Четвёртая (СИ) - Нагорная Екатерина

К полудню третьего дня пути граница Виникриса осталась позади. Интересно, что пустыня, по слухам окружавшая Чьиф, так и не началась. Впрочем, Бендо Дамут о ней тоже не упоминал. А если верить дневнику, то ближе к ночи должны были показаться стены цитадели. Пока же жизнь подсунула неожиданное препятствие и второе крупное расхождение с дневником: хорошая, выложенная огромными плоскими камнями дорога внезапно закончилась, а вместо неё осталась широкая и довольно утоптанная, но все же тропа. Которая, к тому же, вскоре начала сильно забирать вверх, да так, что Сольге и Янкелю вскоре пришлось спешиться и почти силой тащить за собой лошадей — те ни в какую не желали почувствовать себя горными козами.

— Похоже, — тяжело дыша, сказал Янкель, когда они, наконец, добрались до верха, — что-то случилось здесь после ухода Бендо Дамута.

Сольге устало опустилась на землю, привалившись к стволу старой кривой липы:

— Ты же читал его дневник. Он такой зануда, что маги, должно быть, устав с ним общаться, сами подняли землю, чтобы перекрыть границу — не дай Сестры, вернётся.

Смех спугнул ворону, облезлую и старую, наверное, даже старше липы. Визгливо каркнув, птица шумно снялась с дерева и улетела на юг. Янкель, все ещё смеясь, проводил её взглядом, и смех его смолк:

— Смотрите, Сольге!

С вершины дорога не неслась прямо вниз, а, извиваясь, ползла по склону. И в самом её конце, там, где изгибы становились плавнее и реже, а после и вовсе дорога вытягивалась в струну, все так же лениво, как и у ворот Виникриса, трусила серая лошадь с тощим, похожим на замотанную в тряпку палку, всадником. А им навстречу вырастали мрачные стены Чьифа. И были совсем не такими внушительными и величественными, как на изображениях в книгах или, к примеру, гобеленах. Скорее, остатки этого самого величия, сохраняющие. Как раз такие, как их описал в своём дневнике Бендо Дамут.

***

И все же догнать Хирагрота не удалось. То ли серая лошадь оказалась стремительнее, то ли расстояние обманчивее. Только скрип ворот цитадели, наверняка открывающихся навстречу магу, Сольге слышала в сумерках, а сами они достигли стен Чьифа уже в расцвеченной лиловым светом темноте. Бендо Дамут снова не обманул: никаких чудовищ из легенд и сказок путникам не встретилось, однако вторая главная проблема автора дневника — упрямство магов — встала перед ними почти непреодолимой стеной.

Молоденький мажек, почти мальчишка, не поддавался ни на какие уговоры, не проникался жалостью к несчастным заблудившимся путникам, не верил в потерянное письмо с приглашением от дальнего родственника. И даже слезы напуганной страшными легендами девицы оставили его равнодушным. Только одно имя заставило упёртого мага распахнуть ворота.

— Проклятый Хирагрот, — пробормотал Янкель, пока Сольге разыгрывала перепуганную деву, — не мог ехать помедленнее.

— Так вы гости старшего мага Виникриса? — удивился мажек.

Янкель открыл было рот, чтобы возразить, но Сольге незаметно, но вполне ощутимо ткнула его локтем в бок: «Молчи!» Сама она только загадочно улыбнулась, мол, вы правы, но давайте не будем об этом обстоятельстве распространяться, а вслух сказала:

— Мы ехали за господином старшим магом.

Мажек исчез, а спустя минуту-другую ворота распахнулись, выпустив пятёрку дюжих парней в непонятного цвета мантиях, и те аккуратно, но очень настойчиво сопроводили гостей внутрь цитадели.

Внутри Чьиф оказался ещё более мрачным, чем снаружи. Бесконечные тёмные коридоры, едва освещённые редкими факелами, гулкий камень под ногами и мантии сопровождающих — рассмотреть что-то ещё не представлялось возможным.

— Что мы будем говорить? — едва слышно прошептал Янкель.

— Правду. Во всяком случае, про себя. Мы же не знаем, что известно Хирагроту, и что он успел рассказать… — Так же тихо ответила Сольге. — Про Сестёр молчи… Вообще лучше молчи и соглашайся со мной, ладно?

— Зачем вы сказали, что мы гости Хирагрота?

