Судьба королевского наследника - Амо Джонс

другого конца стола. Я знаю, что позже, как всегда, возникнет необходимость задать тысячу вопросов. Для натурала он чертовски часто интересует член, только который я сосу.

— Мы с тобой оба знаем, что тебе следовало просто уйти от Тревора. Ты не можешь исправить этого человека.

Чувство вины впивается в меня своими уродливыми когтями, и он знает, что задел за живое. Дело не в том, что я пытаюсь или даже хочу исправить Тревора. Дело в том, что я все еще чувствую себя обязанной ему. Бен называет это связью после травмы. Я ненавижу слово связь и не думаю, что Тревор этого заслуживает.

И понятия не имею, почему я так себя чувствую. Не то чтобы я подменила понятия, но возможно, это как-то связано с тем фактом, что я была с ним исключительно от скуки и моего здорового, к сожалению, ненасытного аппетита к полноценным сексуальным играм.

Тревор, к сожалению, не был тем, кого я бы назвала первоклассным вариантом члена. На самом деле, чаще всего я оставалась на милость своих доверчивых пальцев, но с ним было весело, когда он не был полным гребаным раздражителем, и он всегда был готов по-быстрому потрахаться в укромных уголках кампуса.

Ха, может быть, именно поэтому я не могу избавиться от этого ублюдка. Его охуительно отшили, и когда доходит до этого? Чтобы перерезать пуповину, требуются серьезные меры.

Я надуваю губы, чувствуя себя плохо из-за того факта, что мои сексуальные потребности совпадают с мужскими. Нам действительно нужно где-то избавиться от клейма позора, потому что к черту все это. Девушкам это дерьмо нужно не меньше.

Я имею в виду… верно?

Держу пари, с мистером «Мне нравится смотреть в глаза одной, в то время как другая сосет мой член», я бы согласилась.

Подождите. Это говорила Молли.

— Что у тебя за кислое выражение лица, малышка?

Качая головой, я провожу круговыми движениями по виску, прежде чем посмотреть на Бена, а затем на часы, которые смотрят на меня сверху.

Смех срывается с его губ, и он поднимается на ноги, предлагая мне руку, поэтому я позволяю ему поднять мою задницу с очень неприятным скулением.

— Но, папочка, я должна? — я выпячиваю нижнюю губу.

Бен просто закатывает глаза, обнимая меня за плечи и поднимая поднос с недоеденной едой другой рукой.

— Да, ты должна посещать занятия, которые от тебя требуется сдать, чтобы сохранить свою стипендию и оставаться моей любимой соседкой по комнате.

Летти игнорирует нас обоих, когда спешит на свое следующее занятие.

Он ведет нас к мусорному ведру, а затем к двойным дверям кафетерия, быстро целуя меня в макушку, когда отпускает.

— Это та часть, где ты оставляешь меня, и я жду, пока ты уйдешь, прежде чем тайком вернуться в общежитие и проспать остаток месяца?

Бен поднимает бровь, глядя на меня, и я поднимаю взгляд к небу, мгновенно сожалея об этом, поскольку стук в моей голове возвращается с удвоенной силой.

— Ты приняла еще ибупрофен, как я тебе говорил? — спрашивает он, поправляя рюкзак на плечах.

— Я так и сделала, — отвечаю я и слегка улыбаюсь ему, подходя для объятий. — Спасибо тебе за то, что все время заботился обо мне.

— Кто-то же должен, — дразнит он, коротко сжимая меня в ответ, прежде чем отойти.

Мы расходимся, направляясь в противоположные стороны, чтобы закончить наш день.

С глубоким вздохом я направляюсь в лекционный зал на какое-то дурацкое занятие истории, которую мне суждено провалить, но я делаю все возможное, чтобы выложиться по полной. Даже если мое все — печальная тройка с минусом, по единственной причине, по которой я не могу снова разлучиться со своим лучшим другом.

Всю мою жизнь были только мой дядя Маркус, я… и Бен. Я не могу винить дядю за то, что он позволил мне быть здесь, когда я чертовски хорошо знаю, что приехала только из-за Бена.

У меня никогда не получалось заводить друзей. Честно говоря, мне никогда не хотелось пытаться. Я скорее одиночка, с удовольствием часами погружаюсь в себя, но с Беном наша дружба не требует усилий. Он моя родственная душа. Такой, который, я знаю, никогда бы от меня не отрекся.

День, когда он и его бабушка переехали в дом напротив, был и продолжает оставаться лучшим, что когда-либо случалось со мной. Мой дядя Маркус замечательный, добрый и внимательный и, насколько знаю, идеальный отец. Он строг, когда нужно, и делает все возможное, чтобы понять различные стадии подросткового бунта, но быть единственным человеком, ведущим домашнее хозяйство, утомительно и отнимает много времени, так что это часто оставляло меня в одиночестве. Я люблю его за это, ценю все, что он делает для меня, но мне не очень помогло проводить так много времени в одиночестве в таком юном возрасте — причина, по которой у меня в детстве было воображение и Р. Л. Стайн, если вы спросите, уполномоченный терапевт, которого рекомендовала моя начальная школа. Я виделась с ним после слишком многих жалоб учителей, и была слишком заинтригована эмоциями, которые испытывают люди, и почему они их испытывают… как извлечь из них определенные.

Это стало для меня увлекательным. Простое хобби — наблюдать за людьми, — быстро превратилось во что-то другое. Клянусь, были времена, когда я могла чувствовать то, что чувствовали некоторые. Очевидно, это ужасно, но были времена… Примерно то же самое было и с Беном, без представления о том, что этот ребенок — полный пиздец, будучи воспитанным своей бабушкой, женщиной, которая всю свою жизнь надрывала себе задницу и растила своих детей, так поздно вернулась в рабочий мир, чтобы сделать это снова с внуком, которого ее дочь не хотела, но родила.

Он был один, я была одна, а потом внезапно мы появились друг у друга, и так продолжалось на протяжении многих лет. В какой-то момент я даже жила с ним и бабушкой Бетси, когда моего дядю Маркуса перевели на другую работу, но ему не потребовалось много времени, чтобы бросить эту работу и найти другую, потому что во всех отношениях, что имело значение, я была его дочерью. Разделять нас было последним, чего он хотел.

Я знала, что ему будет тяжело, когда я уеду учиться. Дядя был очень взволнован, когда я была вынуждена остаться на свой первый год, когда единственным местом, куда я могла поступить, был наш местный университет, потому что мои оценки были такими же дерьмовыми, как и посещаемость.

Вероятно, именно в этом мы с Беном расходимся больше