Осколки эпохи Путина. Бюрократия против нации - Андрей Савельев

Если путинско-сурковская «суверенная демократия» называется демократией, то что же такое произвол и тирания? На самом деле их «демократия» — это перманентный обман избирателей, перманентная пиар-революция, перманентная расправа над инакомыслием, перманентное коррумпирование народных избранников.

Сурков не скрывал своего пренебрежения к законам. Он говорил о все более изощренных технологиях власти, которые заменяют собой прямое насилие. Но при этом он забывал указать, что насилие возвращается, как только «мягкая» технология дает сбой — когда, например, по его указанию партию «Родина» повсюду сняли с региональных выборов. С его ведома по стране покатился каток политических репрессий. Прямое насилие никуда не исчезает. Тем более, когда власть готова убивать своих граждан и создает соответствующие структуры — не только явные, но и открыто действующие — такие, как внутренние войска, оснащенные лучше, чем армия.

Технология путинской власти, якобы, состоит в том, чтобы быть современной — уметь убеждать и договариваться. Но при этом убеждение заканчивается принуждением, а договор — насильственным обеспечением лояльности. Разве путинский режим в чем-то уступает ельцинскому по части грубого принуждения? Разве Путин что-то стремится доказать оппозиции? Разве он вел какой-то диалог с иной точкой зрения? Да ни под каким видом! При случае Путин расстреляет любую оппозицию, если ее не получится подавить и упрятать в тюрьмы без смертоубийства.

Нет вопросов, Путин следовал принципу принуждения оппозиции к лояльности «по возможности добровольно». При этом обманывал себя, полагая, что показная лояльность соответствует высокому уровню образования и ума. Сурков также считал, что подчинение после некоторых усилий убеждения — это и есть самый современный метод властвования. Убеждение становится просто ритуальной речью, которая не имеет ничего общего с делами. Если кто-то не убедился, прослушав речь Путина, то репрессии режим считает оправданными.

Сурковская идея перманентного усиления идеологизации общества по мере избавления от тоталитаризма — полный аналог идеи Троцкого о перманентной революции. Она позволяет понять, что Кремль планировал вовсе не выяснение нужд и мнения народа, а только идеологическое насилие — насаждение либеральной догмы через монополизацию всех «средств доставки» информации. «Силу заменяют слова», — говорил Сурков. И точно. Слова указывают на бессилие. Вся жизнь сводится к «пиару», который есть «вбивание ценностей демократии». Да так, чтобы и среди ночи разбуженный человек мог отдолдонить тезисы о правах человека, не зная на деле, что это такое. Бесплотная завеса слов — таков идеал демократии по Суркову. Он признался в этом без тени иронии.

Наставляя партийных активистов, Сурков проговаривал сценарий вполне определенного политического процесса, однажды уже прошедшего в России, но в другом направлении. Вспомним, как Горбачев сдавал компартию, чтобы обрести власть в обновленных Советах, а потом сдавал Советы, чтобы сосредоточить в своих руках административную власть, сидючи в кресле Президента СССР. Сурков полагал для «Единой России» обратный процесс: партия должна захватить все институты и «сохранить свое доминирующее положение в политической системе». Не отстоять интересы народа, не спасти страну от разрухи, не сберечь нацию, а доминировать любой ценой. От президентской власти и большинства в парламенте едросы должны были перейти к прямой партийной диктатуре — вполне советскому стилю «вбивания ценностей» средствами идеологической борьбы. А если «вбивание» будет недостаточно эффективным, власть подключит насилие — произвольно применит аппарат подавления. Так оно и произошло. Пик насилия мы еще не прошли. Рост его начался в 2006–2007 гг. Кажется, выжившим из ума идеологам хочется одно: чтобы все в обозримом пространстве было изнасиловано, и монстр олигархии только озирался в поисках новых жертв.

В порядке убеждения своих однопартийцев («вбивание ценностей») Сурков объявлял важнейшим инструментом демократии политические партии: «роль парламентской части нашего демократического механизма, роль политических партий радикально возрастает. Уверен, что инициативы партий в формировании местной исполнительной власти будут нарастать…». Надо быть совершенно лишенным стыда, чтобы толковать о гражданском обществе и тут же, перейдя в расположенный по соседству рабочий кабинет, планировать его изничтожение — скажем, отдавать распоряжения по информационной блокаде партии «Родина» и размещении грязной клеветы в СМИ против ее лидеров. Вероятно, для путинского режима это было в порядке вещей. Мораль в нем была химерой, подлежащей изживанию.

