непринужденно рассмеялась:

— Спасибо моей маме! — воскликнула она, и это восклицание вычурно зазвенело в переизбытке довольства. Возможно, для Уоткинсов сплетни и являются поводом для гордости, — для Эдварда такое поведение было невразумительным.

— Почему я не удивлён?.. И… каков план?

Пенни заговорщицки сощурилась:

— Мы перехитрим нашего плута!

— А?

— Чтобы ты там не говорил, у твоего гениального злодея есть одно слабое место…

— Слабое место? И что же это?

Девушка игриво повела указательным пальцем и некультурно ткнула им в сидящего напротив гостя.

— Ты! — торжественно объявила она.

Зонт, который любезно одолжила Пенни, был Эдварду не по размеру. Вероятно, он предназначался для ребёнка, потому что его небольшой тент не справлялся с тем, чтобы защитить взрослого человека от дождя. В итоге, спустя двадцать минут нахождения под открытым небом, студент вымок насквозь, сохранив в сухости только волосы.

— Поверить не могу, что я это делаю, — поражался самому себе юноша, замедлив шаг у безымянной кофейни, где неделю назад отработал свои недолгие четыре часа его конфликтный друг. Эдвард уже обошел несколько улиц, воплощая в реальность странный план соседки. Он устал, проголодался, но хуже всего — он чувствовал себя умалишенным. Ибо, знаете ли, ни один адекватный гражданин не будет шататься по городу с окровавленной рукой, чтобы оставить метки, как какой-то бездомный кот.

«Назовём мой план «Гензель и Гретель»! — вспоминал инструкции Эдвард. — Только вместо хлебных крошек, мы используем твою кровь. Ацель учует твой запах, обеспокоится, и ему ничего не останется, кроме как вернуться домой. А там уже в ход пойдут твои уговоры!»

«И ты хочешь, чтобы я пошёл на такое унижение?»

«Я могу отправиться с тобой в качестве поддержки. Все равно я пока без работы сижу!» — предложила Пенни с пьяным азартом, с которым посетители казино обычно кричат дилеру: «Чем чёрт не шутит! Ставлю все на «36 красное»!»

Эдвард отказался от предложения, потому что проходить через все это с ней было ещё более неловко. Кроме того, в городе начали пропадать молодые девушки, а студент-неудачник, который в жизни не держал ничего тяжелее гитары, едва ли подходил под категорию мужчин, что могут постоять за себя и защитить других.

— Теперь я ещё долго не смогу играть, — с сожалением оценил он ущерб — ему не раз приходилось резать левую ладонь, и множественные царапины, нанесенные лезвием, доставляли неудобства. Юноша не мог даже сжать руку в кулак, не испытав ноющей боли.