Озарение - Гурвич Владимир Моисеевич

Максим тоже заметил ее и удивленно подошел к ней.

— Ты чего тут делаешь, краля? — спросил он. — У тебя же тачки нет. Или появилась?

— Не появилась. Я к тебе пришла.

— Ко мне? — В глазах Максима засветились огоньки. — И чего тебе надобно?

— Я тогда неправильно себя вела. Хочу исправить, — пояснила Дана.

— Исправить никогда не поздно. И когда хочешь исправлять?

— Да хоть прямо сейчас.

— Так я на работе, если заметила.

— Мое дело предложить, твое дело отказаться, — пожала плечами Дана. — Ну, я тогда пойду, — повернулась она к выходу.

— Стой! — остановил ее громкий возглас Максима. Он крепко схватил ее за локоть. — Постой.

— Хорошо.

— Не сбежишь?

— Я же сказала.

— Я быстро.

Вернулся он через три минуты.

— Отпросился. Но всего на два часа. Ты же тут вроде рядом обитаешь?

— Десять минут ходьбы.

— Вперед!

Они понеслись по улице. Бежали так быстро, что даже не разговаривали, так как разговоры сбивали их с темпа бега. От волнения Дана никак не могла открыть ключом дверь. Максим выхватил его у нее и одним движением провернул замок.

Они оказались в квартире, и в тот же миг Максим впился в губы Даны. Она ответила ему таким же страстным поцелуем. Он стал срывать с нее одежду. Дана толкнула его в комнату. Уходя, так спешила, что не прибралась, даже постель, как следует, не застелила. Но сейчас ей было на это абсолютно наплевать.

Они освобождались от одежды в каком-то невероятно темпе. И буквально через минуту уже стояли друг против друга абсолютно голыми. Каждый рассматривал другого.

— А ты классная телка, — оценил Максим. — Мне нравится таких трахать.

— Вот и трахни! — Дана уже не совсем ясно осознавала, что происходит, кроме распирающего тело сильного желания она других сигналов почти не воспринимала. Нефедов возбудил ее, но совершенно не удовлетворил. И теперь каждая клетка ее тела жаждала удовлетворения.

Максим толкнул ее в кровать, она распласталась на ней, он тут же накрыл Дану своим телом. Она закрыла глаза, ей в эти мгновения зрение абсолютно не требовалось, даже мешало, все сосредоточивалось в ней на тактильных ощущениях.

Дана сразу поняла, что Максим опытный любовник, он знал, как заставить женщину взобраться на самый пик наслаждения. Правда, она вскоре почувствовала, что он несколько грубоват и прямолинеен и даже делает ей немного больно, но сейчас это почти не имело значения. Хотелось одного — кончить скорей и мощней, все остальное представлялось второстепенным.

Дана ощутила, как стремительно наполняется ее тело раскаленной лавой желания, оно зарождалась где-то немного ниже груди и быстро, как падающая с большой высоты вода, струилась вниз. И там скапливалась в виде огненного шара. И нужно было всего лишь еще усилие, чтобы он победоносно вырвался бы наружу.

И это произошло. Ее сознание словно бы раскололось на две половинки, ей даже показалось, как мелькнула и тут же померкла невероятно яркая полоска. Крик вырвался из горла Даны, а тело волнообразно запульсировало.

Она медленно приходила в себя. Сначала она ничего не видела, кроме серой полоски света, но затем зрение в полном объеме вернулась к ней, показывая ее убогое, неустроенное жилище.

Дана повернула голову, Максим лежал рядом и смотрел на нее.

— Классно кончила, — оценил он. — Всегда у тебя так?

— По-разному, — ответила она. Почему-то ей не хотелось перед ним откровенничать.

— Понятно. — Он откинулся на подушку. — Хлебнуть есть чего?

— Чего ты хочешь?

— Водки. Нет водки не надо, если на работе учуют, могут уволить. Просто воды.

— Сейчас дам.

Дана встала, подошла к фильтру, налила из него воды в стакан, вернулась и протянула его Максиму. Тот жадно выпил.

— Мне после секса всегда хочется пить.

— Странное желание, — оценила Дана.

— Ничего странного, энергии же много расходуешь. — Максим вдруг с интересом поглядел на нее. — А что тебе так приспичило, что сама ко мне пришла?