Сурков требовал от едросов увеличить давление на общество: создать класс агитаторов, постоянные группы по пропагандистскому обеспечению борьбы с политическими противниками. В каждом регионе должны быть люди, которые получают за это зарплату, которые с утра и до вечера думают о том, как насолить конкурентам, как им возразить, как их поставить в глупое положение. «Улица должна быть наша» и т. д. В конце концов, они все это сделали: заместили живую политическую жизнь своими театральными постановками, своими политическими проститутками с флагами и речевками, спущенными «сверху». Мусорные технологии — вот все, что мог предложить Сурков своей партии, стоящей на страже интересов олигархии. Она и стала производителем идеологического мусора, который потом обобщенно был назван «планом Путина».

Сурков пытался сделать вид, что Путин в лице Ходорковского, Гусинского и Березовского «замочил» всех олигархов, что в России уже нет олигархии. А что тогда есть? Демократия?

Занятно понимание Сурковым смысла олигархии. Мол, она состоит в том, что министерством управляет коммерсант. Да еще так, что это «не прописано» в Конституции. Вот если бы «прописали», тогда и речи про олигархию быть не может. Или если по официальному статусу министр — не коммерсант, то это тоже не олигархия. Меж тем, правительство Путина (в бытность его президентом, а потом премьером) — это именно власть коммерсантов. Только торговали они не товарами, а страной. Их бизнес — грабеж страны, их система управления — создание условий для такого грабежа, их министерства — семейные предприятия.

Другой признак олигархии по Суркову: когда народные избранники работают на тех, «у кого больше денег». Причем без отметки о том в Конституции. Иными словами, Конституция для Суркова — то же, что для Путина — священное писание либерала, которое можно цитировать как угодно, но ни в коем случае не исполнять. Если что-то есть в Конституции, то это заведомо не может быть олигархией. Дефиниция является священной, а потому — не подлежит толкованию. Если сказано, что мы следуем Конституции, в которой ничего нет про олигархию, то олигархии нет как таковой! Вот так логика! Группировка лжецов и воров принуждает общество ко лжи и непротивлению воровству, к обслуживанию лжецов и воров и декларирует, что все это — в соответствии с Конституцией!

Конечно, Суркову трудно позабыть, что олигархия — просто власть немногих. Но он предпочел не знать или не вспоминать, что эти «немногие» — еще и самозванцы, купившие себе власть, захватившие государство своим богатством и действующие исключительно в своих интересах. Олигархия тем и отличается от аристократии. Возможно, под аристократию вся эта сволочь и намеревалась рядиться. Но при этом власть немногих надо было спрятать за властью одного. И это значит, что олигархии предпочтительна деспотия — власть одного в своих частных инетерсах. В системе деспотии («исполнительной вертикали») не нужно договариваться даже узким кругом. Все обслуживают одного и живут его благорасположением. Трудно представить себе более подлую систему власти. Но именно она — идеал Суркова и его однопартийцев.

Сурков говорил про олигархов ельцинского периода, которых он мог перечесть по пальцам — так их немного. Чтобы дать индульгенцию путинским олигархам, которых образовались сотни, Сурков убеждал, что прежние были оторваны не только от народа, но и от делового сообщества. Выходит, Путин просто освободил страну от олигархии, а нынешних путинских олигархов уже можно считать добропорядочными бизнесменами! Лояльный вор объявлен вовсе не вором, а очень даже уважаемым лицом. Таких оказалось заметно больше, чем пальцев на одной руке. И непомерные амбиции времен ельцинизма им неведомы. Скромные такие миллиардеры — вроде Абрамовича или Лужкова… Или назначенцев в олигархи из «питерских» и «фээсбовских». Все, как на подбор, лояльны президенту и Конституции. Значит — не олигархи.

Как в насмешку над общеизвестными фактами, Сурков гневился против ельцинизма: коррупция заменила конкуренцию, ведущие телеканалы стали оружием в руках известных олигархических групп и т. д. Разве сегодня что-то иначе, чем при Ельцине? Еще похлеще — вот это точно! Тогда коррупция и захват СМИ были распределены в группировках, теперь все слилось в «вертикаль». Олигархия из группы стала системой.