Последний выстрел - Эмма Пиньятьелло

Барбарани и добиться судебного запрета. При этом пойти на риск, предположив, что она солгала о заговоре Кейна Скиннера и Ла Маркас.

Второй: предположить, что Макс Конрад, как бывшая сотрудница полиции, не настолько глупа, чтобы бежать из тюрьмы, а, скорее всего, вышла на свободу по условно-досрочному. Поприсутствовать на сборе, чтобы не потерять работу, и проверить через установленные в коттедже камеры, не пытается ли она заложить его вещи или сжечь дом. А потом, поскольку он потерял всякое доверие к собственному чутью, потратить утро на то, чтобы выслушать ее.

Но дав ей шанс рассказать нелепую историю о планируемом убийстве, он подпишет собственное заявление об отставке. Последняя ошибка такого рода едва не стоила ему работы и доверия Джованни. И причиной той ошибки была женщина, красивая и коварная.

Он не мог рисковать, игнорируя ее заявление. Даже несмотря на вероятность того, что в случае еще одной ошибки он навечно станет вирусным мемом для охранников Барбарани и Джетта, объектом насмешек и героем анекдотов, передаваемых из поколения в поколение.

– Кто-то умер.

Голос Неллы не должен был его удивить. Он всегда был в курсе происходящего вокруг, всегда предугадывал следующий шаг. Но сегодня утром он как будто плыл с завязанными глазами в потоке густого черного кленового сиропа.

Старшая из отпрысков Барбарани стояла на верхней площадке белой мраморной лестницы, до которой Грей каким-то образом добрался, споря с самим собой.

– Что? – Он бросился вверх по лестнице, уже держа руку на кобуре.

Нелла сделала такое лицо, будто он забыл надеть штаны.

– Успокойся, Лиам Нисон. Я имела в виду тебя – ты мертв. Забыл, на кого работаешь?

– Нельзя такие вещи просто так говорить. Я обязан принимать их всерьез.

Неужели у нас с тобой разное понимание слова «убийство»?

Сосредоточься. Джованни. Сбор.

– Что с тобой? – спросила Нелла, шагая с ним в ногу вверх по лестнице: она – в туфельках на красных каблуках от Луи Виттон, он – в строгих кожаных туфлях, к которым он так и не успел привыкнуть. Джованни установил для служащих строгий дресс-код – оружие и итальянская обувь не подлежали обсуждению.

– Не выспался.

– Обычно секс помогает.

– Секс лучше всего помогает, когда бодрствуешь.

Нелла бросила на него знакомый взгляд. Он знал, что за этим последует, и прибавил шагу, надеясь успеть до начала сбора.

Барбарани вполне могли позволить себе покритиковать его личную жизнь, ведь он провел свой выходной, пытаясь спасти Луку от растерзания самыми отъявленными холостячками Западной Австралии. А мог бы поехать в город. Выпить пинту пива. Или джина. В том заведении на берегу моря делают отличный джин, разве не так говорила Нелла? Может быть, встретил бы девушку. Отпускницу или туристку, приехавшую с винным туром. Но не местную. Все местные его знали. И по какой-то необъяснимой причине считали недоступным.

Собственностью Барбарани.

Необъяснимая причина на самом деле была объяснима. Когда им было около семи лет, Антонелла Барбарани заявила, что ее совершенно не интересует Грей в романтическом плане, однако никто другой не имеет на него права. Он был под запретом. Нарушители будут преследоваться по закону. В буквальном смысле – теперь Нелла была адвокатом. И эта сутенерская опека казалась милой и забавной тогда, но сейчас, почти двадцать пять лет спустя, она немного надоела.

Вот только приезжие женщины не обращали внимания на гнев Неллы. Туристки из Перта, наверное, знали о Барбарани примерно столько, сколько знают о тигровых змеях люди, отправляющиеся на прогулку в буш. Итальянская династия, которой Грей служил с детства, была такой же туристической достопримечательностью, как шоколадная фабрика и здешние пещеры. Для Грея они всегда были работой, как и для его отца. Они были единственными, кто принял солдата, уволенного из армии по дискредитирующим обстоятельствам. И за это, как ему представлялось, он был обязан им жизнью.

Так что он не поехал бы в город, а пошел бы в спортзал.

– У тебя франжипани в волосах. – Нелла потрепала его по голове, и действительно, белый цветок упал ему на руку, затем слетел на балюстраду и, наконец, приземлился на дно высокого, от пола до потолка, винного шкафа, растянувшегося на всю длину зала, – бутылки лежали, как реликвии за музейным стеклом или гробы в мавзолее.

– Ветром, должно быть, принесло.

– Грейсон.

– Антонелла.

Они прошли мимо сурового портрета Эмилио Барбарани, деда Неллы, создателя знаменитого сангве и катализатора постоянной головной боли под черепной коробкой Грея. Когда он проходил мимо, старик Эмилио, казалось, хмурился еще сильнее. Грей не понимал по-итальянски ничего, кроме ругательств, но знал, что написано на бронзовой табличке под портретом: Секрет в вине.

– Нельзя из-за Софи вечно ненавидеть всех женщин.

Ух ты.

– Я не ненавижу женщин. – О той, которую он запер в своем доме, лучше не упоминать.

– Фрэнки и я не в счет.

– Я никогда не воспринимал вас как женщин.

В их словесной перепалке это было чем-то вроде обязательного хука справа, но в то же время и правдой. Все-таки они росли вместе и он видел, как она засовывает себе в нос спирелли, и вместе с ней и ее братьями участвовал в соревнованиях – кто громче пукнет.

– Я уже начинаю беспокоиться, что ты как тот призрак в «Американской истории ужасов», который не может покинуть дом, потому что на самом деле давно умер и навсегда связан с этим местом.

Грей издал звук, который в его представлении должен был обозначать невнятное ворчание, но который, судя по взгляду Неллы, она интерпретировала иначе.

– Ты бы выглядел вполне прилично, если бы не производил впечатление человека, постоянно думающего о том, как бы кого-нибудь зарезать. Ты нравишься женщинам, Грей, я ведь вижу.

Конечно. Он нравился женщинам, потому что был ближе других к Барбарани.

– Не все такие, как она, – добавила Нелла, когда он не ответил.

Не все. Но Софи показала ему его слабость, а то дело, которым он занимался, не предполагало слабостей.

– Это все из-за патриархата, – сказала Нелла как раз в тот момент, как Грей собрался сменить тему и прощупать почву относительно угрозы убийства, не спрашивая об этом напрямую.

– Софи написала ту статью о вашей семье из-за патриархата?

– Красота портит женщину, – изрекла Нелла.

Еще один лестничный пролет, и вплести тему убийства в этот обрывочный разговор уже не получится. Возможно, Нелла была права, но Грей уже принял решение.

– Не каждая граната взорвется, но, если ты не будешь вести себя так, будто взрываются все, ты – труп.

– Моя ошибка, – сказала Нелла, когда они подошли к огромной двери sala da