— Я не говорила, они сами так решили. Не бойся, выкрутимся…

Впрочем, сама Сольге не была в этом так уверена. Успокаивала Янкеля, а сама клялась, что если сегодня им повезёт, и они смогут вернуться домой, то больше никогда, ни при каких условиях она не покинет границ Октльхейна, а может даже и стен королевского замка. Никогда!

Зал, в который их привели, на первый взгляд от коридоров отличался только размерами. Та же полутьма, пляшущая в неверном свете факелов, то же эхо шагов, только приглушённое. Странный зал: ни мебели — одни только ступени вдоль стен и ещё, повыше, напротив входа, — ни окон. Впрочем…

Янкель легко коснулся рукава Сольге и указал головой куда-то наверх. Потолок был слишком низким для такого зала и… Гобелен? Гобелен на потолке? Или вместо потолка?

Но что это? В дальнем углу, между краем гобелена и стеной пробивался тоненький, едва заметный луч света. Так вот оно что! Окна в этом зале есть. Но маги отгородились от них огромным гобеленом. Это так они встречают свою покровительницу? Прячась в тёмной норе, готовые слепнуть и задыхаться в душных залах, лишь бы не встретиться с той, кто пусть сначала и отнимет силы, но вернёт гораздо больше и одарит сверх того.

«Неужели маги её боятся! Боятся Викейру!» — они переглянулись, и Сольге прочла в глазах Янкеля то же, что и он в её. Вот это да! Вот это открытие!

— Кто вы и как попали сюда? — раздался скрипучий голос с самой верхней ступени. Бендо Дамут писал в своём дневнике, что по прибытии его принял Совет старших — пятеро магов, обладающих наибольшей силой. Здесь же, по ощущениям Сольге, народу было куда больше: то и дело с разных сторон слышались покашливания, вздохи, шорох одежд. Она уже собиралась ответить, как вздрогнула — ей показалось, будто чьи-то руки легко обшарили складки её платья и плащ. Судя по тому, как дёрнулся Янкель, с ним произошло то же самое.

И вот тут Сольге разозлилась. Сборище трусов, не осмеливающихся взглянуть навстречу своей покровительнице, прячущееся от мира за высокими стенами, пугающее гостей, тайно их обыскивая… Да как они смеют? С этого момента дневник Бендо Дамута становился бесполезным: самого путешественника встретили куда более приветливо, во всяком случае, не в темноте и с открытыми лицами.

Если бы Янкель не видел своими глазами, с кем въезжал в Чьиф, решил бы, что на вопросы мага ответила Байвин. Он, конечно, не знал принцессу так хорошо, скорее, вообще не знал, но голос, красивый, как переливы хрустальной арфы, холодный, надменный и колючий, как её осколки, слышал.

Именно такой голос разорвал в клочья сумрак мрачного зала.

— Мы так и будем разговаривать в темноте? Маги Чьфа страшатся показать свои лица или боятся увидеть наши? А может в цитадели таковы законы гостеприимства?

Воцарилась тишина. Янкель замер, ожидая, если не молний, то гневной отповеди или даже выдворения. Спустя минуту факелы полыхнули все разом, растроились и разлетелись вдоль стен. Стало так светло, словно Рийин заглянула сюда своим Дневным глазом.

При ярком свете зал оказался больше и многолюднее, а сопровождающие — меньше ростом и не такие пугающими. Маги стаей бледно-голубых голубей расселись на ступенях, все курлыкали-переговаривались. У одних мантии были попроще, у других подороже. По углам сбились в стайки юные мажеки в белых мантиях — похоже, ученики, или как называются у них младшие? Ближе к высоким ступеням в конце зала сидели маги в расшитых серебром мантиях — старшие. Их было меньше, чем остальных, а разговоры реже и тише. И молча, величавыми монументами возвышались над всеми ещё пятеро. Их ярко-лазоревые мантии, без шитья и украшений, были обманчиво просты. Только знающий человек мог определить, что каждая из пяти стоила больше, чем все вместе взятые расшитые, нерасшитые и белые. Такую ткань мог позволить себе даже не каждый правитель. К примеру, такому ценителю прекрасного как Винни XLIII денег бы хватило разве что на дюжину носовых платочков.

Ещё цепкий взгляд Янкеля выхватил из толпы несколько магов в тёмно-синих, почти чёрных мантиях. Эти держались особняком и от всех разом, и друг от друга.