Развращение - Михаил Харитонов

Варлека, не обращая внимания на инспектора, достала из пачки тонкую длинную сигарету.

— Здесь нельзя курить, — повторил мужчина.

— Почему? — поинтересовалась госпожа Бурлеска и щёлкнула зажигалкой. — Вы уверены? От кого исходит запрещение, кстати?

— М-м-м… Я ни разу не видел, чтобы здесь курили, — пробурчал её собеседник.

— Значит, можно, — констатировала женщина и с наслаждением затянулась. — Да вы продолжайте, — разрешила она. — Итак, моя подруга собиралась меня отравить. Очень интересно.

— Яблоком, — полицейский улыбнулся. — Именно яблоком. Она в дневнике про это написала. Но вам повезло — а ей не очень. Ваша Августа сварганила какую-то адскую смесь психоактивных препаратов, галлюциногенов, ещё какого-то дерьма… простите, я в этом совсем не разбираюсь. Колба со смесью лопнула. Надо думать, от неудачного нагрева. Она работала в прорезиненном балахоне, маске и перчатках — на это у неё всё-таки шариков хватало. Но колба хреново лопнула, в самый тот момент, когда эта баба её с огня снимала. Стекло разлетелось, порвало перчатки, ну и полетело на кожу и порезало ей руки. А вещества попали в кровь… Дальше сами понимаете что было. У неё в голове всё заглючило, она вообще перестала соображать, чего и как. У неё хватило сил отползти от стола. Только вот фигня какая — она поползла в угол, а там стоял нагреватель. Тут она совсем отрубилась. И несколько дней лежала под этой штукой, медленно поджариваясь. Прикиньте, каково ей было. У неё в голове, небось, такой бульон сварился…

— Ужасно, — сказала Варлека, стряхивая на пол пепел. Инспектор с неодобрением посмотрел на неё, но промолчал.

Толстый эксперт повернулся, обвислая щека колыхнулась.

— Вот ещё что. Когда мы её доставили сюда, она несколько раз приходила в сознание. И ещё чаще бредила. Так вот, она называла себя вашим именем. Похоже, она воображала себя Варлекой Бурлеской. То есть она считала, что она — это вы. Понимаете? Она пыталась рассказать, что её хотела убить Августа Торанс вместе с профессором Рейке. Иногда, впрочем, Августа у неё становилась жертвой — то ли пришельцев, то ли маньяков… Наши психологи говорят, что такое отождествление означало её подсознательное желание убить себя.

— Наверное, — пожала плечами женщина. — Значит, она получила то, чего хотела. Я не пойму другого — зачем вы рассказываете это мне, да ещё и здесь? Неужели нельзя было найти более подходящего места?

— Ну и ладно. Извините, мне пора, — эксперт и направился к выходу. Варлека устремилась за ним.

— Подождите-подождите, — вмешался полицейский, — тут вот что… Строго говоря, мы не должны вам об этом говорить, но вы и без меня скоро всё узнаете. Августа Торанс завещание оставила. Нотариально заверенное. Когда она ещё была ещё в здравом уме. Короче, вы являетесь её единственной наследницей. Она жила скромно, так что на счетах осталась кругленькая сумма. А также дом. Что скажете?

— Это моё дело, а не ваше, — заметила Варлека, останавливаясь. — Но я подумаю, принимать это наследство или нет. Посоветуюсь с мужем, конечно. В конце концов, это его дом.

— Деньги — лучшие друзья девушки, так? — не удержался полицейский.

Дверь захлопнулась. Гулкое эхо прокатилось под сводами морга.

— Вы пытаетесь оказать на меня психологическое давление? — госпожа Бурлеска посмотрела на полицейского с брезгливым любопытством, как на вуайериста в общественном парке. — Я — жертва грязной истории, о которой мне хотелось бы как можно скорее забыть. Как именно я распоряжусь принадлежащими мне средствами — не ваша забота. А теперь я хотела бы покинуть это помещение, господин э-э-э… как вас там зовут?

— Стояновский. Гор Стояновский, — полицейский неприятно улыбнулся. — Кстати, я бы на вашем месте не стал бы торопиться. Теперь, когда нет посторонних…

Варлека широко открыла глаза, одновременно кладя руку на сумочку.

— Ну так давай, — усмехнулся полицейский. — Я знаю, что у тебя там пестик. А у меня ничегошеньки с собой нет. Давай, сучка, спасай свою шкурку.

Госпожа Бурлеска натренированным движением выхватила маленький дамский пистолетик, и, не сводя кургузого дула с полицейского, стала отступать к двери.

— Ай-яй-яй, — полицейский откровенно наслаждался ситуацией. — На меня наставлена пушка. Рэв, дружище, покажись даме…

Ног Варлеки коснулось что-то холодное и скользкое. Она невольно посмотрела вниз и закричала — пронзительно и страшно, как кричат насмерть перепуганные женщины.

Возле бёдер Варлеки поднялась треугольная голова с холодными немигающими глазами.

