Адмирал Канарис - Карл Абжаген

Помимо служебного поручения Канариса влечет на юг Германии еще одно, сугубо личное желание. В 1917 г., во время обучения на подводной лодке, он познакомился в Киле с подругой сестры товарища, Эрикой Вааг, дочерью умершего фабриканта Карла Фридриха Ваага из Пфорцхайма. Хрупкая, юная девушка, увлекающаяся искусством и музыкой, произвела на него глубокое впечатление. Теперь, когда война закончилась, он хочет задать ей вопрос, который уже давно волнует его сердце, сказать ей слова, которые он не хотел произносить, пока опасность смерти от руки врага витала над ним. В то время как в Берлине опять вспыхивают бои, Канарис обручается в Пфорцхайме.

В феврале Канарис вернулся из своей миссии в южной Германии, и опять явился в ГКД, которая командировала его на несколько недель в качестве своего связного офицера и представителя по делу гражданской самообороны в национальное собрание в Веймар. Это казалось руководству дивизии совершенно необходимым, так как партии, осуществляющие переворот, всеми силами стремились дискредитировать идею гражданской самообороны, поскольку реализация этой идеи положила бы конец успехам радикалов. После выполнения этого задания Канарис стал членом штаба вновь созданной морской бригады Левенфельд, в формировании которой он в последующие месяцы принимал активное участие. Место его работы периодически находилось в отеле «Эден» около зоопарка в западной части Берлина, в которой находился также штаб конногвардейской стрелковой дивизии. Офицерский корпус этой дивизии, которая являлась центральным звеном правительственных войск в Берлине, был очень пестрым: наряду с многочисленными профессиональными офицерами, которые беспомощно взирали на изменившуюся политическую и социальную ситуацию и не имели никаких других желаний и стремлений, кроме одного — добросовестно выполнять свой солдатский долг перед отечеством, здесь находились также наемные солдаты и авантюристы всех мастей, а также люди, которые в критической ситуации вдруг открыли в себе призвание стать политическим спасителем отечества, вынашивая в уме план заговора. Из многих интересных людей, которые в то время появлялись в отеле и исчезали из него, нужно назвать, пожалуй, двух, которые спустя некоторое время стали известны общественности, капитана Эрхардта, командира одноименной морской бригады, ставшего позднее одной из главных персон в путче Каппа и основателем тайной организации «Консул», и офицера генерального штаба ГКД, армейского капитана Вальдемара Пабста, высокоинтеллигентного, живого человека, наделенного природным умом, острым языком и многочисленными талантами, которого Канарис через несколько лет с удивлением встретил в Вене в должности начальника австрийского штаба гражданской обороны.

В холле отеля в те месяцы царила атмосфера, которая напоминала валленштейнский лагерь. Ходьба взад-вперед, щелканье каблуками и звон шпор, неожиданные встречи со старыми товарищами; здесь обменивались воспоминаниями, строили планы, сюда приезжали офицеры и связные со всех концов империи — из свободных формирований, которые создавались повсюду, из отрядов пограничной охраны, а также из формирований борцов за Балтику. Не было недостатка и в гражданских лицах. Тут можно было встретить посланников имперского правительства, которое тем временем переехало в Веймар, политиков всех направлений: монархистов, республиканцев, трезвых реалистов и взбалмошных утопистов; и все чего-то ждали от военных — ведь только они обладали возможностью повернуть все к хорошему или к плохому. Все самые страстные желания и требования были обращены к командующему правительственными войсками. Одни искали защиты от «Спартака», так, бывший рейхсканцлер князь Бюлов и княгиня нашли убежище в отеле; другие строили планы свержения республики и установления монархии; один представитель ультралевых вообразил, будто он с помощью букета обещаний и угроз сможет перетянуть войска на свою сторону. Однажды была арестована группа радикалов, сформированная в России, которая имела задание взорвать отель в назначенное время.

Очень скоро стало ясно, что капитан-лейтенант Канарис обладал особым умением обращаться с людьми. Поэтому ему было поручено вести многие из переговоров с делегатами от политических партий и организаций. Товарищи восхищались его дипломатическим мастерством, проявившимся в бесчисленных переговорах и конференциях. И сегодня они улыбаются, вспоминая те дни. «Он умел найти общий язык с каждым человеком, для каждого он выбирал правильный тон, для представителя национал-демократической партии и для депутата от партии независимых», — рассказывает бывший морской офицер, который в тот период мог наблюдать за деятельностью Канариса.

