Развращение - Михаил Харитонов

Что-то затрещало наверху. Похоже, не вовремя расшалившийся змей сломал какую-то ветку. Недодуманная мысль рассыпалась, как сухое печенье, оставив в голове несколько колючих крошек.

Потом она стала фантазировать, как она будет убивать Стояновского. Он же большой, сильный мужчина. Застрелить его? Это было бы как-то слишком… благородно, что-ли. Можно, конечно, использовать штучки, которые привезли на Землю гады — электрошокеры, ядовитые лезвия, что там у них ещё? Изделиями гадов пользоваться не хотелось. Вообще, — впервые за всё время задумалась она, — как это будет происходить? Будет ли Гор сопротивляться? Кажется, нет: она видела записи подобных убийств, мужчина всегда был вялый и покорный… Бурлеска вспомнила, сколько садистских фильмов было снято в последние годы. Змеи не препятствуют этому, у них самих принято смотреть на подобные вещи, они считают это высоким искусством…

В голове всё путалось. Она ещё попыталась решить, куда она поедет, когда получит свою охранную грамоту. Может быть, в Америку? Сейчас там развелось особенно много маньяков, в другое время она бы на это не пошла, но почему бы и нет? Нью-Йорк, говорят, сейчас расцвёл…

Варлека сама не заметила, как задремала. Ей снилось, что она, связанная, лежит в стеклянном ящике. Ящик плыл по огненной реке. Его заворачивало на стремнинах, и она видела языки пламени, сквозь которые проступали лица людей и нагов. Лица наклонялись к ней и о чём-то спрашивали — и она отвечала, не слыша собственных слов. Она знала, что, когда она замолчит, ящик расколется и она умрёт. Это было так страшно, что она вспомнила латинскую молитву, которой научилась когда-то в детстве, и начала её читать, путаясь в словах. Тогда лица в пламени сгрудились вокруг неё, пламя поднялось выше, а ей стало жарче. Но она твёрдо решила, что спасёт их всех, и с новыми силами зашептала молитву. Латинские слова вываливались изо рта, оставляя боль в растрескавшихся губах.

Проснулась Варлека от того, что кто-то осторожно теребил складки платка. Она в испуге распахнула глаза — и увидела сквозь паранджу яблоко: маленькое, неправдоподобно румяное, малиновое. Яблоко раскачивалось перед самым лицом.

Бурлеска почти машинально протянула руку и взяла плод. Тут же в поле зрения появилась довольная физиономия нага.

— Фффух! — по-человечески вздохнул Рэв. — Такие упражнения уже не для меня. Но я не мог удержаться и добрался до самого верха… Представьте себе, это яблоня! Генетически изменённая, конечно. Зато я нашёл несколько яблок на верхних ветвях. Не желаете попробовать вот это?

Варлека с сомнением покрутила в руке карминового цвета плод.

— Модифицированное… Может быть, оно ядовито?

— Исключено, — змей зашевелился, устраиваясь на ветке поудобнее. На спину Варлеки посыпался древесный мусор. — Модицифированные растения безопасны для людей и нагов. Я сам съел одно такое яблоко — и, как видите, жив.

— «Не умрёте, но будете, как боги, знать добро и зло» — усмехнулась госпожа Бурлеска. — Ладно, попробую. Надеюсь, оно не червивое.

— Да, весьма символично, — оценил наг. — Женщина и змей под деревом, библейский сюжет. Не хватает только Бога… Кстати, кто-то идёт сюда. Судя по звуку шагов, человек пожилой… Наверное, это ваш друг, о котором вы говорил. Не буду его смущать своим присутствием. Сейчас он, скорее всего, не в том настроении, чтобы общаться с нагами, — проявил он недюжинную для змея проницательность. — Прощайте, Варлека. Было приятно познакомиться с вами. Жаль, что нам так и не удалось поговорить как следует. Когда всё кончится… и если у вас будет настроение… пожалуйста, навестите нашу Оффь. Ей будет приятно. Впрочем, это уж как знаете. Ещё раз прощайте. Я тут, с вашего позволения, ещё немного поползаю здесь. Как всё-таки хорошо жить!

Голова старого нага исчезла. Послышался шорох, треск и хруст маленьких веточек.

Варлека воровато оглянулась, потом быстрым движением обтёрла яблоко о балахон, просунула руку под платок и впилась в него зубами. Яблоко оказалось чуть кисловатым, но сочным.

В аллейке послышались шаги — тяжёлые, неторопливые, уверенные.

— Прошу вас, уважаемая госпожа, — профессор Рейке церемонным жестом распахнул перед ней высокую дверь резного бука. — Вы — единственная радость в нашем скорбном доме…

Варлека переступила порог и с облегчением услышала мягкий масляный лязг замков за спиной.

— Мучения моей несчастной супруги начнутся завтра, — вздохнул профессор, машинально поправляя воротничок. — Этот мерзавец Стояновский… Я просто не знаю, что думать… и как теперь жить дальше.