— Сделай любезность, мон шер ами, кусни её за самый низ, — попросил Гор. — И ядку не пожалей.

Последнее, что она успела услышать по эту сторону жизни — сухой электрический треск: острые белые зубы рвали её колготки.

Рэв и Стояновский молча смотрели на скрюченное тело Варлеки Бурлески. Тонкая рука с накладными ногтями последний раз проскребла по грязному линолеуму и замерла.

— Всё, — наконец, сказал наг.

— Неприятная смерть, — констатировал Стояновский. — Я, наверное, предпочёл бы пистолет. Может быть, я им и воспользуюсь. Если ты, конечно, не передумаешь, — с кривой усмешкой добавил он.

— Зачем нужно было убивать эту женщину? — поинтересовался наг. — Насколько я понимаю, она готова была поверить в твою версию.

— Сука, — коротко ответил Гор.

— В таком случае, зачем ты так долго с ней разговаривал?

— Ну… Я, в общем-то, сначала думал её отпустить живой. Августа, дура набитая, и впрямь считала эту стервозу себе подружкой. И завещала ей своё барахлишко. Я думал озвучить нашу официальную версию событий и отпустить бабёнку. Дом и деньги Августы замазали бы ей ротик навсегда. Но когда эта слизь даже не потрудилась сделать вид, что ей немножечко неловко!

— Ты ей сказал, что Августа собиралась убить её, — сказал наг.

— Я сказал, что она свихнулась после того, как у неё увели мужа.

— Это неправда, — заметил наг. — Неадекватные реакции Августы Торанс были связаны с первой стадией заражения шссунхским червём, когда заражённый ещё находится в сознании, но уже не может бороться с видениями…

— И эта дрянь даже не попыталась ей помочь.

— Насколько я знаю земные законы, за это не полагается смертной казни, — заметил наг.

— Не полагается. Это просто подлость. Но мне всё равно. Ты хорошо её цапнул. Мне было приятно.

— Я раскаиваюсь, — серьёзно заявил наг. — Я совершил недостойное деяние, пойдя на поводу у твоих извращённых желаний.

— Раскаивайся сколько хочешь, мне-то что… Кстати, ты говорил, что убивать у вас считается извращением? Ты не слишком мучаешься?

— Я? Нет. Убийство нага нагом отвратительно. Но охотиться на существ другого вида можно. Особенно на теплокровных.

— Вот, значит, как… И всё-таки. Может быть, ты ещё подумаешь немного? Наши расы, в общем-то, совместимы. То, что видела Августа в нашем общем будущем — это, конечно, не очень гламурно… но к этому тоже можно привыкнуть. К тому же можно заранее принять меры. Не соглашаться распространять шшунхские законы на людей так прямо. Можно ведь что-то придумать.

— Нельзя, — печально сказал наг. — Если она видела это, значит, так оно и будет.

— Н-да… Что это всё-таки такое — шшунхский червь? — Гор напряжённо рассматривал тело Варлеки. — Как он вообще действует?

— Я же тебе говорил: мы не знаем, — наг вытянулся на полу длинной сверкающей полосой. — Это очень древний симбионт. Он живёт в наших телах. Известно, что вещества, выделяемые червём, стимулируют клетки коры головного мозга, повышают интеллектуальные способности, и так далее. Наши достижения, которыми ты так восхищаешься, связаны именно с этим…

— Знаю, знаю, не парь мне мозги. Откуда эта мистическая фигня про будущее?

— Очень редко, — наг уложил своё тело широким полукольцом, — с червями что-то происходит и они начинают пожирать тело носителя. Однако больные ткани начинают выделять что-то такое, что позволяет видеть будущее. Мы не знаем, что это. Но это работает.

— Кстати, а если у людей всё не так? Может быть, это самые обычные глюки, без всякого ясновидения?

— Нет, ошибки быть не может. Августа видела наиболее вероятное будущее. Которое наступит через девять лет. Судя по ясности и отчётливости её видений, в случае нашего открытого появления на Земле оно почти неизбежно.

— Чёрт, дьявол! Ты так и не объяснил мне, почему вы уходите. Неужели из-за этой идиотской фигни с законодательством и садистами? В конце концов, от этого пострадают только люди, а не вы.

— Нет, я не про то. Я увидел у вашей расы скрытый порок, который представляется мне неисправимым.

— Ты про садо-мазо? Таких, как я, немного, и они ни на что не влияют. Ну, будет их больше. И что?

— Это всего лишь частный случай. Просто случилось так, что древний шссунхский обычай наложился на извращённую человеческую похоть. Я про общий принцип. У вас есть талант приспосабливать всё что угодно для удовлетворения низких желаний. Вы можете научить использовать для этого даже нас, нагов. Например, в нас есть остатки охотничьего инстинкта. Нам нравится сжимать в объятиях что-то тёплое. Помните, чем это кончится — там, в будущем? Этим, как его… почёсыванием… посасыванием… А что будет дальше? Вы найдете способ нас развратить. Мы этого не хотим. Всё.