Изречения и афоризмы Ф. Ницше. Злая мудрость - Фридрих Ницше

Кого окружает пламя ревности, тот обращает наконец, подобно скорпиону, отравленное жало на самого себя.

Поистине, люди дали себе все добро и все зло свое. Поистине, они не заимствовали и не находили его, оно не упало к ним, как глас с небес.

Если есть враг у вас, не платите ему за зло добром: ибо это пристыдило бы его. Напротив, докажите ему, что он сделал для вас нечто доброе.

Необыкновенна и бесполезна высшая добродетель, блестяща и кротка она в своем блеске: дарящая добродетель есть высшая добродетель.

Символы все – имена добра и зла: они ничего не выражают, они только подмигивают. Безумец тот, кто требует знания от них.

Когда ваше сердце бьется широко и полно, как бурный поток, который есть благо и опасность для живущих на берегу, – тогда зарождается ваша добродетель.

Когда вы возвысились над похвалою и порицанием и ваша воля, как воля любящего, хочет приказывать всем вещам, – тогда зарождается ваша добродетель.

Когда вы презираете удобство и мягкое ложе и можете ложиться недостаточно далеко от мягкотелых, – тогда зарождается ваша добродетель.

Не позволяйте вашей добродетели улетать от земного и биться крыльями о вечные стены!

Приводите улетевшую добродетель обратно к земле, – да, обратно к телу и жизни: чтобы дала она свой смысл земле, смысл человеческий!

Плохо отплачивает тот учителю, кто навсегда остается только учеником.

Но хуже всего мелкие мысли. Поистине, лучше уж совершить злое, чем подумать мелкое!

Радость мелкой злобы бережет нас от крупного злого дела.

Злое дело похоже на нарыв: оно зудит, и чешется, и нарывает, – оно говорит откровенно.

Вы любите вашу добродетель, как мать любит свое дитя; но когда же слыхано было, чтобы мать хотела платы за свою любовь?

Ваша добродетель – это самое дорогое ваше Само. В вас есть жажда кольца; чтобы снова достичь самого себя, для этого вертится и крутится каждое кольцо.

Почти все верят, что участвуют в добродетели; и все хотят по меньшей мере быть знатоком в «добре» и «зле».

Вашу волю и ваши ценности спустили вы на реку становления; старая воля к власти брезжит мне в том, во что верит народ как в добро и зло.

«Сострадание ко всем» было бы суровостью и тиранией по отношению к тебе, сударь мой сосед!

Великие эпохи нашей жизни наступают тогда, когда у нас является мужество переименовать наше злое в наше лучшее.

Люди наказываются сильнее всего за свои добродетели.

Фарисейство не есть вырождение доброго человека: напротив, изрядное количество его является скорее условием всякого благоденствия.

То, что в данное время считается злом, обыкновенно есть несвоевременный отзвук того, что некогда считалось добром, – атавизм старейшего идеала.

Все, что делается из любви, совершается всегда по ту сторону добра и зла.

Должно отплачивать за добро и за зло, но почему именно тому лицу, которое нам сделало добро или зло?

Бывает заносчивость доброты, имеющая вид злобы.

Самое крошечное счастье, если только оно непрерывно и делает человека счастливым, конечно, есть несравненно большее счастье, чем величайшее счастье, которое появляется только как эпизод или, так сказать, как мимолетное настроение, как безумный каприз среди постоянных страданий, страстей и лишений.

Как для самого маленького, так и для самого большого счастья существует только одно условие, которое делает счастье счастьем: способность забвения.

Кто не может замереть на пороге мгновения, забыв все прошлое, кто не может без головокружения и страха стоять на одной точке, подобно богине победы, тот никогда не будет знать, что такое счастье, или, еще хуже: он никогда не сумеет совершить того, что делает счастливыми других.

Поистине, никто не имеет больших прав на наше уважение, чем тот, кто хочет и может быть справедливым. Ибо в справедливости совмещаются и скрываются высшие и редчайшие добродетели, как в море, принимающем и поглощающем в своей неизведанной глубине впадающие в него со всех сторон реки.