За прошедшие годы профессор не слишком изменился — всё такой же высокий, тощий, аккуратно одетый. Он отпустил усы, которые ему шли. Углубились морщины около носа и в бородке цвета старого железа завелись сивые пряди. Пожалуй, он был красив — той поздней красотой отстоявшейся породы, проявляющейся именно под старость. И он не казался сломленным. Госпожа Бурлеска поймала себя на мысли, что в других обстоятельствах она могла бы отнестись к Альфонсу Рейке благосклоннее, чем в молодости… Но, конечно, не сейчас. Сейчас об этом думать нельзя.

— По закону Гор не имеет права делать… совсем ужасные вещи, — сказала Варлека, осторожно снимая с себя платок. Кондиционированный воздух был холодным и сладким. — При совершении обряда присутствуют наблюдатели. Наг и человек.

— Ну да. Они не дадут её убить. Или отрезать руку. Но всё, что лечит современная медицина, он имеет право делать. А лечат сейчас многое… почти всё. И, конечно, он будет мучить мою несчастную Герду. Причинять боль. Много, очень много боли. А потом нам придётся растить ребёнка этого ублюдка. Я до сих пор не могу поверить…

Варлека опустила глаза — и увидела на ноги профессора. Оказывается, он успел переобуться: теперь на нём были разношенные кожаные туфли. Из-под коротковатых штанин виднелись толстые серые носки — типично стариковские, для тепла. Мимолётная женская симпатия, которую она только что испытала, испарилась без следа, оставив только лёгкое чувство неловкости.

«Ничего не было», — напомнила себе госпожа Бурлеска, а вслух сказала:

— Насколько я помню, Гор был обеспеченным человеком. Вашей супруге полагается наследство… Кстати, как, вы говорите, её зовут?

Профессор не ответил, только поморщился.

— Можно, я умоюсь? — попросила Варлека. — На улице ужасная жара.

— Конечно, конечно, — заторопился профессор Рейке, — вон там ванная комната, — он махнул вяло рукой куда-то налево. — И переоденьтесь. Эти ужасные покрывала… не могу на них смотреть.

В ванной комнате женщина с наслаждением стянула с себя потный балахон. Приняла ванну, потом надела привезённый с собой лёгкий халат.

Она смазывала кремом лицо, когда дверь в ванную комнату распахнулась, и профессор Рейке неожиданно сильно и больно схватил её за руку и заломал так, что она задохнулась от боли.

— Я объявляю эту женщину своей жертвой, — заявил профессор, глядя в зеркало, — и готов совокупиться с ней по обряду нагов.

С той стороны стекла что-то вспыхнуло и зажужжало — видимо, автоматическая камера.

Рейке отпустил руку.

— Сейчас я вызову полицию и наблюдателей, — деловито сообщил он. — Сопротивляться и убегать не советую. Во-первых, тебя найдут. Во-вторых, ты меня разозлишь, а это не в твоих интересах.

— Но как же… ведь ваша жена… — пролепетала Варлека, чувствуя, что её ноги немеют.

— Ещё не поняла, сучка? — госпожа Бурлеска спиной почувствовала, что профессор ухмыляется. — У меня нет никакой жены. И никогда не было. Просто мне нужно было заманить тебя сюда, а ты попалась. Я объявил тебя своей жертвой, твоё лицо было отчётливо видно, запись уже переправлена в полицию.

Варлека нашла в себе силы повернуться лицом к своему мучителю — и ощутила что-то вроде удара по глазам: на неё был направлен прямой взгляд, полный ненависти, похоти и жестокого злорадства.

— За что? — эти слова она еле выжала из себя.

Рейке оскалился, показав белые фарфоровые зубы.

— Я ненавидел тебя всю жизнь, гадючка, — сказал он почти ласково. — Я хотел, а ты не дала. Помнишь? Ты была маленькой наглой сучкой с упругими дойками. Я хотел тебя, как никого в жизни. Но ты предпочла меня этому мудаку Водичке. Хер у него гранёный был, что-ли? Ну, это мы ещё узнаем. Ты мне всё-всё расскажешь, все свои маленькие женские секреты. Когда я займусь твоим розовым мяском, мы славно, очень славно поболтаем. Я изучал технику пыток. Я знаю всякие смешные штучки, тебе понравится…

Женщина почувствовала, что её ноги немеют — и рухнула на влажный кафель пола.

Очнулась она от пинка под рёбра.

Варлека открыла глаза и увидела перед собой на полу розовую бумажку с казённой печатью.

— Ознакомься, лапочка, — раздался сверху насмешливый голос Рейке. — Это из полицейского управления. Наша славная полиция быстро работает. Я отослал им запись — как я объявляю тебя своей жертвой. Твоё лицо опознано, твоё нахождение в моём доме подтверждено, факт успешного насилия с моей стороны зарегистрирован. Теперь ты моя на три недели. И я уж постараюсь, чтобы они тебе запомнились на всю жизнь. А теперь, девочка, мы поедем в другое место. Там у нас всё оборудовано…