Ян Жижка - Григорий Ревзин

Верхи белого духовенства были развращены не менее монахов.

Чтобы получить сколько-нибудь важную церковную должность в королевстве, надо было прежде всего понравиться Римской курии, а затем заплатить ей. В Риме для этой цели имелась подробно разработанная шкала. Например, возводимый в сан архиепископа Чехии уплачивал курии «сервиций» [11] — взятку в две тысячи пятьсот золотых дукатов. Епископская кафедра, как менее доходная, расценивалась ниже. Еще меньше платили Риму за церковный доход от деканства, пробства, каноний[12].

На римском рынке церковных должностей сан получали нередко люди, не имеющие ничего общего с делами духовными, — военные, придворные, а то и малолетние дети. Разумеется, они не знали богослужения, порой никогда и не бывали в своей церкви. Но оттуда в их карманы притекали «доходы». Для них это была выгодная коммерция.

Глядя на папу, все священнослужители меньшего сана — архиепископы, епископы, викарии — за всякую пожалованную ими низшую духовную должность, за всякий, как они выражались, «церковный доход» требовали себе мзды. В Чешском королевстве было свыше двух тысяч приходов. Это определяло размеры торговли.

В конечном счете, все оплачивала паства. С нее вымогали за поминальные службы, венчания, погребения, крещения. Всякий чех, который хотел получить доступ к чему-либо, связанному с церковью, должен был прежде всего широко раскрыть свой кошелек.

О том, как доходно было служить католическому богу в Чешском королевстве, видно из таких взятых наудачу цифр: архиепископ пражский владел четырьмя стами сел и местечек, двенадцатью городами и четырьмя замками. Совет каноников Вышеградского собора был собственником сорока одного седа. Сорока каноникам собора в Пражском кремле принадлежала сотня деревень, а соборный пробст был владельцем обширного поместья да еще двенадцати усадеб поменьше.

Но помимо рыщущих по всей стране жирных, наглых, распутных монахов, этой, по выражению Энгельса, «бесчисленной жандармерии»[13] церковных прелатов, помимо высшего и среднего белого духовенства, обратившего церковный культ в источник крупных для себя доходов, была еще масса низшего духовенства, священников сел и пригородов.

Это были «чернорабочие» церкви. Не имея никакой доли в церковных богатствах, они жили бедно, не лучше крестьянина или цехового подмастерья. Эти бедняки в потертых, заплатанных рясах каждодневно общались с толщей народной, как никто, знали ее нужды и чаяния.

В отличие от обитателей монастырей, от епископов, каноников и других «генералов» церкви, чаще всего немцев, деревенские священники были сплошь чехи. Они говорили с народом на родном языке.

Живя в постоянной нужде, деревенские священники питали далеко не добрые чувства к стоящей над ними иерархии. Естественная ненависть плохо вознаграждаемого приказчика к верхам, ведущим праздную и беззаботную жизнь, усиливалась острым чувством обиды на то, что эти тунеядствующие верхи состояли из людей пришлых, ничего общего не имеющих ни со страной, ни с народом.

Постепенно в недрах низшего чешского духовенства назревали настроения, весьма опасные не только для католической церкви, но и для всей системы феодального угнетения, так как бедные священники деревень и пригородов становились выразителями дум и чаяний угнетенных народных масс.

Издавна завоеванное церковью совершенно независимое положение — недоступность церкви для посторонних, нецерковных влияний, свобода от каких-либо обязательств перед светской властью — превращало церковные земельные владения в настоящее государство в государстве. Ни король, ни его вельможи не смели даже помыслить о том, чтобы в какой-либо мере посягнуть на церковные латифундии, либо на их доходы. Ведь это значило бы привести в движение карающую руку церкви, восстановить против себя всемогущую Римскую курию.

Недвижимые богатства, которыми владели монастырь или церковь, никогда не продавались, не дарились, не переходили по наследству, не могли стать выморочными. То, что оказывалось во владении монастыря или церковного капитула, никогда уже не меняло хозяина.

Иначе обстояло дело с землями светских владык с королевскими, панскими, рыцарскими поместьями, раскинувшимися вперемежку и рядом с церковными.

Под влиянием быстрого развития товарно-денежных отношений и городской культуры феодалы все больше отходили от патриархальных нравов, приобретали навыки роскошной жизни. «…Потребности дворянства настолько выросли и изменились, что даже и ему стали нужны города; ведь оно же получало свое единственное орудие производства — свой панцырь и свое оружие из города! Сукно, мебель и украшения, производящиеся внутри страны, итальянские шелка, брабантское кружево, северные меха, арабские благовония, восточные фрукты, индийские пряности — все это, за исключением мыла, оно получало у горожан» К

Чешского феодала влекли соблазны средневекового города и все сильнее терзала потребность в деньгах. Как мог он увеличить свои денежные доходы? Было два возможных решения. Первое — побольше выжать из крепостного крестьянина. Ступив на этот путь, вельможные паны скоро обратили жизнь своих крестьян в сущий ад.

Прежде всего они стали охотно переводить своих крепостных с барщины на денежный оброк. В то время потребность города в продуктах крестьянского труда — продовольствии и сырье — непрестанно росла. Крестьянин выручал на рынке все больше денег. Но львиная доля его дохода уходила на оброк пану.

Однако и этого пану было мало. По феодальному праву он являлся судьей своего крепостного. И феодалы широко пользовались сельским судом для откровенного вымогательства штрафов за всякие измышляемые провинности.

Затем паны начали отнимать у сельских общин их выпасы для скота, распродавать луга под плуг. Они допускали крестьян пасти скот на отнятых пастбищах только за особую плату. Крестьяне должны были платить феодалу и за охоту в его лесах и за рыбную ловлю в его прудах.

Широко распространенным методом увеличения феодальных повинностей с крестьян со второй половины XIV века становится перевод чешских крестьян на вечно наследственную аренду. До этого крестьяне жили общинами и считались держателями дворянских земель «пожизненно». Феодал имел право после смерти держателя согнать наследника с земли. Однако это наносило ущерб доходам феодала, поэтому своим правом он почти никогда не пользовался.

Таким образом, чешские крестьяне из поколения в поколение передавали свои земельные наделы по наследству и считали себя наследственными держателями.