Единственный - Мария Летова

«Нет!» — мне хочется это прокричать, но уже и сама не знаю, кто я.

Это словно переболеть. Если я не сделала этого раньше, не переболела, то в эту ночь свершилось.

Будто у меня жар и подо мной раскаленная сковородка, верчусь на сбитой простыне всю ночь, а утром тело ломит. Завтрак опять не лезет, ковыряю его вяло, ни на минуту не забывая: в моем шкафу находится железобетонное доказательство того, что вчерашний вечер мне, черт возьми, не приснился!

Снимаю куртку Палача с вешалки и кладу на кровать. Пока одеваюсь, смиряюсь с неизбежным: мне нужно ее вернуть, так ведь?

Неугомонное волнение опять дергает.

Если он снова предложит что-нибудь? У меня за ночь ни черта не изменилось.

Я не хочу! У меня же мозги, не вата, почему тогда терзаюсь?!

После дождя на улице лужи, скорее всего, их уже к обеду не будет. По прогнозу дикая жара…

На работу приезжаю за полчаса до открытия. Раньше Майи, а она обычно всегда за стойкой первая, будто в штат хочет в сто раз больше меня. На самом деле она просто далеко живет.

Свободное время посвящаю тому, чтобы упаковать злосчастный бомбер в пакет со скрупулезностью профессионального упаковщика. Все время смотрю на часы, зная, что свои тренировки Артур Палачёв начинает не позднее девяти утра, но его нет даже в полдесятого.

Он не мог насолить мне больше, ведь я в пружину сжалась, ожидая его появления. Сколько раз переплетала волосы перед зеркалом в раздевалке, даже вспоминать не хочу.

Сердце прыгает каждый раз, когда открывается дверь, но все мимо.

— Ты на обед собираешься? — интересуется Майя в полдень.

— Нет… — отвечаю ей, посматривая на часы.

Даже в четыре дня пружина внутри меня не распрямляется. Я все еще жду, и каждый волосок в моем теле как наэлектризованный.

Глава 10

Неделю спустя

Вылетаю из отделения полиции, как ошпаренная.

Кожа чешется, мне хочется скрести ее ногтями.

Несусь по улице, не разбирая дороги, и замедляюсь только когда вижу ворота парка, в которые сворачиваю. Солнце печет нещадно, я мечтаю найти тень.

На дорожку кто-то насыпал хлебных крошек. Их клюют жирные голуби, которых разгоняю, садясь на скамейку.

— Гр-р-р…

В сумке звонит телефон, и я не тороплюсь его доставать. Он уже четыре дня разрывается. С утра и до вечера, я перестала отвечать незнакомым номерам. Почти перестала реагировать. На эсэмэски тоже. Я их просто игнорирую.

“Сдохни”

“Сука”

“Бойся”

“Шлюха”

Я не боюсь…

По крайней мере не в данную минуту.

Эти угрозы не настоящие. Не могут быть настоящими. У всего есть предел. У всего! Даже у ублюдков, которые терроризируют нас с братом уже четыре дня.

— Гр-р-р…

Я чешу пальцами колени, обтираю вспотевшие ладони о шорты. Жарко даже в тени, и по спине у меня бежит капля пота. Это дискомфортно, ведь вчера на коже появилась мелкая сыпь, я знаю, что она от нервов. Такое случалось со мной раньше. Перед важными экзаменами, например.

Достав из сумки телефон, я проваливаюсь в расписание автобусов, ведь своего транспорта у меня больше нет.

Сегодня ночью моей “Веспе” прокололи шины и отбили зеркала.

И хоть страх быстро превратился в ярость, в ту минуту… в первую, я поверила угрозам, которые захламили мой телефон. Пусть и мимолетной вспышкой, страх все же прокатился по моим венам!

А сейчас в них клокочет злость, ведь мое заявление в полиции “потеряли”, и новое потеряют, уже не сомневаюсь. Не сомневаюсь, что вандалов, покалечивших мой мотороллер, искать никто не будет.

Я дико хочу пить, поэтому, снова распугав голубей, иду на автобусную остановку, чтобы поскорее добраться до дома. Никита ждет меня там. Мечется. Его распирает, он лупит кулаками диванную подушку, швыряет ее в коридор. Вываливает на меня обвинения, от которых и сама закипаю.

Беснуясь за моей спиной, пока достаю из холодильника продукты, вопит:

— Я же говорил! Ну и что теперь будем делать?!

От его воплей я вибрирую и сильнее чешусь, не в состоянии сообразить, что собралась делать с курицей, на которую смотрю. Я не знаю, и руки у меня дрожат.

— Ничего… — говорю ему. — Они сами отстанут.

Ведь у всего есть предел!

— Я пойду туда!

От того, что мы вдруг меняемся местами, только хуже становится.

— Нет! — хватаю его за футболку. — С ума сошел?! Они отстанут.

— Отстанут, как же!

Стоя за стойкой ресепшен на следующий день, я пялюсь на свой телефон, открыв рот.

Несмотря на то, что я закрыла доступ ко всем своим соцсетям еще в первый день, меня словно вулканической лавой обдает, когда получаю эсэмэску с картинками, на которых откровенное порно, и у всех женских тел мое лицо.

Щеки обдает краской…

Я пялюсь на эти картинки, чувствуя, как подкатывает к горлу тошнота.

Это в сети?

Закрывшись в туалете спортклуба, я сношу свои соцсети. Все! Тыча пальцами по экрану, сношу годы своей чертовой жизни, запечатленные в фотографиях. Моменты, друзья… бывшие и все остальные… все отправляю в корзину. Стираю. Уничтожаю, чтобы в интернете от меня не осталось даже следа!

Майя смотрит на меня удивленно, когда возвращаюсь за стойку, а я ищу в ее взгляде подвох. Насмешку, издевку, брезгливость… ищу и не нахожу, понимая, что только что начала сходить с ума, ведь ищу то же самое в глазах всех окружающих и встречных, пока возвращаюсь домой знакомым маршрутом.

Взгляд прячет только мой брат, когда встречает на пороге.

На его щеках появляется краска смущения.

— Я там… картошку пожарил… — бормочет, пока плетусь в свою комнату и плотно закрываю дверь.

Одежда, которую с себя стаскиваю, кажется неподъемной. Роняю ее на пол, заворачиваясь в халат. На стук в дверь отвечаю тихое:

— Да.

Никита проскальзывает в комнату и мнется, когда бросаю на него взгляд.

— Ян… — говорит. — Хочешь, я тоже заявление напишу?

— Нет… — отвечаю с глухим смешком.

Если бы мы могли за себя постоять, его не пришлось бы писать и в первый раз…

Если бы я только знала, чем это обернется… но даже сейчас я не уверена, что поступила бы иначе! Ведь все это можно пережить, а вот потеря достоинства на всю жизнь отпечаток!

— Может отцу позвоним?

Эту мысль, когда она пришла мне в голову, я отбросила в ту же секунду, как она появилась.

Одно то, что его номер почти никогда не болтается у нас в недавних вызовах, говорит о том, как часто мы вообще это