— Давно не трахалась, — соврала Дана. В эпопею с Нефедовым посвящать своего партнера она не собиралась.

— Что-то не верится.

— Работы много, — пожала голыми плечами Дана.

— Ты же художница, — вспомнил Максим.

— Да, — подтвердила Дана. — Вон там мои картины.

— Надо поглазеть, — сказал Максим, но не сделал и движения, чтобы осуществить свое намерение.

Дана вдруг отчетливо поняла, что ее творчество никогда не станет предметом его интереса. Она почувствовала что-то вроде разочарования. Впрочем, что ей за дело, он нужен ей совсем для других занятий.

Максим посмотрел на часы.

— Мне надо идти, меня отпустили всего на два часа. А у нас с опозданием строго. Знаешь, как нас штрафуют.

— Надо, иди, — сказала Дана. Ее вполне устраивало, если он сейчас ее оставит.

Максим вскочил и стал быстро одеваться. Через минуту уже стоял перед ней полностью облаченным.

— Ну, все, пока малышка, — чмокнул Максим Дану в щеку. — Еще увидимся. Было классно. Ты мне очень понравилась.

— Ты мне — тоже.

Максим махнул рукой и выскочил из квартиры. Дана снова легла и укрылась одеялом. Она решила, что вполне может себе позволить немного вздремнуть. Тело было легким, сейчас оно не требовало ничего, кроме покоя. О Максиме Дана больше не думала. Ее снова взяли в плен прежние заботы, в которых ему не было места.

15

Позвонил Болтнев и сообщил: есть халява. Сдается детский садик, нужно расписать спальню и столовую. Надо немедленно ехать к заведующей для заключения договора. Иначе работу могут перехватить.

Дана в этот момент писала картину; во время секса с Максимом у нее возникло что-то вроде замысла. Точнее, в тот момент это был не замысел, а лишь неясный абрис его. Но ей хотелось его хоть как-то запечатлеть; вдруг из этого мимолетной вспышке выльется нечто стоящее.

Но услышав сообщение бывшего преподавателя, Дана тут же отложила кисти и стала поспешно одеваться. И уже через пять минут неслась к станции метро.

Заведующая пожилая, но тщательно следящая за собой дама, встретила Дану весьма прохладно. Она не то недоверчиво, не то настороженно разглядывала ее, словно испытывала к ней большое недоверие.

Она представилась Риммой Николаевной и сразу же перешла к деловой части встречи. Следовало отдать заведующей должное — объясняла она кратко, но четко и понятно.

Условия были жесткие: детский садик должны было сдавать в конце месяца и к этому сроку следовало завершить всю работу. А она была отнюдь не маленькая, предстояло расписать четыре стены. На подготовку эскизов давалась неделю; если художник своевременно их не представит, то контракт автоматически разрывается. Римма Николаевна положила перед Даной какой-то листок. Это список животных, которые предстояло отобразить, пояснила она.

Дана попыталась заикнуться об авансе, но тут же эта попытка была пресечена. Ни о каком авансе не может быть и речи, никто не собирается выплачивать деньги человеку, о профессиональных достоинствах которого ничего не известно. Если это условие не устраивает, то она, Дана, может идти на все четыре стороны.

Пришлось Дане соглашаться и на этот пункт. При этом она не могла отогнать от себя мысль, как будет жить до того счастливого момента, когда получит деньги за работу. На те средства, что ей одолжил Болтнев, соблюдая режим строгой экономии, можно протянуть еще денька два. А вот что дальше, неизвестно, никаких новых поступлений ей не светит.

— Вы согласны подписать договор? — услышала Дана строгий голос Риммы Николаевны.

— Согласна, — поспешно произнесла Дана.

Через минуты она уже подписывала два экземпляра договора.

16

Дана принялась за работу в тот же день. Хотелось закончить ее как можно раньше и тем самым получить деньги и заняться чем-нибудь более серьезным. Но к концу следующего дня вдруг осознала, что у нее мало что получается. Конечно, нарисовать зайчиков, медвежат и прочую живность для нее не представляло большого труда. Но она видела, что получается скучно, формально. Никто и уж тем более дети не станут рассматривать эти рисунки, скользнут по них взглядом и тут же забудут. Потому что не трогают, не задевают какие-то важные струны детской души. Уж если ей самой не нравится, что тут говорить о других.