В январе, когда Канарис находился на юге Германии, погибли Карл Либкнехт и Роза Люксембург, главные руководители «Союза Спартака». На членов ГКД пало подозрение в совершении преступления или в соучастии Правительство страны дало санкцию на расследование преступления, которое вызвало большой резонанс в стране и за рубежом. Напряженная ситуация еще больше осложнилась, когда коммунистическая газета «Роте Фане» из-за бестактности представителей партии независимых поставила социал-демократов и представителей «Союза Спартака» перед необходимостью опубликовать неизвестные прежде подробности, касающиеся обстоятельств смерти руководителей «Союза Спартака». В этом сообщении так ловко переплелись факт и голый вымысел, что возникла совершенно искаженная картина, а в без того возбужденные массы имперской столицы еще больше подлили горючего. Поэтому статья в «Роте Фане» оказалась весьма неприятной как для правительства Германии, так и для руководства ГКД, не столько по деловым, сколько по политическим соображениям. Несмотря на довольно удачные выборы в Национальное собрание, успешно проведенные, главным образом, благодаря защите со стороны правительственных войск, и состоявшееся заседание Национального собрания в Веймаре, правительство оказалось в затруднительном положении. Несмотря на то, что избрание Фридриха Эберта временным рейхспрезидентом могло расцениваться как первый признак начинающейся консолидации, все же решающее слово нового правительства во главе с Шейдеманом было весьма условным. Правительство держалось на двух опорах — правительственных войсках и социал-демократическом рабочем классе. И те, и другие не были абсолютно надежными. Лояльности рабочего класса постоянно угрожала пропаганда ультралевых, членов «Союза Спартака» и партии независимых, которые с пристрастием рассчитывали на антимилитаристские инстинкты масс и стремились представить правительственные войска как отъявленных реакционеров, стремящихся свести к нулю завоеванные свободы.

В этой пропаганде правдой было то, что большая часть рядового состава и офицеров в правительственных войсках и свободных формированиях, действительно, поддерживала правительство, возглавляемое социал-демократами и находившееся под их влиянием только потому, что они видели в нем наименьшее из двух зол. Ранее уже было сказано, что Канарис в ноябре 1918 г. в конце концов примкнул к «соци» Носке только лишь потому, что видел в нем единственную надежду на восстановление государственного порядка. Так же думали очень многие из его товарищей; некоторые выходцы из старых офицерских семей относились к правительству тех дней, пожалуй, далеко не столь положительно, как он. Те же военачальники, которые видели дальше, чем молодые лейтенанты и капитаны, и которые глубже осознавали свой долг и свою ответственность, находились в затруднении. Они ведь возглавляли не регулярные войска в благополучном правовом государстве, а добровольцев в стране, где гражданская война еще далеко не была закончена. Им приходилось прилагать все свои силы, чтобы не перегружать моральный настрой войск, что могло бы создать угрозу для дисциплины и послушания.

Чтобы представить себе, насколько неустойчивой была политическая ситуация в Германии в те дни, достаточно просмотреть газеты за февраль и март 1919 г. Они все битком набиты сообщениями о попытках путчей, как с правой, так и с левой стороны, сообщениями о покушениях и стачках. Назовем наугад несколько событий: подавлен реакционный путч в Мюнхене, прусский принц Йоахим арестован в связи с этим событием, и хотя выяснено, что он не принимал никакого участия в происшедшем, он был выслан в Пруссию через баварскую границу, — сообщает, к примеру, «Франкфуртер Цайтунг» 19 февраля. Несколькими днями позже читаем сообщение о том, что Курт Эйснер застрелен в Мюнхене на людной улице лейтенантом графом Арко-Валлеем, в баварском ландтаге министр Ауэр, член социал-демократической партии, ранен выстрелами, один депутат от партии центристов смертельно ранен; результатом всего явилась всеобщая забастовка в баварской столице. Забастовки в Рейнско-Вестфальском промышленном районе, волнения в Мангейме, осадное положение во всем Бадене и так далее и тому подобное — вот маленькая антология одной недели. Не трудно представить себе, как должны были влиять эти сообщения на молодых офицеров и солдат правительственных войск. В их душе вследствие того, что они видели в уличных боях, которые велись спартаковцами всеми самыми коварными способами, вырастала слепая ненависть к левым революционерам, которая становилась еще сильнее из-за оскорблений спартаковских народных ораторов и газет, называвших их (офицеров и солдат) «гвардейцами Носке», «сутенерами реакции», «предателями народа», не говоря уже о более грубых выражениях. Для большинства солдат правительственных войск имена Либкнехта и Розы Люксембург были олицетворением врага, против которого должна быть направлена борьба. В том конце, который нашли они оба, рядовой солдат и офицер не могли видеть ничего предосудительного или достойного сожаления. В конце концов, ведь у солдат было четыре с половиной года войны за плечами, и понятия о ценности отдельной человеческой жизни за это время у мужчин на фронте существенно изменились. Также и самые мыслящие среди мужчин в «Эден-отеле», к которым принадлежал и Канарис, не могли полностью освободиться от влияния атмосферы, описанной здесь.