Вверх тормашками в наоборот-2 (СИ) - Ночь Ева

Меданы молчали. Плотно сжатые яркие рты – презрительные и непримиримые. В глазах – упрямство. «Говори, говори, мы потерпим» – читалось в каждой напряжённой фигуре. О мужиках и говорить нечего: недобрые взгляды могли пробить дыры в теле насквозь. Если бы мужчины умели делать подобное. Хвала диким богам, не дано.

– Он был добр, но это всё. – слова лились легко, сеть плелась удачно. Ничего, что они злятся и не хотят смириться. С такими воевать – удовольствие. – Но после Пора кто угодно покажется добрым и великодушным.

– Ты почему-то добрым не кажешься, – съязвил кто-то.

– Не собираюсь казаться, – заморозил взглядом и голосом, – собираюсь быть. Когда я сказал, что хотел лучшей жизни для вас ещё когда был жив Пор, – это не пустозвонство. Уже тогда я помогал вам.

– Да неужели? – интересно, они когда-нибудь молчат?..

– Чуть больше года назад Пор провёл чистку в Долине.

Толпа замерла. Наконец-то. Стало тихо так, что завибрировал воздух от шумного дыхания разноволосых женщин. Кто-то, не сдержавшись, всхлипнул.

Лерран ещё раз обвёл толпу глазами, сделал ровно три вдоха и выдоха. Спокойных, размеренных, расслабленных. Не стоит торопиться, пусть подождут.

– Я верну детей.

Сказал тихо – не было нужды повышать голос. Его и так услышали – ловили каждый звук, что срывался с тонких скульптурных губ. Сказал и, развернув лошадь, отправился прочь, не дожидаясь, пока поднимется буря. Сейчас не время отвечать на вопросы и смотреть в искаженные мукой и надеждой меданские лица.

Самое время посетить Замок. Преодолеть ещё одну ступень.

Выкрики и голоса всё же настигли его. Бились о спину надломленными птицами, стенали, растекаясь в воздухе болью и растерянностью. Он чувствовал: меданы дрогнули и готовы бежать за ним вслед. Пришпорил коня, чтобы не смазать эффект от своих слов ненужными объяснениями. Пусть помучаются и подумают. А заодно и станут помягче.

Почти у самого края Долины, у въезда на Небесный Путь, неизвестно откуда появилась фигура. Метнулась тенью прямо под копыта. Испуганный конь, тонко заржав, встал на дыбы. Хорошо иметь железные нервы и тренированное тело. Иначе валяться бы ему позорно на земле.

Осадил животное жестко. Возможно, порвал нежный рот – позже нужно глянуть. В груди поднималось раздражение. На досадную неожиданность, непреднамеренную жестокость, неумение отреагировать спокойнее.

Не стал спешиваться. С лицом совладать сумел: смотрел свысока на бабищу, что выросла не пойми откуда. Высокая, полная, широкобёдрая. Волосы спрятаны под белой шапочкой-платком, широкая юбка мягкими складками падает до края истёртых кожаных туфель.  Чистое безмятежное лицо и глаза – два настырных серо-зелёных сверла. Муйба.

Лерран недолюбливал муйб. Недолюбливал – очень мягко для того чувства, что он испытывал к этим низшим ведьмам. Муйба?.. На выходе из долины?.. Запоздало вспомнил, что не видел в толпе Иранну. Интересно.

– Лерран, – выдохнула его имя тихо, но властно.

Он не знал, что ответить, но глаз не отвёл – ещё чего.

– Муйба, – выдавил сквозь зубы.

– Келлабума, – представилась ведьма, продолжая беспардонно пялиться. Ничего, когда всё утрясётся, он научит её склонять голову перед властителем.

– Я слушаю тебя, Келлабума. Ты пришлая, поэтому прощаю тебе бестактность по отношению к властителю Верхолётной Долины.

– Ещё не властитель, а уже высокомерен. И ты ошибся, Лерран. Я здешняя муйба. Иранна отправилась в путь вместе с Гелланом и Милой, – ответила на невысказанный вопрос.

– Властитель, муйба. Дело времени. Короткого, чтобы все поняли и приняли. И ты не исключение. Пришла познакомиться? – сказал резче, чем хотелось, и прикусил губу от досады, от чего раздражился ещё больше. Спокойнее – вдох-выдох.

– Нет, Лерран. Хотела посмотреть тебе в глаза.

Он никогда не бил женщин, а тут захотелось. Стегнуть хлыстом или напугать, чтобы отшатнулась. Вдох-выдох.

