Мертвый лев: Посмертная биография Дарвина и его идей - Винарский Максим

Аксиомы, даже Божественные, могут быть хорошим эвристическим инструментом, особенно на ранних этапах познания, когда неясного и нерешенного так много, что нужно иметь какую-то точку опоры для движения вперед. Но вот наступает момент, когда некто задумывается: а так ли уж достоверны и необходимы эти аксиомы? Именно это в начале XIX в. произошло со знаменитой пятой аксиомой Евклида, согласно которой две параллельные прямые, проведенные на плоскости, уходя в бесконечность, не пересекутся никогда. Собственно, а кто это может видеть собственными глазами, кроме Господа Бога? А если где-нибудь далеко, за орбитой Сатурна или в Большом Магеллановом Облаке две прямые все-таки сходятся?{45} Об этом задумались сразу несколько крупных математиков, включая Карла Гаусса в Германии и Николая Лобачевского в России. Так родилась альтернативная неевклидова геометрия, в которой пятая аксиома не выполняется. Сперва новую геометрическую систему считали не то чтобы безделицей, а как бы «игрой ума» выдающихся математиков. Но вот прошло 100 лет, и Альберт Эйнштейн доказал, что геометрия нашей Вселенной в макромасштабе точнее описывается именно по Гауссу и Лобачевскому, чем по Евклиду.

Дарвин совершил нечто подобное в области биологии.

Средневековье давно в прошлом. Канула в Лету викторианская Англия. Мы живем в практически секулярном мире, образование в большинстве стран – светское, церковь отделена от государства. Божественная аксиома не преподается большинству из нас с малолетства как нечто само собой разумеющееся, не составляет фундамента школьного образования. Вот почему нам сложно понять тот неподдельный шок, который вызвала у столь многих современников теория Дарвина. Против нее выступили почти все светила тогдашней биологии: Ричард Оуэн в Англии, Генрих Бронн в Германии, Карл фон Бэр в России. Многие из ученых-антидарвинистов использовали не только научные, но и философские, этические аргументы. Подобно Седжвику, они настаивали, что теория Дарвина прямо угрожает общепринятой морали и самим устоям европейского общества, основанного на христианских ценностях.

От Божественной аксиомы в те времена отталкивались все рассуждения о мире и человеке. Подобно принимаемым без доказательств аксиомам Евклида, на которых он построил здание своей геометрии, Божественная аксиома считалась прочным основанием христианского общества, тронь ее – и все полетит в тартарары. Трон, церковь, мораль, брачные отношения, воспитание детей, право собственности – все! В Англии, как и в других странах Европы, религия была основой основ, фундаментом убеждений и «верхов», и «низов» общества, а те немногие инакомыслящие, что придерживались атеистических убеждений (к ним относился, к примеру, отец Дарвина доктор Роберт Дарвин), предпочитали не распространяться о них на публике.

Но факт остается фактом: ни одна из великих священных книг, созданных человечеством, не совместима в полноте своей с современной научной картиной мира, куда входят представления не только о живой природе, но и о возникновении и эволюции Вселенной, химических элементов, из которых она состоит, Солнечной системы и планеты Земля. Особенно если понимать сакральные тексты буквально и сравнивать их с нашими университетскими учебниками. Почти по всем вопросам – расхождение полное.

Удивляться тут нечему. Практически все священные книги написаны в осевое время (как назвал его немецкий философ Карл Ясперс){46} и отражают мифологические представления о мире, бытовавшие более чем за 2000 лет до наших дней. При этом возникли они в тех культурных ареалах, где науки как рационального способа познания мира попросту не существовало. Сегодня сакральная мифология выглядит в лучшем случае наивно, но это не вина ее творцов. Ровно то же самое произошло и с концепциями древнегреческих ученых, живших в конце осевого времени. Ни одна из них в своем исходном виде не сохранилась до наших дней. А те идеи, которые оказались в итоге верными, – например, гипотеза о существовании атомов, выдвинутая Левкиппом и Демокритом, – видоизменились так, что сами их создатели едва ли узнали бы свои воззрения в сложнейших построениях атомной физики. Современная астрономия тоже совершенно несовместима с системой мира Аристотеля или Птолемея. Два с лишним тысячелетия – срок немалый, но если научные представления за это время продвинулись вперед чрезвычайно далеко, то «законсервированные» в священных текстах мифологические сюжеты о происхождении мира и человека не изменились ни на йоту. И до сих пор они находят немало приверженцев, убежденных в том, что богооткровенные тексты не могут быть ложными по определению. Замечу, однако, что ни Птолемей, ни Аристотель, ни другие великие античные ученые (пожалуй, кроме Пифагора{47}) не считали свои взгляды отражением божественной, данной раз и навсегда истины. Они всегда рассматривали их как порождения несовершенного человеческого ума, которому свойственно заблуждаться. Даже если это ум гения.

Чарльз Дарвин прекрасно осознавал ограниченность и несовершенство своей эволюционной теории, не претендовал на абсолютное знание, и уж тем более ему не пришло бы в голову писать «Происхождение видов» как пособие по научному атеизму. Он искренне не понимал, каким образом его книга может задеть чьи-либо религиозные чувства, ведь она не посвящена ни богословию, ни философии. Дарвин всего лишь предложил новое, «натуралистическое», объяснение для большого числа природных феноменов, которые до него считались необъяснимыми без обращения к Божественной аксиоме. Он доказывал, что все многообразие форм живых организмов, существующее в наши дни и существовавшее в геологическом прошлом, возникло в ходе естественного природного процесса, «бездушного» и «безмозглого» в том смысле, что за ним не стоит никакая личность, обладающая разумом и способностью предвидеть последствия своих действий{48}.

Наверное, если бы дело касалось только животных, растений и микробов, новая теория не вызвала бы особого ажиотажа. Но как вывести человека из-под действия «опасной идеи» Дарвина, как объяснить появление его духовности «безмозглой» эволюцией? Нужно было делать однозначный выбор. Или Homo sapiens – такой же продукт природы, как и все остальные биологические виды, или он появился на белом свете чудесным, сверхъестественным способом. И рассуждать о нем наука не вправе, она должна лишь безропотно следовать мнению богословов (как это делал Адам Седжвик).

Допустим, мы выбрали первую из двух возможностей, и что тогда? Если логически развертывать теорию Дарвина, отказываясь от Божественной аксиомы, нам придется радикально поменять привычные представления о человеке, его происхождении, предназначении и загробной участи. Критикам из религиозного лагеря сразу после выхода «Происхождения» стало понятно, что если Дарвин прав, то многие из основополагающих доктрин христианства – бессмертие души и посмертное воскрешение тела{49}, реальность загробной жизни и святых заступников на небесах, происхождение человечества от единственной пары прародителей – становятся не более чем благочестивыми иллюзиями. Человек лишается всяких перспектив на небе. Теперь он выброшен из уютного и понятного Космоса, в котором был под опекой благого и всемогущего Отца, и очутился лицом к лицу с жестокой и неумолимой природой, равнодушной к его бедам и страданиям. Природой, не ведающей добра и зла и способной уничтожать людей тысячами, словно каких-нибудь поденок или мелких грызунов. Могло показаться, что жизнь человека лишается всякого смысла, всякой надежды на загробный «хеппи-энд». Это экзистенциальный ужас, подобный тому, который охватил европейцев в эпоху Великой научной революции XVI–XVII вв., когда одна за другой появлялись системы Коперника, Галилея, Ньютона…