Каждая добродетель имеет привилегии: например, привилегию подложить собственную связку дров в костер осужденного.

Редко ошибешься, если исключительные поступки будешь объяснять тщеславием, посредственные – привычкой и мелкие – страхом.

Кто изведал безнравственное в соединении с наслаждением – как человек, имевший сластолюбивую юность, – тот воображает, что добродетель должна быть связана со страданием. Кого, напротив, сильно терзали его страсти и пороки, тот мечтает найти в добродетели покой и душевное счастье. Поэтому возможно, что два добродетельных человека совсем не понимают друг друга.

Аскет делает из добродетели нужду.

Когда добродетель выспится, она встает более свежей.

Люди не стыдятся думать что-нибудь грязное, но стыдятся, когда предполагают, что им приписывают эти грязные мысли.

Как только благоразумие говорит: «Не делай этого, это будет дурно истолковано», – я всегда поступаю вопреки ему.

Для меня не должно быть человека, к которому я испытывал бы отвращение или ненависть.

Я ненавижу людей, не умеющих прощать.

Противоположностью героического идеала является идеал гармонической всеразвитости – прекрасная противоположность и вполне желательная! Но идеал этот действителен лишь для добротных людей (например, Гете).

Причинять боль тому, кого мы любим,– сущая чертовщина. По отношению к нам самим таково состояние героических людей: предельное насилие. Стремление впасть в противоположную крайность относится сюда же.

Люди, стремящиеся к величию, суть по обыкновению злые люди: таков их единственный способ выносить самих себя.

Стремление к величию выдает с головой: кто обладает величием, тот стремится к доброте.

Кто хочет стать водителем людей, должен в течение доброго промежутка времени слыть среди них их опаснейшим врагом.

Покуда к тебе относятся враждебно, ты еще не превозмог своего времени: ему не положено видеть тебя – столь высоким и отдаленным должен ты быть для него.

Видеть и все же не верить – первая добродетель познающего; видимость – величайший его искуситель.

Когда морализируют добрые, они вызывают отвращение; когда морализируют злые, они вызывают страх.

«Добро и зло суть предрассудки Божьи», – сказала змея. Но и сама змея была предрассудком Божьим.

«Религиозный человек», «глупец», «гений», «преступник», «тиран» – все это суть дурные названия и частности, замещающие кого-то неназываемого.

Можно с одинаковым успехом выводить свойства добрых людей из зла, а свойства злых людей из добра: из какого же контраста вывести самого Ларошфуко!

«Есть герои как в злом, так и в добром» – это совершенная наивность в устах какого-нибудь Ларошфуко.

Следует оберегать зло, как оберегают лес. Верно то, что вследствие редения и раскорчевок леса земля потеплела.

Зло и великий аффект потрясают нас и опрокидывают все, что есть в нас трухлявого и мелкого: вам следовало бы прежде испытать, не смогли бы вы стать великими.

Остерегайтесь морально негодующих людей: им присуще жало трусливой, скрытой даже от них самих злобы.

Мы находим у различных людей одинаковое количествострастей, впрочем по-разному поименованных, оцененных и тем самым разнонаправленных. Добро и зло отличаются друг от друга различной иерархией страстей и господством целей.

Почитание само есть уже страсть – как и оскорбление. Через почитание «страсти» становятся добродетелями.

Домогание есть счастье; удовлетворение, переживаемое как счастье, есть лишь последний момент домогания. Счастье – быть сплошным желанием и вместо исполнения – все новым желанием.

Толковать свои склонности и антипатии как свой долг – большая нечистоплотность «добрых»!

Стоит нам только на один шаг переступить среднюю меру человеческой доброты, как наши поступки вызывают недоверие. Добродетель покоится как раз «посередине».

Жестокость бесчувственного человека есть антипод сострадания; жестокость чувствительного – более высокая потенция сострадания.