– Посмотрела? – ровный, со снежным хрустом, тон.

– Да. Тебе сначала стоило покорить Верхолётный Замок, а потом заявлять о властительных правах на Долину.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Благодарю за заботу. – насмешливый кивок. – А теперь с дороги, муйба.

Но Келлабума отступать не спешила.

– Ложь – порок. Ложь, замешанная на высокомерии и жажде власти, – язва, что разъедает душу и губит тело. Мне не жаль тебя, Лерран.

Сказала – и скользнула в сторону, освобождая путь, но уходить не спешила.

Уехать молча было бы правильнее, но хотелось поставить точку. Свою точку.

– Не знаю, о какой лжи ты говоришь, муйба. Что же до душевных язв, через которые страдает тело, так это мимо. Если у меня и есть душа, она в броне. Меня не пробить лжепророчествами и тем более – не напугать.

Снова кивок – издевательский, отражённый в презрительном блеске глаз. Конь ступил на невидимую тропу и, пробуя копытом воздух, осторожно двинулся вперёд.

– У тебя нет сердца, Лерран. И однажды ты поймёшь, как это: жить без сердца и души. Беспомощным и слабым. Одиноким и несчастным. Не прошу богов дать тебе сил. Прошу дать тех, кто сможет протянуть руку даже такому мерзавцу, как ты, – выстрелила в спину тихо, но проникновенно.

Лерран почувствовал, как нехорошо зашевелились на затылке волосы. Он ненавидел муйб. Да – точное слово для того чувства, которое он к ним испытывал.

Оборачиваться не стал. Вдох-выдох. Его не пронять проклятьями да пророчествами низших, самых низших. Можно ехать вперёд и забыть о Келлабуме и её речах. Ничего, скоро он поставит на место всех, и эту наглую бабу в том числе. Не бить, ломая кости, не насиловать, но другими методами поставить на колени в почтенном поклоне .

Улыбка гадюкой ползёт по губам – страшная улыбка, обезображивающая идеальное лицо, ломающая скулы и брови, вырезающая знак птицы на лбу. Таки не совладал собой. И Шаракан с ним: впереди пустота Небесного Пути, облака да пики гор в отдалении.

– Ты ещё вспомнишь свои слова, муйба, – шепчет он со свистом, выпуская пар раздражения из груди, – Ты ещё вспомнишь…

Глава 7. Число пятнадцать

Дара

Я попыталась пришпорить лошадку, но та встала, как вкопанная и заартачилась не хуже упрямого осла. Пришлось слезать и бежать за Гелланом вслед. Естественно, догнать его не пыталась: он уже гибко приземлился возле Жерели, с силой оттолкнул зомбированную Офу и, выхватив меч, попытался нарисовать круг.

Дурацкая затея, я вам скажу. Это не замковый сад с землёй. Здесь камни да скалы вокруг, но он всё же пытался, раз за разом отталкивая подползающую к Жерели Офу. Камни позеленели от её крови. Подскочив, я ухватила девушку за плечи и намертво зажала руки в замок.

– Посторонись, стакер, – голос Айболита, что бесшумно материализовался из-за ближайшего валуна, сочился снисходительной усмешкой.

Геллан молча отступил в сторону и, спрятав меч в ножны, помог мне удерживать отчаянно вырывающуюся Офу. Вдвоём нам почти удалось её обездвижить.

Кровочмак на нас не смотрел. Сложив указательный и средний палец крестом, обвёл Жерель по кругу. Ровнёхонько легла аккуратным бортиком насыпь из каменной крошки. Офа наконец-то обмякла, провалившись в обморок.

Тут же подскочила Росса и, поводя ладонями над девушкой, остановила кровь.

– Шаракан, – выругалась она сквозь зубы, – угораздило. Приличная кровопотеря.

Неловко, бочком, к нам приблизился Айболит.

– Ты позволишь?.. – спросил хрипло, заглядывая мне в глаза. Так глубоко, что я почувствовала головокружение. Очень захотелось кивнуть, но я сдержалась и лишь покрепче сжала Офу в объятьях.

– Не отдам! Ты что себе вообразил?!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Кровочмак отрицательно качнул лохматой головой и потупился. Его начинало подтряхивать, как наркомана, но он стоял, не шелохнувшись.

– Позволь ему, – попросил Геллан, и я посмотрела на него, как на сумасшедшего.

– Не бойся, – поддакнула лендра.

Я переводила взгляд с златоволосого властителя на Россу. Они чего-то ждали от меня, на сумасшедших не смахивали.